Откровения в стиле соул (продолжение)
Разнообразь свои страданья…
*** 31 декабря (около полуночи)Если мышеловка захлопнулась, надо хотя бы дожрать сыр.
Это был самый необычный и пронзительный Новый год в жизни маггловского политика и чистокровного волшебника. Они сидели вдвоём у камина в гостиной Малфой-мэнора. Друг напротив друга. На столике рядом стояли две бутылки вина: одну захватил с собой Майкрофт, вторая была выбрана Люциусом из прадедовских семейных запасов. Со вкусом обставленное помещение зеленовато-древесных тонов утопало в мягком загадочном полумраке, а праздничность обстановки лишь слегка подчёркивали парящие в воздухе свечи и небольшой ёлочный венок, источающий ароматы смолы и хвои. Было уютно, тепло и... тревожно. Несколько минут назад Люциус закончил свой вынужденный рассказ о том, как и почему в течение последних двух месяцев Шерлок Холмс и компания, состоящая из доктора Ватсона и трёх магов, разыгрывали перед Майкрофтом настоящий шпионский спектакль. Тяжелее всего в этой истории хозяину мэнора далось объяснение своей собственной роли: лорд отнюдь не готов был признаться, что, по просьбе друга познакомившись с Холмсом «для дела», он практически сразу после начала «операции» перестал воспринимать свою миссию как необходимость и проникся к «объекту» заговора совершенно неделовыми чувствами. Поэтому, раскрывая сейчас перед Майкрофтом если не душу, то как минимум «врачебные» тайны, основное внимание слушателя рассказчик постарался направить исключительно на разработанный Шерлоком план. Лишь вскользь упомянув о себе, Люциус изящно списал на фамильные ценности и собственное участие в деле, и дальнейшую личную заинтересованность в нём: якобы родственные чувства к Холмсам подспудно теплились в аристократической душе ещё с первых дней знакомства, а когда обнаружилось, что их семьи имеют совместное прошлое, – утвердились в ней окончательно и бесповоротно. Лениво потягивая великолепное малфоевское вино, Майкрофт никак не мог понять, куда же делось из организма былое раздражение, возникавшее внутри всякий раз как речь заходила о его болезни и потенциальном лечении. Шерлоку он, безусловно, устроил бы сейчас скандал, но сердиться на Люциуса – это было выше его сил. Тем более когда вдруг выяснилось, что британскому правительству и политической свободе Холмса-старшего (в одном лице) ничего не угрожает. Удивительное облегчение! Однако нечаянная радость доминировала в рациональной голове недолго, с приближением полуночи постепенно сменившись мыслями, весьма далёкими и от карьеры, и от проблем с младшим братом, и от окружающего мира как такового. Вместо этого Майкрофт всячески гадал, знаком ли лорд с праздничными традициями принципиально чуждого ему общества. Судя по разговору со Снейпом, подслушанному несколько дней назад, Люциус интересовался маггловскими вопросами гораздо больше, чем хотел это показать. И если сегодняшнее приглашение к себе не являлось случайным, то… ох: думать о главном поздравительном моменте за шаг до полуночи было чрезвычайно волнительно и пугающе приятно. Просто наступило то самое время, когда не работают никакие оправдания или уловки: так уж сложилось в их мире, что новогоднее волшебство из года в год отменяло любые привычные правила. Всего лишь на несколько часов... Именно поэтому раньше Холмс всегда старался остаться в эту ночь один. Чтобы исключить ненужные соблазны и вероятные недоразумения с теми, кто жаждал провести значимый праздник в его обществе. Но только не сегодня… Согласившись прийти сюда, он как будто подписал контракт, позволяющий хозяину дома если не всё, то многое. И это нервировало Майкрофта, как любая неизвестность. Возможно, что и себе он был бы не прочь разрешить чуть больше, имея при этом вполне надёжные шансы уйти от дальнейшей ответственности. Что поделаешь – эгоизм годами заменял его душе стремление к счастью. Сколько Майкрофт себя помнил – ему сплошь и рядом приходилось быть правильным. Его воспитывали в строгости и без лишних эмоций. Родители всегда ждали от старшего определённого поведения и более мудрых и серьёзных поступков, нежели от Шерлока, которому, напротив, позволялось всё. Не будучи избалован особой любовью или повышенным вниманием, Майкрофт обзавёлся в ответ крепкой снежной бронёй, призванной лелеять и защищать сердце, не слишком знакомое с лаской. Он давно привык к такому положению вещей, как вдруг в его жизни появился человек, который захотел подарить ему новый мир, казавшийся ранее глупым, неблаговидным да и попросту лишним в политически жёстко распланированном личном пространстве. И главное, что Майкрофт готов был принять это новое! Заманчивая реальность привлекала ещё и тем, что Холмсу не обязательно было выражать свои эмоции, если уж он не умел – не научился – этого делать, но дать себе право почувствовать, отпустив на мгновение голову... почему бы и нет? Политик был уверен, что как человек опытный Малфой понимает и видит, что происходит с ним на самом деле и почему он при этом столь нерешителен. В конце концов, он заслужил своё знание хотя бы потому, что умирал! Раньше, не имея сил ослушаться близких и в какой-то степени боясь не оправдать их ожиданий, Майкрофт видел в доле покорности определённый смысл. Даже предрассудки были им в прошлом оправданы. А сейчас… сейчас он думал, что если Люциус сделает первый шаг – как тогда, возле его дома, – он уже не будет его останавливать. …От меня не уйдёшь – ты пил моё вино. Е. Ваенга
Размышляя над этим, Майкрофт, кажется, пропустил вопрос, заданный лордом. О чём тот спросил? Ах да, обследование у профессора Снейпа, который Шерлоку, как выяснилось, вовсе не враг. Получается, его попросту разыграли, зная, что он всё видит и слышит: ведь накануне брат сам предложил ему поставить камеры... Стоп! Но тогда… не являются ли признания Люциуса своему другу таким же обманом, как и всё остальное? Майкрофту вдруг стало не по себе, и он смог, наконец, разозлиться: – Я не уверен, что ещё одни смотрины – это хорошая идея, мистер Малфой: зачем без толку стучаться в закрытую дверь? Шерлок прекрасно знает, как я к этому отношусь, и мне почему-то думается, что и все остальные тоже. Поэтому с вашей стороны было не совсем честно браться за мои уговоры именно сегодня. – Жизнь слишком коротка, чтобы всегда следовать правилам... вам так не кажется, мистер Холмс? – как будто отвечая на его внутренние сомнения, произнёс Люциус: голос его был тихим и чуть напряжённым, но глаза при этом блестели торжественной решимостью. «"Следовать правилам"… или традициям», – ловушка в вопросе была очевидной. Майкрофт взглянул на часы: стрелка неумолимо тянулась к двенадцати. Лорд безусловно был в курсе! Вслед за этой мыслью тут же пришло осознание того, что, какой бы ответ он сейчас ни дал, это уже не имеет значения: он сам согласился на всё. В том числе и на визит к Снейпу, и на... исполнение желаний. Элегантность чужого решения немедленно заставила сердце биться чаще. Майкрофт поднял глаза, наблюдая за тем, как Люциус покидает своё кресло, а лицо его становится всё более равнодушным и отстранённым. Это было так знакомо и близко: ведь политик и сам привык брать от случая сколько возможно, укрывшись в ответ обстоятельствами! Безусловно, им не имело никакого смысла пользоваться одними приёмами: обманчивая скука, бьющаяся сейчас во взглядах обоих, лишь сильнее обнажала их скрытую неуверенность. И более всего – неуверенность Холмса: они ещё говорили о чём-то, когда Майкрофт почувствовал, как пружина ожидания, закручивавшаяся у него внутри с момента аппарации из дома, вдруг лопнула, распустившись по телу фрагментами праздничного серпантина. И ему сразу же стало легко и просто, как в детстве, когда любопытство и желание постичь что-то новое перевешивало страх перед неизвестностью и наказанием, превращаясь в идею фикс. И сейчас Майкрофту снова было пять, а перед его нетерпеливым взором маячил вожделенный компьютер... Он, конечно, не знал, что Люциусу сложнее держать себя в руках, потому что собственнические привычки и природная ярость, прорывавшаяся иногда сквозь ледяную стену спокойствия, объединялись против самого лорда страстным желанием взять то, что он хочет, а об остальном подумать потом, когда снизится градус накала и уйдёт эта дикая жажда, не дающая мозгу сосредоточиться. В отличие от политика капризный аристократ ранее никогда не ограничивал себя в удовольствиях. Кроме того, обладать желаемым значило для него вновь обрести привычный контроль и способность мыслить здраво. Однако нынешняя проблема усугублялась ещё и тем, что, с одной стороны, Малфой не хотел повторения сцены с десертом «от Рэмзи», после которой напуганный Холмс даже сбежал из Лондона, а с другой, лорд теперь уже слишком хорошо представлял, чем может закончиться для потомка проклятого деда любая эмоциональная несдержанность. Между делом стрелки часов доползли до полуночи так незаметно, что, казалось, оба мужчины на миг даже перестали дышать, вдруг поняв, что отступать уже поздно. Майкрофт машинально опустил свой бокал на пол, следя за тем, как Люциус медленно ставит свой на край стола и направляется к нему. Стальной взгляд политика сразу же подёрнулся дымкой, а малфоевский лёд стал крошиться и бешено таять, когда, приблизившись к гостю вплотную, Люциус положил свою ладонь на спинку его кресла и наклонился, пристально глядя в затуманенные глаза и словно прося разрешения. Но Майкрофт «молчал», крепко вцепившись руками в подлокотники. Нестерпимая пауза длилась всего лишь секунду, однако Холмсу показалось, будто прошла целая вечность, прежде чем он, не выдержав, сдался и нервно сглотнул, опуская ресницы. В то же мгновение пальцы Люциуса легко и уверенно легли на его подбородок, чуть приподнимая лицо, а тёплые губы аристократа впервые коснулись растерянно-жаждущих маггловских губ. Штормовая волна затопила его изнутри, жаром снося ледяные барьеры, и политик бы точно сгорел, словно факел, но спасительный снег защитил его. Сознанье на миг утонуло в собственном стоне, лавой рванувшем через податливый рот навстречу чужому дыханию, которое в ответ немедленно сбилось, и лорд, вздрогнув, попробовал отстраниться. Майкрофт никогда раньше не думал, что мужские губы способны быть столь трепетно-нежными, вызывая в душе невероятную бурю эмоций. И уж тем более он не мог себе представить, что поцелуй надменного мага окажется таким деликатным. Может, поэтому, оторвавшись от губ Холмса, Люциус вместе с коротким – почти мимолётным – движеньем унёс то тепло, которого политик ждал, кажется, всю свою идеально-холодную жизнь. Почувствовав, что волшебство ускользает, Майкрофт испытал в сердце острую боль и даже не понял, что случилось с ним следом за этим: в попытке вернуть ощущение он жадно зарылся ладонями в лавину струящейся платины и яростно сжал пальцы, сминая и нежа послушные длинные пряди. Властно притянув Малфоя обратно к себе, он теперь целовал его сам, упрямо и пылко впиваясь в аристократический рот, отчего Люциус ещё больше напрягся, а по крепкому магическому телу волной прошла дрожь. Безнаказанно – под покровом традиций – лаская желанные губы, может быть, первый и последний раз в своей жизни, Майкрофту было уже всё равно: здесь и сейчас он больше не мог, не хотел отрываться от этого колдовского занятия... А когда в груди закончился воздух, и он попытался вздохнуть – в голове вдруг, словно прощаясь, безумно завыла его персональная стая, жившая рядом все эти годы терпеливой заменой любви и преданно зализывавшая скрытые раны, но теперь вынужденная покинуть свой пост навсегда. Ведь для того, чтоб дышать, он отныне был рядом с другим человеком, готовый разделить с ним и силу, и страсть, и дальнейшую жизнь. Майкрофту стало неожиданно тесно и неуютно в собственном теле, как будто вечность сидящем на холодной одинокой скале. Он, кажется, слышал где-то – от обычных людей, – что это похоже на… шкаф: когда в ограниченное пространство без конца прячут, засовывают, вталкивают вещи, одну за другой, быстро захлопывая каждый раз дверцу, чтобы содержимое не вывалилось обратно. Но однажды – по забывчивости или в попытке что-либо достать – кто-то опрометчиво распахивает её, и вся эта освобождённая масса одежды устремляется наружу, погребая рассеянного храбреца под собственным весом. И нет больше смысла и сил что-то менять, и двигать руками, и возвращать всё на место «как было». Потому что как было уже не будет. Озарение стало похожим на вспышку: Холмс никогда ещё не был так сильно напуган открывшимся знанием и остротой собственных ощущений. «Если плотину вдруг прорвёт», – слова брата из какой-то другой, неудачно придуманной, жизни. Шерлок хотел предупредить его, подготовить, спасти? Угадать всё равно невозможно – цунами уже подхватило пошатнувшийся разум, неся его вместе с хозяином прямо в руки, в объятия тёмного мага. И Майкрофт, вновь стоя на огромной вершине, понял, что теперь это больше не пик одиночества, а собственное, оглушительно-блестящее, поражение. Его белый заснеженный флаг. Холмс вдруг признался себе, что когда-то жестоко ошибся, решив исключить из своей жизни свободу душевных порывов, заморозить чувства с тем, чтобы никто не мог причинить ему боль или сделать вполне уязвимым или даже зависимым. Это было неправильно, поскольку именно прошлое ледяное безмолвие сделало нынешний опыт таким поразительно ярким, контрастным и жгучим. Он заранее был обречён… Часы пробили полночь. Мгновенно очнувшись от грохота новогодних курантов, Майкрофт почти сразу же осознал, что это вовсе не колокол Бена звучит у него в голове, а наотмашь колотится в горле вконец покорённое сердце. Третий стон, прозвучавший из маггловских уст вместе с эхом каминных часов, заставил железного лорда почти что рычать: аристократ тяжело и рвано дышал, содрогаясь от усилий побороть в себе возбуждение и в то же время отчаянно желая утащить опьянённо-дрожащего Майкрофта в спальню. Мерлин знает, какой ценой, но хозяину дома всё-таки удалось собрать остатки воли в кулак и мягко высвободиться из плавящих разум объятий своего персонально-политического гриндилоу. Ещё лишь секунду позволив себе наслаждаться ответным поцелуем, Люциус хрипло выдохнул в послушно-змеящийся рот: «С Новым годом, мистер Холмс», – а затем вдруг резко выпрямился и стремительным шагом покинул гостиную. *** 2 январяЕсли хочешь сохранить секрет, надо скрывать его и от себя. Д. Оруэлл
Этот визит к брату стал вынужденной необходимостью. По двум причинам. Во-первых, надо было «поблагодарить» Шерлока за очередную попытку спасти его, Майкрофта, драгоценную жизнь. Которая, к слову сказать, быстро летела под откос теперь уже не только из-за болезни мозга. А точнее из-за того, что количество этих болезней удвоилось. И ведь как занимательно: вторая напасть опять-таки оказалась связана с фамилией Верне! Семейный... нет, скорей, его личный – «снежный» – рок. Во-вторых, Майкрофту было интересно сравнить свои ощущения с тем, как это выглядит со стороны: заметит ли брат в нём признаки вернувшегося «малфоевского синдрома», и насколько влияние последнего очевидно. Если Шерлок сумел придумать такую – что уж скрывать! – красивую комбинацию по заманиванию родственника в логово магов-целителей, то наверняка способен увидеть и «побочный эффект» своей навязчивой идеи. При условии, что этот эффект налицо. Конечно, встречаться с детективом сразу после новогодней ночи было рискованно: вероятность проиграть спор выросла до небес, ибо Майкрофту казалось, что всё его наэлектризованное «традиционным» поцелуем тело, как ёлка, светится гирляндами сигнальных фонариков, а вместо игрушек повсюду развешаны плакаты-ориентировки с одной только надписью: «Здесь был Пожиратель». Невыносимое чувство владело им со вчерашнего дня: горький осадок обречённости от потери части собственного «я» в смеси со стойкой нервозностью, вызванной томительной жаждой повторения полуночных событий. Какой реакции он ждёт от брата, помимо детского упоения выигрышем? Что вообще можно на это ответить... «прости, я не знал»? Великолепное туше за Ирэн Адлер! С той лишь разницей, что он знакомил «эту женщину» с Шерлоком сознательно, а вот лорд Малфой, скорее всего, оказался «продуктом» случайного совпадения. И ведь ещё совсем недавно Майкрофт убеждал брата в том, что излишняя привязанность к Джону погубит его окончательно. Но прошло полтора года, а Шерлок не только не зачах и не сгинул, а, напротив, под грузом дифирамбов и хвалебных историй своего персонального блогера, стал мыслить ещё эффективнее и даже набрал мышечную массу (несомненно, доктор Ватсон лично следит за его питанием). И вот теперь пришла его, Майкрофта, очередь делать свой выбор. Конечно, многолетние привычки одинокого волка вполне способны перегрызть горло любой песне, но всё в нём – от макушки до пяток – отныне упорно сопротивлялось холодному давлению разума, крича о том, что пора вернуть сердцу опору, разрешить себе почувствовать магию и «силу семьи», несокрушимостью которой так и веет от этого ледяного сероглазого айсберга с грозной французской фамилией. Возможно, цвет глаз – то единственное родственное сходство, что случайно сохранилось в них из наследия любвеобильных предков. Однако этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать связь, ставшую вдруг мощным «фамильным» гарантом надёжности их потенциальных отношений. И лишь поэтому недавние мучительные попытки отказаться от счастья самому политику казались сейчас ещё более неправильными, нежели мысль уступить судьбе и внезапно нахлынувшим чувствам. …– Вот скажи честно, что ты ко мне испытываешь? – Терпение... Громадное терпение.
Первой фразой, прозвучавшей из уст Шерлока вместо приветствия, стало: – Куда вы дели моего брата, сэр? Майкрофт вздрогнул: глупо было надеяться на что-то другое. А длинное кудрявое недоразумение меж тем продолжало издеваться над чужой бедой: – Я, признаюсь, сначала подумал, что ослышался: столько озабоченности в знакомой до боли походке. Но теперь вижу, что и всё остальное – лишь жалкая попытка подражать моему всегда безупречному родственнику. – Это вовсе не смешно, Шерлок, – скривил губы Майкрофт и нахмурился. – Тебе, конечно, знакомо криминалистическое клише «тело как улика»? Взгляни в зеркало, братец: ты просто ходячее наглядное пособие к этому выражению. – Вчера был Новый год, если ты не забыл, и я всего лишь имел неосторожность переборщить с вином. – И, видимо, не только с ним, – прищурился детектив. – Приличные люди пьют в одиночестве разве что с горя, дорогой брат. – Для нас с тобой понятие «горе» является чисто теоретическим, не так ли? Ты ведь сам говорил: «Неравнодушие – это не преимущество, Шерлок». – А ты, конечно, хочешь меня опровергнуть. Решил попрактиковаться в обратном? По-моему, я уже много раз просил тебя не лезть в мои медицинские дела! Особенно без моего ведома! – Ах вот оно что! Теперь понятно, с кем ты так счастливо пил. Давно ли ты перечитывал школьный курс биологии, Майкрофт? Там чётко сказано: ослы – самые упрямые животные на планете. Неужто ты и здесь решил меня переплюнуть? Так легко проиграть спор ради... – Твоё «и здесь» весьма обнадёживает, Шерлок: наконец-то ты стал более трезво оценивать свои скромные интеллектуальные способности, – раздражённо оборвал его Майкрофт. Уже получив то, зачем пришёл, он быстро терял интерес к беседе, думая теперь совсем о другом. – Зато тебя трудно «упрекнуть» в трезвости: и мыслей, и поступков, и... вообще, – детектив недоверчиво фыркнул. – Не думал, что кто-то окажется способен столь оперативно оживить в тебе интерес к моральным ценностям. – Не понимаю, о чём ты. – О традициях, брат: на этом ведь он тебя поймал? Традиции – основа нашей капиталистической духовности! Их соблюдают даже королевские особы – что уж говорить о лордах и скромных правительственных гениях. Или ты думал, он не знаком с маггловскими приметами? Или что у него духу на тебя не хватит? – Это уже не имеет значения. И я не настолько суеверен, как некоторые. – Ты проиграл, Майкрофт, – вот что имеет значение! И не только наш с тобой спор, но и свой собственный... Что ж, теперь ты просто обязан выполнить условия договора: я хочу... чтобы ты отправился на лечение к профессору Снейпу. – Я должен был догадаться, что ваша с ним ссора, по сути, блеф. Ты в кои-то веки сумел меня удивить, Шерлок. – Что-то не заметно, чтобы ты был хоть сколько-нибудь удивлён. – Мистер Малфой любезно просветил меня относительно ваших планов. – Очередной новогодний сюрприз, я полагаю? – Не умничай, Шерлок. – Лучше я напомню тебе ещё одну твою фразу: «У нас больше общего, чем ты себе рисуешь». Так вот, теперь я, пожалуй, с этим согласен. – Если ты о мозгах, то вряд ли что-либо изменилось к лучшему. Даже учитывая твой грандиозный план. – Мозги тут как раз совсем ни при чём, хотя... Знаешь, я в общем-то рад, что у вас наметилась взаимность. И даже готов признать, что, распределяя бонусы, природа дала тебе чуть больше ума, а меня в утешение наградила привлекательной внешностью. Но если тебя вдруг не греет и такой аргумент в твою пользу, то, возможно, наш классик окажется более убедительным: ты обладаешь только одной из семи смертных добродетелей, Майкрофт, – некрасивостью – и, поверь, этого вполне достаточно для счастья, ибо слишком добродетельные люди невыносимо скучны. К тому же, как удачно добавил всё тот же автор: «Каждый должен быть произведением искусства – или носить его на себе». А поскольку в вашем случае таким эталоном бесспорно является несравненный сэр Люциус, то ты просто обязан постоянно иметь его... в непосредственной близости от себя... Ну, и когда же можно ожидать счастливого объявления в газетах? – Весьма остроумно, Шерлок. Как быстро, однако, ты воспылал доверием к мистеру Малфою! Не терпится взять реванш за Джона?.. Что ж, пока ты ещё не вполне отравился ощущением собственной значимости... я скажу, что согласен нанести визит твоему бесценному профессору, – с этим словами Майкрофт поспешил покинуть квартиру на Бейкер-стрит. Впервые, уходя от брата, он чувствовал себя абсолютно голым. *** 6 январяПроигрывает ставка, в которой вы уверены больше всего. Закон Мерфи
– Что и требовалось доказать, – спокойно резюмировал Майкрофт, сидя в гостиной Снейпа. Здесь собралась вся магическая часть «медперсонала» компании: Шерлок с Джоном, занятые громким убийством, срочно выехали на место преступления, но обещали заглянуть попозже. Впрочем, старший Холмс был даже рад отсутствию брата: видеть сейчас разочарованное лицо Шерлока, впустую потратившего столько сил на очередную затею со спасением, Майкрофту совсем не хотелось. Пять минут назад профессор зельеварения объявил присутствующим, что известные ему средства – включая заклинания, комплексную колдотерапию и собственно зелья – не смогут помочь мистеру Холмсу избавиться от его болезни. Несмотря на это, Снейп был не слишком удручён результатами, чего нельзя было сказать о Гермионе, а уж тем более о лорде Малфое. Молчаливый Люциус нервно мерил шагами пространство гостиной: его обычная сдержанность улетучилась сразу, как только были озвучены неутешительные результаты обследования. – Не стоит считать, господа… и дамы, что вы потерпели неудачу. То, что даже в вашей медицине нет средств, способных устранить мой недуг, только лишний раз доказывает мою правоту и подтверждает истинность выражения: «От судьбы не уйдёшь», – философский тон Майкрофта несколько диссонировал с тем, как рассеянно он крутил ручку своего зонта. – Я бы не делал столь поспешных выводов, – спокойно возразил Снейп, до этого задумчиво глядевший на пламя камина. – У нас есть ещё лорд Малфой. Люциус, мгновенно перестав ходить, с надеждой уставился на друга, а через пару секунд его собственное лицо радостно озарилось догадкой: – Ты имеешь в виду родовую магию, Северус? – Разумеется. Насколько я понимаю, мистер Холмс, вы с Люциусом сводные двоюродные братья. Но даже отсутствие общей крови не мешает использовать семейную магию, «запомнившую» связь вашей бабушки с дедом Люциуса. Этого вполне достаточно для проведения ритуала, который может спасти вам жизнь, - Снейп твёрдо посмотрел на Холмса, а затем на Малфоя. – Ты прав, Северус, я сегодня же займусь этим вопросом. Надеюсь, вы не откажетесь использовать свой последний шанс, мистер Холмс? – лорд повернулся к Майкрофту лицом и теперь с тревогой заглядывал политику в глаза. Льдистость из его взгляда внезапно исчезла, уступив место надежде и беспокойству. – Если только вы обещаете мне, мистер Малфой, что в случае неудачи этот вопрос будет закрыт окончательно. Больше никаких заговоров и попыток меня спасти. – Даю вам слово, мистер Холмс, – нахмурившись, произнёс Люциус. – Присоединяюсь, – откликнулся Снейп и посмотрел на Гермиону. – Я также обещаю вам больше не поднимать эту тему, – колдунья поспешно выпрямилась, как будто закрепляя этим только что принесённую клятву. – Благодарю вас всех и даю своё согласие, мистер Малфой. Надеюсь, эта процедура станет последней и вам более не придётся впустую тратить своё драгоценное время. Лишь ещё одна просьба к собранию: каждый из вас должен будет убедить мозговой центр всей этой операции в нецелесообразности дальнейших попыток найти для меня философский камень. Речь о Шерлоке. Я, разумеется, и сам проведу с ним соответствующую беседу, но в данном случае ваша поддержка будет как нельзя более кстати. Надеюсь, все со мной согласны, – безапелляционно подытожил Майкрофт, обводя глазами присутствующих. – Вы так говорите, мистер Холмс, будто мы уже проиграли, – слегка обиженным тоном заявил Малфой. – Мы непременно поговорим с вашим братом, но думаю, дальнейшие поиски вряд ли понадобятся. – Вот и прекрасно. Полагаю, на этом сегодняшнюю встречу можно считать законченной. Мистер Малфой, известите меня, пожалуйста, когда будете готовы обсудить детали мероприятия. Всего хорошего, господа. Мисс Грейнджер, до свидания. И Майкрофт удалился. …Никто не знает, как мучительны чувства, скрытые в снегу... «Сад, где кончается мир»
В машине он почему-то думал не о сегодняшней неудаче и даже не о будущем ритуале, а о… Снейпе. Когда несколько дней назад Малфой привёз его к другу, о котором было столько разговоров и который являлся косвенным виновником его знакомства с лордом, Холмс с большим интересом разглядывал знаменитого зельевара. Он был немного удивлён неуловимым сходством Снейпа с Шерлоком, на камерах слежения в доме профессора не показавшимся ему столь заметным. На первый, обывательский, взгляд у этих двоих не было ничего общего, кроме роста, цвета волос и длины одежды. Однако через десять минут пребывания в обществе Северуса Майкрофт уже вполне представлял себе, как мог этот мрачный, язвительный, нелюдимый человек найти общий язык с его упрямо-взбалмошным и невыносимым братом. Должно быть, при первом знакомстве Шерлока со Снейпом вокруг них и без магии букетами летали искры – настолько они оба были прямолинейны, несговорчивы и лишены условностей. Результатом такой встречи могла стать либо смерть одного из персонажей, либо их мгновенная дружба. Очевидно, дело закончилось миром, и можно было только порадоваться тому, что у Шерлока появился старший товарищ, способный, в случае необходимости, дать ему совет или просто поставить на место – быстро и эффективно. Ибо угрюмый зельевар, несмотря на весь свой характер, был, по мнению опытного политика, несокрушимо надёжен – как скала. А ещё эта девушка, мисс Грейнджер… Полная противоположность своему профессору: светлая, отзывчивая, самоотверженно-целеустремлённая и бесконечно любознательная. Интересно, как жизнь сводит таких людей вместе! Потому что между этими двумя столь очевидно витает магия, не имеющая ничего общего с фокусами колдомира: они как будто связаны друг с другом невидимыми нитями, и каждое движение партнёра тут же вызывает в его «напарнике» чуткий отклик. Майкрофт вздохнул, почему-то вспомнив, как Люциус караулил его возле дома с коробкой любимой политиком пастилы: своими тогдашними словами, высказанными непререкаемо-уничижительным тоном, он так резко оттолкнул от себя горделивого мага, который, по всей видимости, беспокоился за него и к тому же хотел доставить Майкрофту удовольствие. В своём духе, конечно. Но ведь они с Шерлоком давно уже привыкли к такому общению между собой: сплошные загадки и саркастические выпады. Поэтому насмешливая ирония Малфоя, по идее, не должна была так сильно его задевать. Однако… родной брат и… неродной – в этом всё дело. Человек, нарушивший границу его одиночества, ворвавшийся в его размеренно-налаженный правильный мир и сломавший многолетнюю ледяную защиту... Если лорд вылечит его и исчезнет, сдержав обещание, данное Снейпу, – что делать Майкрофту с этой жизнью: особенно теперь, когда он знает, что такое привязанность? Что делать ему с самим собой? Ведь «сердцу, коснувшемуся любви, становится тесен мир». У гениального политика не было ответа на эти вопросы. *** 7 январяСмотри прямо на солнце, И ты никогда не увидишь тени. Оливер Шанти «Песня любви»
– Позвольте спросить, мистер Холмс, что вам известно о происхождении кольца на вашей руке? – голос Люциуса был задумчив и серьёзен. Майкрофт вздрогнул: он давно уже носил эту вещь не только как украшение или дань памяти предков. Они сидели у политика дома. Холмс, просивший накануне известить его о дне, когда можно будет обсудить детали обряда, никак не предполагал, что лорд будет готов к разговору так скоро. И вот, спустя неделю после новогодней ночи, они снова были вдвоём одни: немножко холодные и по-деловому собранные. С похожими на карнавальные маски лицами, скрывающими настоящие чувства. Казалось, в них обоих появилось что-то новое, что ещё больше требовало от каждого поглубже спрятаться в себе. И Майкрофт, отчаянно надеясь, что лишь взаимное притяжение заставляет Малфоя играть с ним в эти бесконечные игры, всё же ни в чём не был уверен: лорд покинул его тогда, в полночь, так внезапно, словно был Золушкой, бегущей с бала в страхе, что принц увидит её настоящий облик. Бежал ли его избранник от самого себя? Ведь позднее он всё же вернулся в гостиную, без видимых усилий держа себя в руках, и снова был приветливо-спокоен. Однако Малфой-мэнор вызывал теперь слишком много неоднозначных ассоциаций, чтобы там можно было не отвлекаясь обсудить дела. Кажется, они понимали это оба, и именно поэтому аристократ сразу же согласился встретиться на «нейтральной» – пока? – территории… – Это фамильное кольцо, которое передаётся старшему ребёнку в семье, – нехотя ответил на вопрос Майкрофт, умолчав о том, что с некоторых пор это ещё и его дополнительная защита: имея столь непредсказуемую работу, никогда не знаешь заранее, что может случиться. – Оно не просто фамильное, мистер Холмс: это одно из так называемых «дружеских колец», скрепляющих отношения между влюблёнными. На вас – кольцо Скорпиуса Малфоя, которое он подарил вашей бабушке Луизе Верне. Её кольцо, отданное ему, хранится у наших французских родственников. Вы не могли знать всех подробностей, потому что это связано с магией. Майкрофт, казалось, был удивлён и немного шокирован тем, что опять оказался не в курсе семейных тайн. – Почему вы решили рассказать мне об этом только сейчас? – задал он справедливый вопрос. – Ваша бабушка ведь умерла довольно рано, не так ли, мистер Холмс? – вместо ответа уточнил Люциус. – Это не столь уж удивительно, учитывая обстоятельства. «Чтобы вести светский образ жизни, нужно иметь лошадиное здоровье», – говаривали наши предки, – Майкрофт горько улыбнулся. – А бабушка Лу к тому же дьявольски спешила, словно предчувствуя скорый конец, и оттого пыталась соединить в одну сразу несколько земных судеб. Объять необъятное. Но за всё в этом мире рано или поздно приходится расплачиваться. Видимо, настал и мой черёд. – Да, вы правы... – Малфой ненадолго умолк, и каждый из них в это время думал о том, что собственная история повторяется... – Однако всё не совсем так, мистер Холмс. Дело в том, что с семнадцатого века Малфои не могли заключать союзы с магглами: именно тогда начались времена охоты на ведьм. Вы понимаете: предубеждения, войны, конфликты в семьях. Магический мир был вынужден уйти в подполье. Тех, кто нарушал запреты, жестоко наказывали. – Но ведь они не были женаты – ваш дед и наша бабушка. В противном случае мне было бы об этом известно. Хотя мистер Снейп вчера упомянул, что мы с вами сводные двоюродные братья, а это значит, что у Луизы и Скорпиуса должен был быть ребёнок, о котором я также ничего не знаю. – Майкрофт нахмурился. – Да, у них родился внебрачный сын. – Наша мать никогда не говорила, что у неё есть единоутробный брат. – Потому что сама не была в курсе его существования: это событие тщательно скрывалось и охранялось семьёй, принадлежащей к магическому миру. Почти сразу же наша ветвь отделилась от французской. Отчасти это было вызвано необходимостью сохранить тайну, поэтому три последних поколения Малфоев, живущих в Англии, не имеют близких контактов на материке. Правда, мой сын Драко со своей семьёй живёт в Париже, но они редко встречаются с родственниками. «Сын!» – Майкрофт вдруг подумал о том, какие ещё сюрпризы ждут его со стороны лорда. Может, жена? Впрочем, вряд ли – Шерлок наверняка предупредил бы его заранее. – Удивительная история, мистер Малфой, но я всё ещё не понимаю, как это связано с моей болезнью? – Родственная связь и кольца помогут вас вылечить, мистер Холмс. Это древняя магия Рода, которая действует только внутри семьи, даже если родство принадлежит другой линии, как уже сказал вчера Северус. И с вашей стороны было бы непростительной ошибкой не воспользоваться таким фантастическим совпадением. – Поколебавшись, Люциус твёрдо добавил: – Да и с моей тоже. Майкрофт уловил эту короткую паузу каким-то неведомым чувством: – А чем грозит вам это «совпадение», мистер Малфой? – пристально взглянул он на собеседника. На холодном лице лорда не дрогнул ни один мускул: – Абсолютно ничем, мистер Холмс, уверяю вас. Ритуал, конечно, потребует определённых физических и магических затрат, но это похоже на то, как… например, спортсмен проходит трудную дистанцию: ему лишь надо хорошенько подготовиться, а после финиша восстановить силы. Не более того, – аристократический тон вновь был скучающе-равнодушен, а взгляд безразличен и пуст до такой степени, словно Майкрофт спросил что-то на редкость будничное или тривиально-очевидное. *** 19 январяГрейнджер есть – ума не надо.
Подготовка заняла почти две недели. Всё это время Гермиона не вылезала из мэнора, буквально поселившись в малфоевской библиотеке, с некоторой неохотой предоставленной рациональным хозяином не в меру любознательной ведьме. Северус тоже был здесь: для большего удобства он перенёс изготовление зелий к Люциусу в лабораторию. Сам лорд, с помощью Драко уже получивший из Парижа второе – французское – кольцо Верне, теперь скрупулёзно изучал Книгу Рода, которую в прямом смысле не выпускал из рук, каждый вечер запирая фамильный артефакт в личных покоях с помощью отнюдь не самых безобидных заклинаний. Но, как давно известно (и не только профессору Снейпу), Гриффиндор – это диагноз! Потому, совместив у себя в голове соответствующие пентаграммы, руны, чары и зелья, невыносимой всезнайке удалось самостоятельно – то есть без всякой помощи секретных родовых фолиантов! – «дойти до самой сути». Люциус должен был знать, на что подписался: ближе к концу второй недели Гермиона с решительным видом возникла на пороге его гостиной. – Мистер Малфой, могу я с вами поговорить? – Проходите, мисс Грейнджер, – устало кивнул он в сторону кресла. Гермиона села: – Рick sursum tumor вместо tractare tumor? Почему вы не сказали, что собираетесь перевести болезнь мистера Холмса на себя? Вы же понимаете, что это очень опасно? – девушка хмурилась и была чрезвычайно взволнована. – Потому что только так я смогу её уничтожить. Вы забываете, что мистер Холмс маггл и, следовательно, не способен управлять магией. По-моему, это очевидно. А моей энергии и наших родственных потоков должно хватить на то, чтобы справиться с проблемой, когда она будет в теле чистокровного мага: родственном магическом теле, смею заметить. – «Должно хватить»?! А если нет? Вы же понимаете, сэр, что мы с Северусом не сможем вам помочь, поскольку не являемся чистокровными волшебниками. И что тогда прикажете делать? – Гермиону определённо злила собственная беспомощность, способная обратить возникшую ситуацию в тупиковую. – Мисс Грейнджер, я вполне осознаю ответственность и риск, который при проведении подобных обрядов существует всегда. Однако я к этому готов. И уверен в успехе. Если всё же рассматривать ваш вариант – исключительно, повторяю, как крайний, – то вы с Северусом должны будете просто поддерживать магическое поле до тех пор, пока мои собственные силы не восстановятся до нужного уровня, чтобы повторно провести последнюю часть ритуала. Мundus cerebrum и sanum cerebrum в этом случае вам придётся взять на себя. Только и всего. – А вы уже говорили об этом с Северусом, мистер Малфой? – недоверчиво прищурилась Гермиона. – Разумеется, я оставил ему все необходимые инструкции, – не моргнув глазом ответил Люциус, пожимая плечами. – Вы напрасно волнуетесь, мисс Грейнджер. Надеюсь, это не помешает вам выполнить свою часть работы, как всегда, идеально. Через два дня всё должно быть готово. Я уже предупредил Майкрофта. Двадцать первое число, думаю, вполне подойдёт. – Очко. Вам знакома эта маггловская игра, сэр? Или вы таким образом хотите подбодрить мистера Холмса? – дотошная гостья вдруг лукаво взглянула на лорда, немного ослабляя натиск. – Мистер Холмс не тот человек, который легко поверит в случайный расклад. Я даже сомневаюсь, есть ли хоть что-то, что способно его напугать. Разве только перспектива сделаться здоровым и проскучать на этой земле ещё с полсотни лет, – Люциус, наконец, улыбнулся, и напряжение в гостиной заметно спало. Гермиона решила воспользоваться моментом: – Я надеюсь, мистер Малфой, вы знаете, что делаете, потому что твёрдо уверена в одном: мистер Холмс ни за что не захочет, вылечившись сам, потерять... своего спасителя, – серьёзным тоном произнесла она, хотя в глубине карих глаз неудержимо плясали весёлые искорки. – Вы опять испытываете моё терпение, мисс Грейнджер, потому что убеждены, что я не стану тратить драгоценную энергию на Непростительные накануне решающих событий? А ведь я ещё не расплатился с вами за новогодний «сюрприз», основанный на вашей, столь внезапной, забывчивости! – казалось, Люциус вот-вот готов взорваться, перейдя от спокойствия к точке кипения быстрее, чем это происходило когда-то с котлами неуклюжего Невилла. – Да, берегите силы, сэр! Вы же не оставите Британское Правительство без поддержки? Кроме того, я отвечаю за руны и часть наших с Северусом заклинаний: вряд ли в оставшиеся два дня вам удастся найти мне достойную замену. Где-то он уже слышал подобный аргумент, причём совсем недавно. Ах да: он сам говорил нечто похожее Снейпу, прикрыв себя обещанием участвовать в свадьбе друга с этой патологической отличницей! Слизеринские штучки в гриффиндорской голове… Бедный Северус: его ждёт нескучная семейная жизнь!