***
Пришлось немного подождать. Фрэнк с колокольчиком расположились на одном из кресел у стены напротив кабинета, но, даже несмотря на то, что там была очередь, они должны были войти следующие. Неожиданно все, сидящие рядом, кажется, вошли в положение, за что парень был безмерно благодарен. — Солнышко, как ты? — устало спрашивает юноша, поправляя непослушные прядки волос сидящего на его коленях возлюбленного и чуть откидывая назад капюшон, чтобы видеть эти полюбившиеся глаза. Гибрид вздыхает. Он вроде и понял, что от него хотят, но показать своё состояние сейчас крайне тяжело, поэтому ответ на вопрос — тихое «мяу» и поцелуй в кончик носа, что смешит Фрэнка. Он пытается показать, что его смех не грустный, но томление само проскальзывает в голосе, так как его малыш чувствовал себя хуже и хуже. В результате происходит одна вещь, которая могла бы заставить парня плакать от счастья. В такие моменты он всегда испытывает это. Это происходит, когда он целует мальчика в покрасневшую щёчку, а тот сжимает руки на плечах истинного, прижимается к нему сильно-сильно и еле уловимо урчит. Неслышно для людей в очереди, но эти вибрации и тихие звуки невозможно проигнорировать самим Айеро. Знаете, такой звук, будто вы гладите засыпающего урчащего котёнка? Это было именно такое приглушённое мурлыканье. А со вздохом оно получалось особенно сильным, и дамочка, сидящая рядом, забавно усмехнулась, и ее ушки дёрнулись так же, как они обычно дёргались у колокольчика при самых тёплых эмоциях. Так они быстро дождались своей очереди. Доктор больше не акцентировал внимание на породе гибрида, а просто предложил ему присесть в кресло для осмотра. И, разумеется, Фрэнк должен был держать его за руку. — Расскажите, что именно привело вас сюда? — Мужчина поправляет очки, затем берет полотенце, чтобы вытереть только что вымытые руки. Парень на секунду отводит взгляд в потолок, собираясь с мыслями, а затем задумчиво произносит: — Он начал чувствовать себя плохо по приезде в Нью-Йорк. Такие уж явные симптомы проявились спустя пару недель, и теперь нас беспокоит температура, бессонница, усталость и отсутствие аппетита. Айеро смотрит в глаза пампассу, чуть улыбаясь во время своей речи, из-за чего котёнок чувствует себя более уверенно. Доктор же наблюдает за реакцией пациента и его спутника — юноши выглядели предельно мило, и сразу было видно, что гибрида дома окружала забота. Так что дело не в отношении истинного. — Вы же понимаете, что за один день что-то сказать невозможно. — Врач надевает перчатки и подходит к креслу. — Малыш, открой рот. Колокольчик растерянно смотрит на Фрэнка, будто спрашивая разрешения, и только после того, как тот кивает в знак согласия, он нерешительно размыкает губы, демонстрируя ряд зубок и пары острых клыков по краям. Медицинский шпатель для котёнка выглядит вполне пугающим, поэтому он крепко жмурится и с силой сжимает ладонь любимого, желая получить еще больше поддержки и понимания. Хорошо, что эта не совсем приятная процедура длилась недолго. Вскоре доктор выбрасывает использованный инструмент, разрешая закрыть рот. — Я выпишу направления на сдачу некоторых анализов. Это нужно будет сделать сегодня. Фрэнк благодарит врача и помогает колокольчику встать, а потом, обняв его, берет на ручки, позволяя мальчику обнять себя, чтобы удержаться. Парень берет несколько бумажек и прикрывает за собой дверь. Остаётся только разобраться в кабинетах, отстоять очередь к каждому и утихомиривать пампасса при сдаче крови из вены и пальца. О да, это пустяки.***
Дверь в квартиру Фрэнка открылась уже под вечер. Если парень ещё кое-как держался, то его мальчик совсем расклеился. Он лениво заходит в коридор и просто стоит, запрокинув голову. Его глаза плотно прикрыты, щеки алые-алые из-за резкой смены температуры. Пампасс стоит так несколько секунд, а затем начинает жалостно хныкать, пока его возлюбленный расшнуровывает свою обувь, а затем и его тоже. Фрэнк просто обнимает. Без слов. Он не может слышать эти звуки, наполненные отчаянием и болью, поэтому просто пытается утопить это в себе, крепче прижимаясь к разгорячённому телу. Наверное, у котика опять поднялась температура, поэтому Айеро знает, что должен сейчас взять его на ручки и отнести в кровать. Он раздевает мальчишку, по-прежнему делая это молча и стараясь не пересекаться с ним взглядом. Просто, да, если признаться, они всё-таки устали. Устал и пампасс, устал и Фрэнк. Мало того, что им пришлось сегодня ходить так много, контактировать со множеством людей, так еще и каждый считал своим долгом пристать к парню и вычитать его. — Сэр, вы знаете, что удерживание диких гибридов вне среды их обитания наказывается законом? — Если вы не покажете документы на эту особу, я тут же возьму телефон и позвоню в полицию. Господи! Да Фрэнк сам ещё просто юный парень, который не знает, как так получилось, что в один момент на него свалилось столько всего. Он всегда чувствовал себя ответственным и сильным. Сейчас же казалось, что в силу всего эти проблемы, упрёки, забота лежат на плечах у какого-то беззаботного подростка. Но не у парня. Не у мужчины, в конце концов. Но это еще ничего. Да, общество было не готово спокойно принять факт законного проживания пампасса в Нью-Йорке. Да, пришлось терпеть так много осуждающих взглядов на себе. Сегодня также приходилось не один раз утирать слезы любимому, успокаивать его плач и как-то бороться с его страхами, и все это на фоне полных безразличия глаз медработника, берущего кровь на анализ. — Может, вы успокоите его? Я не буду работать с такими истериками. В конце концов, это ваши заботы, а не мои. Это всегда оставалось «не их» заботой. Фрэнк готов был взвыть от скалы непонимания, на которую натолкнулся, когда хотел, но не мог успокоить мальчика. Но разве эта противная особа не видит? Он слишком боялся, он никогда не испытывал таких чувств раньше, никогда не участвовал в таких процедурах, и конечно ему страшно! Спасибо, что медсестра всё же не ушла, хотя так грозилась. Она выполнила свою работу, взяла кровь на анализ, но это было сделано такой ценой. Айеро полностью перестал надеяться на что-то. Ему просто хотелось домой: туда, где его никто не сможет упрекнуть в очередной раз; туда, где он просто сможет побыть наедине без посторонних мнений. Но это не единственное, что давило на него. К огромному конфликту с обществом прибавляется дикий страх за того, кого он поистине полюбил и кого так чертовски боялся потерять. Потому что Фрэнк не знал, что тогда будет. Он предпочёл бы умереть сразу же, чем жить с тем, что он не смог помочь существу, которое, возможно, любит его так искренне, любит самой сильной любовью. Юноша встряхнул головой. Он не хочет думать о чем-то плохом сейчас. В его руках две чашки чая, он одет в домашнюю уютную одежду, и вроде его день становится чуточку лучше. Фрэнк идёт в спальню, далее садится на кровать и отдаёт одну чашку пампассу, который, кстати, спустя час, проведённый в домашних условиях, выглядит немного поспокойней. Мальчик целует в знак благодарности истинного и долго смотрит тому в глаза, не переставая отпивать чай, чуть присербывая. Этот взгляд выражал глубокую симпатию и уважение, несмотря на то, что это вроде как Айеро стал причиной сегодняшних стрессов. Он потащил его в эту клинику, но они ведь оба понимали, что им это нужно. Юноша уже хотел укутаться в одеяло и немного вздремнуть или же просто понежиться в объятиях возлюбленного, но неожиданно зазвонивший телефон обрушил все планы. — Черт, ну давайте, добейте меня окончательно, — шипит Фрэнк, пытаясь дотянуться рукой к тумбочке с вибрирующим смартфоном. Он даже не смотрит, кто мог его побеспокоить, — просто отвечает на звонок, ложась обратно в кровать и проводя ладонью по лицу, стараясь не слишком сильно закатывать глаза. О, Айеро раздражён. — Здравствуй, Фрэнк, — из динамика доносится чертовски знакомый голос, и парень тут же принимает сидячее положение. — Как у вас дела? Есть результаты похода в клинику? Единственный человек, которому археолог мог бы сказать «спасибо», — это мистер Бернс. Сразу же раздражение ушло в дальний уголок, потому что просто нельзя злиться на мужчину, предлагающего свою помощь. Наставник же не мог игнорировать эту необычную семейку. Он ведь сам переживал, но в этот раз он звонит, чтобы поговорить серьёзно. Есть определённая тема, которой давно уже пора раскрыться. — Все хорошо, анализы будут готовы, но вроде ничего серьёзного, — Фрэнк нагло врёт. Ему не хотелось признавать, что он не справляется с такой ответственной миссией ухода, но это было так. И смысла скрывать нет. Мистер Бернс молчит. Айеро не знает, как разбавить эту тишину, поэтому сейчас ему не совсем уютно, он просто смотрит на свою руку, на ногти, пальцы — в общем, куда угодно, чтобы чем-то себя занять. Но на самом деле для преподавателя это не была неловкая тишина. Он просто хотел бы обдумать то, что должен сказать, но в результате все равно его речь получается несколько категоричной: — Знаешь, все, чем ты сейчас занимаешься, — это бред. И юноша вздыхает, потому что слышит это не один раз, может, не в такой форме, но все же. Да, все, что он пытается предпринять, — полное ничто. Равно тому, что он сидит сложа руки. Это не даст никакого результата, врачи ничего не установят. Ведь по сути колокольчик здоров. То есть его анализы будут хорошими, но он будет продолжать тосковать, будет держаться температура, и это состояние просто его добьёт. И, Айеро, черт возьми, ты должен уже понять! — Мистер Бернс, позвольте врачам решить это, хорошо? Я не думаю, что ваша мысль правильна, но если всё-таки они ничего не найдут… — Фрэнк смотрит на мальчика, а тот внимательно смотрит в ответ, иногда переводя взгляд на телефон, видимо, узнав голос старшего гибрида. —…я признаю, что был упрямым глупцом. Я выполню то, что вы говорите, как бы это не было тяжело. После нескольких реплик Айеро отключает телефон и просто бросает его обратно на тумбочку. Он молча сверлит противоположную стенку в одной точке, явно над чем-то размышляя. Это слишком тяжело. То, что говорит наставник, — слишком нереально. И Айеро понимал, что это правда, о, думаете, он был таким упрямым глупцом, отказывающимся принимать истину? Нет. Да вот только вся истина заключалась в одном: «Ты должен увезти мальчика обратно на остров. Только там он будет счастлив и свободен».