Все, что необходимо, это любовь

Pov Эрик       Несмотря на лихорадку, я хорошо помнил, как оказался на лестнице и что я услышал. Кристин разговаривала с Мишелем, ему она рассказывала то, что не решалась сказать мне. Думаю, если бы наши с Кристин отношения были более обычными и у нас находились бы причины для ссор, Мишель был бы неизменным посредником в примирениях. Кристин сказала, что пытается доказать мне свою любовь. Но… разве она не доказала ее? Удивление мое было настолько сильно, что я раскрыл свое присутствие, и откровенный разговор с Мишелем был прерван.       А потом настала пора забвения. Я крутился в круговороте событий — прошлых и возможных, звал Кристин, и она всегда оказывалась рядом, засыпал и просыпался, не понимая, где сон, а где — явь… Это было так мучительно. Я никогда не болел — природа, лишив меня сколько-нибудь привлекательной внешности, даровала мне прекрасное здоровье, не равноценный обмен, скорее, издевка, чтобы ни одна смертельная зараза не освободила меня от моего проклятия, чтобы я сполна испытал все, что мне отпущено. Я приходил в себя, когда меня будила Кристин, чтобы дать мне лекарство, которое вызывало сонливость, и я снова погружался в это мелькание красок и картин…       Полностью пришел в себя я только утром. Кони-Айленд был еще тих и спокоен — здесь так рано никто не просыпался, кроме некоторых слуг — слишком много развлечений. Я провел рукой по кровати рядом, но Кристин там не обнаружил, простыни были холодны, из чего следовал вывод, что ее уже давно нет рядом. Где же она?       Вдруг я осознал, что вторая моя рука находится меж ее тонких пальчиков. Кристин никуда не уходила, она провела всю ночь в кресле рядом, держа меня за руку, и уснув, наверняка, только под утро. Сколько трудностей я ей доставил, сколько неудобств и проблем. Но она сказала, что ей нравится это, что ей совсем не трудно. От этой мысли сердце переполнилось нежностью и трепетной любовью. Кристин, мой светлый ангел. Я коснулся ее волос, убирая их с ее лица. Кристин, чуть вздрогнув, приоткрыла глаза и взглянула на меня: -Прости, я уснула, — забеспокоилась она, — ты хочешь пить? -Все в порядке. Ты не спала всю ночь? Ложись рядом, — она хотела возразить мне, — если бы не моя слабость из-за раны и этой мерзкой лихорадки, я бы и слушать не стал твоих возражений. -И что бы ты сделал? — улыбнулась Кристин, все же ложась рядом. -Поднял бы на руки и опустил на твое законное место рядом со мной. -Жаль, что это пока невыполнимо, — лукаво заметила Кристин, — Но ничего, я запомню этот способ заставить тебя носить меня на руках. -Давно я не видел такой твоей улыбки, — открытой и по-настоящему счастливой, игривой и чарующей, играющей не только на губах, но и плещущейся в глазах. Я коснулся ее щеки кончиками пальцев. Мне иногда все еще становилось страшно, что ей мое прикосновение может быть неприятно, хотя, казалось бы, этот страх давно должен пройти. -Я просто рада, что тебе стало лучше, — Кристин пододвинулась ближе и, обняв меня, скоро задремала. Я тоже уснул, успокоенный ее близостью, объятием и спокойным дыханием. Pov Густав       Едва проснувшись, я побежал в комнату родителей. Вечером мама сказала, чтобы мы пораньше ушли спать и приходили утром, потому что папе нужен был покой. Я хотел остаться, но Мишель, более взрослый, понимающий и послушный, увел меня в комнату и читал сказку вместо мамы. Без родителей комната в этот час выглядела пустой. Мама всегда сидела в кресле с книгой на коленях, папа же либо стоял за спинкой маминого кресла, через ее плечо заглядывая в книгу, либо сидел в другом кресле, в углу, так что его почти скрывала тень, виден был лишь силуэт — дома папа почти никогда не носил маску, а потому старался оставаться в тени, либо поворачивать голову так, чтобы не было видно правой части лица.       Приоткрыв чуть-чуть дверь, я заметил, что мама и папа спят, поэтому плотно прикрыл дверь и спустился вниз. Никогда прежде у нас не было такого сложного сезона, никогда над нашим домом так не сгущались тучи… Мы жили спокойно и тихо, занимаясь своим делом, никому стараясь не переходить дорогу и не привлекать ненужное внимание. Но с того памятного вечера, когда папа буквально вытащил меня из-под копыт лошадей, чуть не затоптавших меня, все изменилось. Связано ли все это?       В гостиной я устроился за папиным роялем. Он был еще большой для меня, поэтому приходилось класть на скамеечку подушку, либо стоять на ней на коленях. Папа часто садил меня на колени, а я смотрел, как он играл без нотных листов перед глазами и без малейшей запинки. Мог играть часами, переводя одну мелодию в другую. Я старался ему подыгрывать, но у меня пока не получалось так хорошо, как у него, хотя у меня постоянно в голове крутились мелодии, которые я пытался сыграть, перебирая клавишу за клавишей, прислушиваясь к звучанию каждой ноты. Иногда мне нравилось просто сидеть и нажимать на клавиши по порядку. Но не сейчас. Сейчас я словно наяву слышал прекрасную мелодию, грустную, но полную светлой надежды, надежды, что дождь закончится, слезы высохнут, небо очистится и засияет луна, еще более яркая, чем прежде, в окружении невесомых звезд. Мне не нужно было записывать, я запоминал ноты, один раз сыграв. Впервые у меня получалось что-то столь прекрасное, из-под моих пальцев рождалась мелодия, которой я поручил рассказать о моих чувствах и ощущениях. Да, я ребенок и многого не понимаю, но мне передаются чувства моих родителей и брата, становятся моими. Опасение, страх, настороженность, беспокойство… И сейчас единственным, и самым главным, желанием было выздоровление папы. Он всегда был самым сильным, храбрым, упорным, способным ради нас сдвинуть горы. Странно было видеть его лихорадке, больным и ослабевшим. Но все будет хорошо, я в это верил. Pov Мишель       Я встал довольно рано. Заглянув в комнату родителей, обнаружил, что папа безмятежно спит, мама, уронив голову на скрещенные руки, тоже спала, видимо, просидев всю ночь без сна. Густав тоже спал, поэтому я счел возможным отправиться в «Фантазму». Надежда была слабая, но вдруг я смогу подслушать дальнейшие планы Рауля и Мэг. Нападение принесло свои плоды, правда, не те, что ожидали злоумышленники. Мама в безопасности под охраной слуг и двух телохранителей, которым Росс поручил позаботиться о безопасности нашей семьи. Они ходят неподалеку от дома, внимательно следя за каждым.       Мне повезло — когда я подходил к театру, Мэг как раз выходила из него. Мы наигранно-дружелюбно поздоровались, осведомились о делах друг друга, сказали пару слов о погоде. Мэг ни словом, ни жестом не показала, что ей известно о «несчастье», случившемся с папой. Поэтому я, скорчив скорбную мину и, надеясь на задатки актерского таланта, произнес: -Папе плохо. Кто-то напал на него с ножом. Сильно ранили, теперь у него лихорадка, — я надеялся, что мое пристальное внимание к ее лицу она не заметит. -Это весьма прискорбно, — она заволновалась. Подозревает ли она, что мне все известно? Нет, не должна, — Его хотели убить? -Вероятно, — я печально кивнул. -Как это перенесла ваша мама? — мягко произнесла Мэг, как будто уже готовилась заменить нам с Густавом маму, стать мачехой. А мачехи во всех сказках — злые ведьмы! -Тяжело, но она держится. Сейчас с папой, не отходит от него ни на шаг. На ее лице появились красные пятнышки сдерживаемой ярости. Я улыбнулся про себя — сейчас она постарается найти Рауля, чтобы устроить ему скандал, а я пойду следом и постараюсь выяснить как можно больше.       Я изобразил поклон и притворился, что иду в театр, а сам спрятался за углом. Тут меня встретил доктор Гангл, который, казалось, тоже следил за Мэг. -О, маленький мастер, — его обращение граничило с фривольностью, но так было всегда и никого не задевало, — от поклонниц прячетесь? — он отодвинул меня в сторону, выглядывая из-за угла. Мэг медленно шла по улице, но в ее движениях была заметна нервность, — Уверен, она с трудом сохраняет подобие спокойствия. Наверняка хочет бежать искать этого, который ее обманул. -Думаю, нам стоит узнать, что именно она ему скажет, — я усмехнулся, выходя из-за угла. -Полностью с тобой согласен, маленький мастер.