Все, что необходимо, это любовь

Pov Кристин       Уже подходя к дому, я почувствовала неладное — слишком темно и тихо. Наш дом никогда таким не был, сверкая прямоугольниками окон и услаждая слух трелями соловьев в нашем саду. Дверь была приоткрыта — предчувствие беды сжало мое сердце ледяными тисками. Дверь, которой так гордился Эрик, дверь, которая должна была оградить мня от всего, не могла защитить своего хозяина.       Я прокралась по темной прихожей, стараясь не издать ни единого звука и, что более важно, ни единого не упустить. Из-под двери гостиной пробивался яркий свет. Может, мне все только кажется из-за странного сна, в котором мне явилась мать. Может, я все выдумала, сыновья уже спят в своих кроватях, а Эрик просто уснул за роялем, как иногда бывало, когда он забывал о времени и о том, что он тоже нуждается в отдыхе.       Светлая гостиная после темного коридора заставила зажмуриться. Я ничего не видела, но голос, голос, который я так боялась услышать в этих стенах, подсказал мне, что лучше уж мне ничего не видеть: -О, все в сборе. Наконец-то! А я уже начал переживать, что милый соловей пропустит все веселье, но ты здесь, Кристин, а, значит, в ожидании больше смысла.       Густав сидел в углу комнаты, напуганный, но невредимый, его загораживал Мишель, зажимающий длинную резаную рану на руке, уже еле стоящий на ногах. Комната была в полнейшем беспорядке, мебель опрокинута, некоторая раздроблена в щепки, пол кое-где покрывали осколки ваз и фарфоровых фигурок. И посреди этого хаоса стоял Рауль, держащий меч у шеи обезоруженного и ослабшего Эрика, руки которого были в крови, на боку была рана; прижимая его к стене, лишив возможности отступления. Этот клинок… это же из моей трости, что подарил мне Эрик. Да, в изящности идеи ему не откажешь — что может быть драматичнее, чем смерть от клинка возлюбленной… Мне снилось это, снилось подобное еще давно, в Париже, но видеть это наяву было намного ужаснее и страшнее. Особенно теперь, когда Рауль растерял остатки присущего воспитанному человеку самообладания и хоть какой-то рассудительности, ведь теперь его никакими уговорами и обещаниями не заставишь отступить от намеченного плана. -Рауль, прошу, опусти меч, — заговорила я медленно, словно с умалишенным, каким, в общем, Рауль и являлся. Но в ответ он лишь рассмеялся: -О, Кристин. Такая наивная… Как же ты выживала здесь? -Чего ты хочешь? -Кристин, — предупреждающе заговорил Эрик, в ответ на что Рауль сильнее вжал холодное острие в его шею, от чего на коже его выступили алые капли крови. Я в сделала лишь шаг вперед, поднимая руку, понимая, что никак не смогу остановить Рауля. -Эрик, пожалуйста, — прошептала я, срывающимся голосом, надеясь, что сейчас он поймет меня и послушается, — Чего ты хочешь, Рауль? — всем своим видом я пыталась показать, что не боюсь его, показать, как презираю его за такие низкие приемы. -А на что готова ты, соловей, чтобы спасти их? — Рауль широким жестом обвел комнату, показывая, что если придется, он готов использовать и детей. -На все. -Мама! — взмолились Густав и Мишель, -Кристин, — позвал тихо Эрик, а я закрыла глаза, чтобы не видеть их лиц, чувствуя, как по щекам текут слезы. Мои милые, родные, простите меня, но по-другому нельзя. Как же я хотела быть с вами всю свою жизнь, но рок навис надо мной, над Эриком. Почему для нас невозможно счастье? Почему при любом раскладе итог нашей истории один и тот же? -Что ж, ты должна понимать, зачем я приехал сюда, — заговорил Рауль, совсем не тронутый ни мольбами детей, ни моими слезами, ни, тем более, безмолвными просьбами Эрика, — Знаешь ли ты сколько презрения и насмешек вылило на меня высшее общество, элита Парижа, хорошо знающая нас троих, и нашу историю, когда ты сбежала с этим уродом, — произнес он презрительно. -Ты можешь оскорблять меня сколько угодно, если посмеешь, но его не смей. Не нужно порочить других, когда сам ты намного хуже. -Да, как же я мог забыть о манерах, — театрально вздохнул Рауль, усмехаясь, словно дьявол, — Что ж, когда ты сбежала с этим Эриком, — исправился он, но на его лице было все то же отвращение, — Но теперь ты вернешься со мной, станешь, как и планировалось, моей женой, родишь мне наследника и будешь тихой и послушной, какой и должна быть хорошая жена. -Она моя жена, ты, ничтожество, — Эрик сделал шаг вперед, превозмогая боль, желая лишь убить Рауля. Я подбежала к нему, останавливая от опрометчивого поступка, удерживая за плечи. -Ваш брак — пустышка. Его не признает закон. И официально Кристин свободна и прожила с тобой все эти годы как… любовница. И ваш сын, Густав — незаконнорожденный, — Рауль забавлялся, издеваясь над нами. -Наше венчание было в церкви. Наш брак освящен Богом, — у меня едва хватало сил, чтобы держать Эрика, и так потерявшего много крови. -Тебе ли говорить о Боге, Дитя Дьявола, — то было слишком жестоко — напоминать Эрику о том, как его именовали бродячие циркачи, посадившие его к клетку, на потеху людям приземленным и возвышенным, низшим сословиям и элите. -Хватит, — выкрикнула я, не в силах терпеть это более, — отпусти их, и я сделаю все, что ты желаешь. -Вот это другой разговор. Иногда ты бываешь благоразумна, Кристин, — произнес Рауль с видом победителя, делая короткий шаг назад, все еще оставаясь настороже, но не обращая внимания на истерику Густава, понимающего, что я хочу сделать, на мольбы Мишеля, на зов Эрика, уговаривающего меня посмотреть на него, — Идем. -Дай мне попрощаться с ними, — казалось, он откажет мне в этом, но после некоторых раздумий, согласился -Только без глупостей, — предупредил он и отошел. Эрик тут же без сил сполз по стене, оставляя на ней кровавый след. Я опустилась рядом, чувствуя, будто в сердце воткнули шип и с садистским удовольствием ворочают его там, крутят, вынимают и проталкивают все дальше. Ледяной шип скорой разлуки с самым дорогим в моей жизни, с единственным, ради чего стоило жить.       Дети подбежали к нам, оглядываясь настороженно на Рауля, прижались ко мне, тихо шепча, чтобы я не уезжала, не оставляла их одних, Густав обещал стать самым послушным ребенком на земле, есть все, что ему дают, никуда не убегать без разрешения, не есть так много сладостей… Как он еще мал, как много не понимает, как много ему предстоит узнать и понять, жаль, что меня не будет рядом, чтобы помочь и поддержать, если ему предстоит оступиться. -Мамочка, не уезжай с ним! Он плохой человек, — шептал Густав, уткнувшись лицом в мое плечо, сжимая мою руку крепко-крепко. -Мама, не надо, — бормотал Мишель, словно заклинание, — Он — злодей!       Ах, Мишель, все эти годы ты был мне дорог, как сын, я люблю тебя и всегда буду вспоминать тебя, как сына. -Кристин, что ты делаешь? — слабый голос Эрика был, тем не менее, тверд и решителен. И этот голос, как всегда, старался сделать меня покорной, но сейчас я буду сильнее, единственный раз отвернусь от зеркала, из-за которого доносится великолепный голос Ангела. Только один раз вырву сердце из груди, оставляя его здесь, — Ты понимаешь, на что соглашаешься? Я не достоин этого. -Ты достоин намного большего, — я касалась его щеки, вспоминая каждый момент вместе, с трудом веря в то, что все это закончится сейчас. И из-за кого? — Это моя ошибка. А все ошибки приходится исправлять тем, кто их совершил. Прости, Эрик, за все. -Не прощайся со мной, Кристин, — как много я отдала бы, чтобы не слышать их голосов и не видеть слез. И самой не плакать. Стать бесчувственной на минуту, лишь на миг, чтобы сделать все правильно — уйти и спасти их. Боже, убери этот шип из моего сердца, заморозь его, а потом позволь мне умереть где-нибудь в море, чтобы никто не знал, что случилось с глупой оперной певичкой Кристиной Даэ, Кристин Дестлер, с девушкой, что поверила, будто ей под силу обмануть судьбу. -Живи, Эрик. -Я не смогу без тебя! Мне легче умереть, чем знать, что тебя рядом нет, знать, что ты несчастлива. -А мне лучше умереть, чем знать, что тебя нет. Что никто не позовет меня из зеркала в волшебный мир, — я постаралась улыбнуться, но получилось жалко. Проклинаю тебя, Бог, проклинаю тебя, Судьба. Проклинаю всех тех, кто разлучает нас, и если есть на свете справедливость, то после смерти я стану призраком, настоящим призраком, который отомстит всем, кто терзал Призрака Оперы. Нет, Эрика Дестлера. Я расскажу нашей дочери (надеюсь, это будет девочка) о том, кто ее настоящий отец, расскажу о ее братьях, о том, где они, о том, что вынудило меня покинуть их. И пусть она не сразу поймет и поверит, но однажды приедет сюда, найдет своего отца, своих братьев, поймет, что я говорила правду. И Эрик ее узнает, хотя никогда не видел, — я буду ждать тебя во снах, в которых ты будешь приходить ко мне. Живи и позаботься о Мишеле и Густаве. -Кристин…       Я не дала ему договорить, целуя его, чувствуя на своих губах соленый привкус своих слез, этот вкус стал таким привычным в последнее время. Вдруг Эрик резко потянул меня на себя, заставляя упасть к нему на колени, вторая его рука резко взлетела вперед, в свете огоньков свечей блеснула сталь ножа, которая угодила в плечо Рауля. О, этот крик боли и злости… он долго еще звучал у меня в ушах. Рауль выронил клинок, который глухо звякнул о пол, покрытый ковром. Я удивленно посмотрела на Эрика, теряясь в догадках о том, где он взял этот нож, и увидела в стене позади него, у самого пола, маленькую нишу, закрытую неприметной дверцей, которая сейчас была приоткрыта. Да, этот дом действительно полон секретов, и все они известны одному лишь Эрику, удивительно предусмотрительному. Когда-то мне это казалось чрезмерной заботой и вовсе не нужной осторожностью, но сейчас я была этому рада.       Я помогла Эрику подняться на ноги, поддерживая его — надо скорее обработать раны, у него и у Мишеля. Но тут Рауль, который, казалось, обезврежен, достал второй рукой пистолет. И хоть рука его тряслась, но я удивлялась его выдержке и стремлению к поставленной цели. -Всегда нужно иметь запасной план, не так ли, фрик?       Время словно замедлилось. Теперь Рауль не станет останавливаться и убьет нас всех. И какая надежда на спасение сейчас? Но я приму это, если вместе с Эриком, и если Мишеля и Густава не тронут. Я приготовилась услышать выстрел — все же судьба не может допустить, чтобы мы с Эриком жили долго и счастливо, хороший конец бывает лишь в сказках.       В холле послышались громкие шаги и через секунду в библиотеку вошел отряд полисменов под предводительством серьезного Росса. Опять он нас спасает! Не может быть! Откуда он узнал? Это провидение? Божья воля? Судьба? Или все же сказка? Fashionback       У больницы остановился экипаж, которым управлял худой человечек, которого, казалось, мог сдуть первый же порыв ветра. Его берет был лихо сдвинут на бок, пиджачок был расстегнут и висел на нем, словно на вешалке. Лошади, запряженные в экипаж, спокойно переступали с ноги на ногу, не спеша продолжить путь -Миссис Дестлер? — удивленно спросил он, вглядываясь в мое лицо, — опасно молодой леди разгуливать по городу в такое время в одиночестве. Вам нужна помощь?       Я вспомнила его — он был знакомым нашего кучера, иногда я заставала его в нашей людской, всегда вежливо приветствуя его. -Я была бы Вам очень признательна. Мне нужно домой как можно быстрее, — я покачнулась, но мужчина быстро отреагировал, спрыгивая на землю и поддерживая меня -Конечно, миссис, — он открыл дверцу экипажа, помогая мне забраться внутрь, после чего вскочил на козлы с удивительной легкостью и погнал коней по пустой части города.        Едва экипаж остановился, я выскочила наружу, не дожидаясь помощи, и вежливо обратилась с необычной просьбой к извозчику: -Не могли бы вы отправиться к мэру и передать ему, что мне и моему мужу нужна его помощь. Скажите, что это Рауль, — это имя ничего не могло сказать простому мужчине, выросшему на Кони-Айленд, кроме того нашей семье это знание никаких бед не принесет, даже если этот мужчина всем расскажет, — Попросите, чтобы он поторопился.       Мужчина кивнул, и тут же погнал лошадей в сторону дома Росса, а я, глубоко вздохнув, постояла, успокаивая нервы. Нужно лишь время, он должен успеть, а мне нужно лишь потянуть время. Я кивнула самой себе, замечая распахнутую дверь и полный беспорядок за ней.       Но Росс может не успеть, поэтому я должна попытаться все сделать сама.       Что ж, сыграть я могу… Pov Росс       Меня. Разбудили. Посреди. Ночи! Какого черта? Кому не спится в такой час? Точнее, кому мог понадобиться мэр в такое время? -Что он хочет?       Звонок в дверь, а после бешеный стук разбудил весь дом. Дворецкий, конечно, поспешил открыть, после чего поднялся к нам в спальню, разбудив меня. Какое дело могло оправдать то, что меня подняли ночью с постели, заставив оставить маняще теплую Жаннетт, которая не проснулась, утомленная заботами о Франциске. -Он говорит, что только что довез до дома миссис Дестлер, — передал мне дворецкий слова посетителя. -Кристин? Но она же в больнице! — воскликнул я, совсем перестав понимать эту семейку. Что же им спокойно не сидится? Никогда прежде не замечал за ними тяги к приключениям — пять лет покоя и элегантности уважаемой семьи, что случилось в этом сезоне? -Видимо, она покинула ее. И попросила извозчика обратиться к Вам с просьбой о помощи. Она упомянула Рауля.       О, нужно было догадаться, что все дело именно в нем, но почему она решила, что ей необходимо вернуться? Будучи в больнице, Кристин ничего не могла знать о намерениях Рауля, никто не мог знать. Но она знала, была уверена, иначе не стала бы так решительно просить о помощи, упоминая Рауля, зная, что это имя заставит меня подскочить и среди ночи, в надежде поймать его с поличным и отправить далеко и надолго. Неважно, откуда она узнала, надо поскорее помочь ей. -Немедленно, всех полисменов к дому Дестлеров. Я сейчас же отправляюсь туда. End fashionback Pov Кристин -Не переживайте, виконт, — Росс улыбался, довольный проделанной работой, — в участке вам будет очень уютно, до тех пор, пока не прибудет Ваш брат, — Росс шел впереди, легкомысленно помахивая пистолетом. Выглядел он так, будто его только что подняли с постели, но в то же время удивительно счастливым. -Вы превышаете свои полномочия, мэр, — зарычал Рауль, которого уже держали под руки двое полисменов. -Ошибаетесь, виконт, — улыбнулся Росс, доставая пачку документов, — здесь есть приказ на ваш арест, подписанный французским судьей, так удачно гостящим на Кони-Айленд именно в данный момент. Кроме того, вы превысили уровень преступлений, от ответственности за которые вас могло освободить высокое положение и гражданство другой страны. Увы, — Росс театрально развел руками и подал знак увести его и, увы, перевязать, чтобы он не истек кровью, дабы не предоставлять его брату завернутое в саван тело. Я же обнимала спасенную от гибели и разлуки семью. Сыновья плакали, прижимаясь ко мне — Густав явно, с тихими всхлипами, Мишель скрывал слезы, уткнувшись лицом мне в плечо. Я обнимала Эрика, замершего, не пришедшего в себя, одной рукой, детей — другой. -Я вижу, мы успели вовремя, — усмехнулся Росс. Когда я уговаривала Эрика принять дружбу этого  удивительного человека, я думала лишь о приличии, я не ждала, что когда-нибудь он спасет нас, сделает то, за что мы никогда не сможем отблагодарить его в полной мере… -Спасибо, Росс, за все, — пробормотала я, с благодарностью смотря на него, — Ты успел… -Не стоит, — он махнул рукой, — ваши благодарности похожи на прощания, а я с вами прощаться никак не намерен. И надеюсь, у вас больше нет сумасшедших поклонников, готовых пройти по головам, лишь бы достичь желаемого? — шутил он только частично — у Росса действительно появились сомнения. -Нет, слава Богу, — еще одного Рауля или Мэг я бы не пережила.       Росс помог мне перевязать раны Мишеля и Эрика. Ничего серьезного, как оказалось, шрамы, конечно, останутся, но не слишком заметны. Мишель, надеясь разрядить обстановку, заметил, что это ничего — шрамы мужчину украшают. -Елена точно никуда тебя теперь не отпустит, — подыграл ему Росс, растрепав волосы мальчишки.       Я старалась не замечать молчания Эрика. Он обижен? Злится? Расстроен? Я хотела поговорить, но выяснять отношения в присутствии кого-либо, пусть даже Росса, не хотелось.       Только значительно позже, уже под утро, когда Росс поехал к себе домой, пообещав обрадовать Жаннетт рассказом о благополучном исходе дела, а Мишеля и Густава, взбудораженных произошедшим, наконец, сморил сон, я смогла поговорить с Эриком наедине. Последние пол часа перед этим я провела с сыновьями, убеждая их обоих, что никуда не уйду и не собиралась уходить, а Раулю я лгала, чтобы он никому не успел причинить вред. Они наперебой рассказывали, как Рауль проник в дом, разбив одно из окон кухни, только недавно замененное, пробрался в библиотеку, где они все сидели, слушая недавно вернувшегося из больницы отца. Эрик не был готов к такому наглому и скорому вторжению, поэтому Мишель, подчиняясь какому-то порыву, встал перед Раулем, дав время Эрику достать шпагу, хранившуюся в одном из шкафов, почему и получил рану на руке. Раулю в этой битве было проще — ему не нужно было заботиться, чтобы отголоски ее не достигли детей, а Эрик пытался в этой битве держаться подальше от угла, где сидели Густав и Мишель. Их было сложно успокоить. Но приближающийся рассвет забрал их силы, заставив уснуть, но только после того, как я снова пообещала им, что никуда от них не денусь.       Эрик сидел в нашей спальне у окна, такой же тихий, как и несколько последних часов, смотрел в сад, и мне показалось, что за эти несколько дней он стал старше, еще старше, чем был, чем ему положено было быть.       Я подошла тихо, но он услышал или почувствовал мое приближение, и когда обняла его за шею, уперев подбородок в его макушку, тяжело устало вздохнул, сжав мои ладони, лежащие у него на груди. -Что с тобой? -Я просто думаю, правильно ли мы поступили, — ответил он после недолгого молчания. -То есть? — он не рад, что теперь нет опасности, нет проблем, нет Рауля, преследующего нас? -Сегодня, когда ты так легко согласилась… я вновь задумался, такой ли должна была быть наша история. Иногда, во сне, я видел картины другого будущего, — Эрик говорил тихо, под конец мне показалось, что разговаривает он не со мной. -Какого? — неужели у нас могло быть другое будущее? И что должно было случиться, чтобы оно было другим? Да, я уже начала сомневаться, что нам суждено было когда-то быть вместе, но ведь все разрешилось. -Что было бы, если бы я проснулся раньше тебя в тот день, — прошептал он, сильнее сжимая мои руки, — Я боялся открыть глаза, боялся, что ушедшая ночь увела с собой и очарование встречи, очарование настолько сильное, что ты почувствовала то же желание, которое сжигало меня. Боялся, что ты отвернешься с отвращением, возненавидишь себя и меня за то, что мы сделали. Не уверен, что смог бы оставаться рядом, возле тебя, ожидая пробуждения, терзаемый такими мыслями. -Но этого не произошло. И я рада этому. -Мне снилось, — продолжал Эрик, будто не слыша меня, — что ты вышла замуж за Рауля, пела ради денег, чтобы оплатить его долги. Ты была несчастна. А Густава, моего сына, растил он! Мы встретились с тобой только спустя 10 лет, здесь, на Кони-Айленд. Не такой ли должна была быть наша история? -Почему ты так думаешь? — мне было страшно представить, что все эти события сделали его прежним. Это была его боль, а следовательно — и моя. Мне нравилось, когда он становился немного ребенком — наивным, доверчивым и восторженным, пусть с нами, со своей семьей. Нравилось, когда он был заботливым и ласковым мужем и отцом. Нравилось, когда был нежным и внимательным любовником. Но всего этого не будет, если он станет таким, как прежде. -Ты согласилась пойти с ним, — я не знала, что это так его задело. -Но я сделала это ради тебя. Он стоял перед тобой с мечом, хотел убить. -Кристин, — он встал и повернулся ко мне лицом. Маски сейчас на нем не было. Я увидела боль в его глазах, которая отозвалась болью в моем сердце, — мне лучше умереть, чем знать, чем видеть тебя в его руках. С ним ты никогда не была бы счастлива. Он заковал бы тебя в оковы, лишив неба и полета. -А мне лучше умереть, чем знать, что тебя нет. Надежда, что ты однажды придешь за мной, снова позовешь меня в мир зазеркалья за собой, дала бы мне силу. Я бы все рассказала ей, рассказала бы Элизабет, — я неосознанно коснулась своего живота, — и однажды она бы приехала к тебе, — я чувствовала, что плачу, и не могла остановить эти слезы — им нужно было пролиться, — Эрик, я не смогу жить в мире, в котором нет тебя. Сколько бы раз силы этого мира ни представляли мне выбор, я  каждый раз выбирала бы тебя, — я коснулась рукой его правой щеки, нежно проводя пальцами по тонкой коже, изувеченной морщинами и шрамами, так часто кровоточившими, — Я знала, что придет Росс, но мне нужно было сыграть эту роль, чтобы Рауль поверил. Прошу, прости меня. И давай забудем об этом.       Эрик чуть расслабился, но я знала, что пройдет еще много времени, прежде чем он полностью придет в себя. Однако, и так значительно лучше. Этой ночью я чувствовала себя абсолютно счастливой, засыпая в мягких и теплых объятиях Эрика.