Ловцы бумерангов: может, я – может, ты…
Айсберги тихо плывут на Юг. Иосиф Бродский
*** 21 января (день – 15:00)Сотри меня, смотри в меня, Останься... Прости меня... Земфира
Дежавю… Подушечки пальцев нежно касаются его щеки… Нет, они проникли гораздо дальше – под кожу, – достигнув замёрзшего слоя где-то внутри, и уже лепят из сердца послушный снежок, терпеливо плавя слой за слоем. Освобождённая из плена влага устремляется выше и выше, норовя превратиться в слёзы. Время опять замерло, потеряв свой смысл. Он никогда не плакал раньше. По крайней мере, он этого не помнит. Почему же сейчас так невыносимо щиплет глаза при виде этого гордого и сильного человека, беспомощно лежащего тут по его вине? Теперь, когда они только-только обрели друг друга. Он отчаянно целует эти бледные пальцы – один за другим, – согревая дыханием аристократическую ладонь, пока та не выскальзывает из жаркого плена, бессильно упав на постель. – Люциус! – голос Майкрофта дрожит. – Прости меня... – На руку, которую он только что целовал, падают две солёные капли. Лорд вздрагивает и что-то тихо шепчет ему в ответ. Холмс наклоняется ближе. – «Mon sombre amour d'orange amere. My croft, ton nom toute musique la minute de mourir» («Моя тёмная любовь – горький померанец. My croft, твоё имя – вся музыка мира в момент смерти»). Вот так просто. Это последнее, что он слышит. А всё, что видит Малфой перед тем как впасть в кому, это «дружеские кольца» их бабки и деда на отчаянно стиснутых пальцах его «политической» любви. *** За три часа до этого: 21 января (полдень)Надевать маску – не значит проявлять неискренность. Эльчин Сафарли
– Люциус! – Здравствуйте, мистер Холмс. Как вы себя чувствуете? – Вашими многократными стараниями, лорд Малфой. – Я рад, что нам удалось совместить приятное с полезным… Вы готовы? Пора начинать. – Всё в порядке? Вы такой… напряжённый. – Ритуал, знаете ли: для меня это впервые. – Предпочитаете крайности? – То есть? – Ночью всё было… как в последний раз. – Иногда первый ничем не отличается от последнего… Майкрофт. – Что ж… полагаю, теперь мы можем начать. И ещё... я... ни о чём не жалею. – Благодарю вас, мистер Холмс. Очевидно, мы оба получили то, что хотели. – Особенно вы, присвоив мой зонт. Впрочем, об этом мы поговорим после, мистер Малфой. – Неплохая идея. – У нас всё получится, Люциус. Обещаю… *** 21 января (около 15:30)Я решусь на всё неизвестное, на всё безрассудное... Но не позволю тебе меня потерять.
– Вы знали, что так будет! Почему вы мне ничего не сказали? – Майкрофт нервно мерил шагами одну из комнат Малфой-мэнора, в злом отчаянии глядя на Снейпа. – Потому что это не моя тайна, мистер Холмс, – профессор зельеварения был очень бледен и при этом как-то уж слишком, нарочито, спокоен. – Люциус просил ничего не говорить вам, но оставил некоторые распоряжения на случай... непредвиденной ситуации. Такой, как эта, я полагаю. – «Непредвиденной ситуации»?! Да он заранее знал, что рискует и что может умереть прямо во время этого чёртового обряда! Зачем он это сделал? – А вы разве не догадываетесь? – бездонно-чёрные глаза слизеринца блеснули укоризненной грустью, а в голосе появилась горечь. – С вашим умом, мистер Холмс, это более чем странно. Майкрофт вспыхнул и в бессильном ужасе закрыл глаза. Нет, только не это! Он слишком много лет избегал отношений, чтобы исключить из своей жизни даже малейшую возможность подобной ситуации. Позволить себе любить оказалось не так страшно, как узнать, что это настолько взаимно! И какой ценой?! Все жизни кончаются, все сердца разбиваются – его собственные слова... Но почему же Люциус, а не он сам?! Как теперь жить, зная, что безоглядно обрёк дорогого тебе человека на... на что? Зачем он разрешил им обоим эту слабость, зачем шагнул навстречу счастью, отдав сердце такому же, как он, упрямцу?.. А Снейп, глядя на отчаяние Холмса, вдруг заговорил, и голос его был тих и полон бесстрастной силы. Он говорил о проклятии рода Малфоев, о Луизе Верне, из-за которой чуть не погибли Скорпиус и их общий сын. О том, что Люциус, всю жизнь избегавший людей не своего круга, вероятно, не столько кичился чистокровным происхождением, сколько был зол на магглов, способных без лишних усилий погубить могущественный древний род: такой, как его. Майкрофт, рассеянно слушавший эту почти исповедь, вдруг перебил говорящего: – Вы упомянули, что Скорпиус Малфой и ребёнок едва не погибли. Значит, им удалось выжить несмотря на проклятье. Как это стало возможным? Северус несколько мгновений пристально вглядывался в Холмса, словно колеблясь, говорить ли ему правду. В соседней комнате, возможно, умирал его друг, и загнанный в угол бывший шпион мысленно метался теперь между собственными чувствами и чувствами Малфоя, сделавшего свой выбор в пользу этого мужчины. И всё же... Снейп никогда не считал себя героем. Он слишком часто и много терял в жизни, чтобы вновь позволить вот так – без борьбы – уйти ещё одному близкому для себя человеку. Мысль о вероятной смерти Люциуса, казалось, отняла у него последние силы в битве с самим собой. Он так устал! Да и прошлое Пожирателя, подавляя голос совести, настойчиво советовало ему добавить ещё одну гирьку на чашу весов личного эгоизма. И он... с трепетом сдался, заранее проклиная себя за содеянное: – Их обоих спасла Луиза Верне. – Произнеся это, Северус тут же увидел, как глаза политика загорелись сначала удивлением, затем пониманием, а под конец... надеждой. Проклятье, Люциус никогда его не простит! – Вы говорили, он оставил вам какие-то бумаги, профессор? – Холмс буквально впился взглядом в заметно поникшего Снейпа. – Я хочу их видеть, – тон его был непреклонно-решителен. Северус молча достал из кармана свиток и передал его Майкрофту. Это было своего рода завещание, в котором говорилось, что в случае смерти лорда Малфоя мистер Холмс получает в наследство часть его ценных бумаг, а также фамильную трость вместе с волшебной палочкой и магическим перстнем. При этом всеми отписанными вещами он вправе распоряжаться так, как посчитает нужным. Если же лорд Малфой будет находиться при смерти либо в состоянии, не позволяющем ему принимать решения, то мистер Холмс обязан выполнить последнюю волю заявителя и ни в коем случае не пытаться лечить лорда самостоятельно ввиду смертельной опасности, грозящей самому Холмсу. И далее – в том же, официальном, духе. По мере того как Майкрофт читал, лицо его становилось всё более спокойным, а внутренняя решимость возвращала облику прежний безупречно-холодный вид. Последние строки пергамента как будто подвели черту под недавней истерикой: ничто больше не напоминало об отчаянии и боли, так непривычно рвавших высокомерную сталь его дымчатых глаз. Снейп был поистине удивлён тем, насколько быстро этот человек взял себя в руки. А увидев лениво змеящуюся улыбку на тонких упрямых губах политика, двойной шпион невольно вздрогнул, вдруг отчётливо осознав, почему Люциус выбрал именно его. В этой улыбке было всё: ничего не значащая для людей непосвящённых, она являлась магической книгой тайн, открытой для тех, кто умел читать. В ней сквозила волевая уверенность, переплетённая с обещанием долгих мук для врагов и нерушимой поддержкой, предназначенной близким. – Я надеюсь, вы будете держать нас в курсе, мистер Холмс? Помимо того, что Люциус мой друг, помощь мага, уверен, не покажется вам лишней, – Снейп говорил прямо и без увёрток: для обоих ситуация и так была предельно ясна. К тому же правда всегда экономит время. – Благодарю вас за помощь, Северус, но я должен всё сделать сам. – Зельевар снова вздрогнул: обращение по имени, в сущности, явилось последним доказательством того, насколько серьёзно настроен его собеседник. – Разумеется, если возникнет необходимость, я сразу же свяжусь с вами. Одна просьба: присмотрите за Люциусом эти несколько дней. Мне надо кое-что проверить и подготовить прежде, чем я заберу его отсюда. – Об этом можете не беспокоиться, Майкрофт. – Встречная фамильярность, подчёркнутая особой глубиной антрацитовых глаз, лишь подтвердила политику, что Снейп сделает всё необходимое. – Кроме того, ближайшие сутки Люциуса в любом случае нельзя трогать с места: магическое поле слишком слабое. Когда оно восстановится, ваш... рисунок на запястье станет отчётливей и начнёт светиться. Майкрофт резко стиснул пальцы, чтобы не покраснеть: он только сейчас понял, что для волшебников подобные знаки гораздо информативнее и красноречивее маггловских символов. В его мире можно заключить брак по расчёту и носить при этом кольцо, однако магический браслет говорит не только о любви, закреплённой близостью, но и о наличии глубоко взаимных духовных уз. Желание немедленно удалиться и начать действовать стало вдруг таким нестерпимым, что Холмс, молча кивнув Снейпу в знак прощания, тут же поспешил покинуть поместье. Несмотря на трагедию, сейчас он чувствовал себя почти всесильным: болезнь ушла, впереди была чёткая цель, абсолютное понимание того, что надо сделать для её достижения, большие возможности, уверенность в собственных силах, а главное... это новое живое чувство внутри. Не зря ведь стихией его имени всегда являлась Вода. Значит, сама природа наделила Майкрофта правом в первую очередь решать проблемы, относящиеся к дому, семье и привязанностям. И даже Люциус не может запретить ему делать это. У него всё получится – у них всё получится! Ведь, как говорил недавно лорд своему слизеринскому другу: «Единственное препятствие, которое существует в жизни, – это смерть». Слава богу, что спать – это всё-таки жить! И пусть весь мир подождёт!.. *** Тремя часами ранее: 21 января (около 12:30)С возрастом шансы на любовь до гроба сильно возрастают. Если что – вам по коридору прямо и на небо.
– Северус, ты закончил с зельями?.. Чудесно. Предвидя различные возражения и силу твоего тёмного обаяния, я решил поговорить с тобой именно сейчас – так сказать, во время процесса, – когда ничего уже нельзя отменить. И даже ты, мой летучий друг, не сможешь... – Проклятье, я предполагал… нет, я мантией чувствовал, что главное блюдо ты всё-таки оставишь на десерт! Ты же знаешь, Люц, я не люблю сладкое. – Именно поэтому я долго думал, чем бы тебя огорчить. У нас мало времени… Послушай, если что-то пойдёт… не так, я прошу тебя сделать несколько вещей. Малфой-мэнор по завещанию и по праву наследования принадлежит Драко, поэтому им, в случае надобности, займётся Нарцисса. А вот мою трость с палочкой и фамильный перстень ты должен будешь передать Майкрофту вместе с этим, – лорд протянул Снейпу пергамент. – И обещай мне, что не дашь ему наделать глупостей: хоть он и политик, и гений, и… всё прочее, но в свете последних событий я не вполне уверен в его способности… разумно отнестись к ситуации. – Под «ситуацией» ты имеешь в виду своё потенциальное присоединение к Тёмному Лорду? Какая блестящая новость: думаю, мистер Холмс просто спит и видит, как завладеть твоей тростью, ну а я жду не дождусь воспользоваться твоим отсутствием, чтобы спокойно допить содержимое малфоевского погреба! Тебе не кажется, что говорить о своей смерти как о почти свершившемся факте несколько преждевременно? И уж конечно неприлично так обнадёживать своего старого друга. Я вообще удивляюсь тому, сколько раз судьба поворачивалась к тебе одним местом. Тем не менее, ты, хитрый мерзавец, всегда умудрялся использовать эту позу по назначению... И ведь переубеждал злодейку!.. Неужели ты думаешь, Люц, что сейчас я позволю тебе… – Это моё решение, Сев, и оно не обсуждается! Убеждён, ты сделал бы то же самое для мисс Грейнджер, если бы это понадобилось… И, прошу, не пей много – алкоголь для слабаков, а такие люди, как мы с тобой, призваны наслаждаться депрессией. – А я и не подозревал, что последние лет... тридцать только и делаю, что наслаждаюсь, – всё думал, почему это меня так хронически тянет кого-нибудь заавадить? Наконец-то ты прояснил ситуацию: совершенно очевидно, что однообразие удовольствия привело к пресыщению. – Ну, чтобы скрасить твоё монотонное существование, могу предложить тебе часть своего гардероба: смело забирай всё, что понра... вернее, всё, что не относится к твоей любимой цветовой гамме. Знаешь, мне всегда казалось, что ты ещё со школы тренируешься носить по мне траур! И я настолько привык не оправдывать твоего усердия, что сейчас и умирать-то не хочется. Так что, боюсь, ты сможешь утешить мою разочарованную гордость только одним: если придёшь на кладбище в белом. Сделай мне приятное, Сев! А ещё – женись… пока есть время… не упусти его… – Непременно воспользуюсь твоими советами. Уверен, любая девушка была бы просто в восторге от перспективы выйти замуж прямо в день похорон: как минимум можно сэкономить на гостях… Ты уверен, что нет другого выхода? – Я уверен лишь в том, что с Майкрофтом теперь всё будет в порядке, но при этом могут возникнуть дополнительные проблемы у меня… из-за предпринятых нами вчера мер, – на последних словах серые глаза лорда вдруг подёрнулись лёгкой мечтательной дымкой. – Вами? – переспросил Снейп. Вместо ответа Малфой чуть приподнял рукав, обнажая запястье, вокруг которого тонкой нитью магического рисунка темнел обручальный браслет. – Поздравляю… И мои сожаления... Ты поэтому боишься за него? – Северус вдруг пронзительно-печально взглянул другу в лицо. – Однако мне думается, что после такого признания несправедливо оставлять человека в одиночестве. – «Ограниченность удовольствия только увеличивает его ценность», как говорил ещё один маггловский гений, – лорд невесело усмехнулся. – Не волнуйся, я сказал мистеру Холмсу, что эта связь – лишь необходимость, а он согласился на неё, думая, что право умереть сегодня принадлежит именно ему: «Смерть и подарок – два в одном». – Мерлин!.. Правду говорят, что чувствам не интересно приходить к глупцам – они выбирают самодостаточных и уравновешенных типов, превращая их в то, что я имею счастье наблюдать: ты идиот, Люц, если считаешь, что он мог тебе поверить! Чистокровный влюблённый идиот! А сейчас пытаешься убедить в этом ещё и меня. Меня! – Я и не думал, Сев, правда… Пойдём, нас уже ждут. Мисс Грейнджер наверняка закончила свою часть с рунами. Дело за пустяком: спасти маггла ценою собственной жизни... забавно, согласись? Только, прошу тебя, не говори никому, что Пожиратель способен на такое – ты заставишь меня краснеть, а потомственному аристократу не пристало лежать в гробу румяным, как… В общем, ты понял. – В гробу я видел твои внешние приоритеты, бледнолицый мечтатель! И поскольку это тихое место уже занято, боюсь, придётся тебе пока здесь, с нами, ещё немного помучиться. Не взыщи: теперь, когда ты столь успешно открыл мне глаза на семейные ценности, я наконец-то чувствую в себе серьёзное желание лично познать их блеск, а потому больше ни минуты не склонен бороться за твою жизнь только ради тебя самого. Другими словами, Люц, я твёрдо решил подумать о собственном будущем. Ничего не поделаешь: лорды-шаферы на дороге не валяются! – Кто бы сомневался, бард по имени Бидль!.. *** 21 января (вечер)Срочно сними с меня… показания и отпечатки пальцев: когда мало времени, тут уже не до дружбы, – только любовь.
– Джон! Джо-о-он! – Шерлок, что случилось? – Джон, мы срочно должны… заняться химией! – По-моему, ты и так занимаешься ею с утра до ночи: на кухне уже места живого не осталось. – На кухне? Нет, там слишком тесно. К тому же далеко. – Переступить через дверной проём для тебя вдруг стало «далеко»? Да мы разговариваем дольше! – Тем более: лимит времени для похода на кухню всё равно уже исчерпан, так что остановимся на гостиной. Я хотел бы начать прямо сейчас! – К чему такая срочность? И потом, миссис Хадсон вряд ли обрадуется, если ты и здесь всё разнесёшь. – Думаю, на этот раз она не станет возражать… Но ты, я вижу, в кои-то веки согласен с тем, что подобный опыт разрушителен? – А разве с тобой может быть по-другому? – Хм, а ты, оказывается, умеешь делать досрочные комплименты не только девушкам, Джон! Не то чтобы это было совсем не оправдано... – По-твоему, это комплимент? По мне – так скорей констатация факта. – Какого факта, Джон? Мы ещё даже не начали! – Мы? – Ну да! Без тебя этот опыт несколько, я бы сказал… невозможен. – С каких это пор, Шерлок, ты затрудняешься превратить квартиру в испытательный полигон без моей помощи? – Пока только гостиную. И с тех самых… впрочем, какая разница, Джон? Просто я не могу больше ждать: сэр Люциус в коме! Он… – Господи!.. А как же Майкрофт? – С ним-то как раз всё в порядке: он жив, а теперь ещё и здоров. Лорд Малфой успел провести ритуал, однако сам… Мой брат собирается его вытаскивать: уже – собственноручно! – перерыл весь наш фамильный чердак. Теперь у дома такой вид, будто там поработала национальная армия кротов. Я ему говорю, что магия и МИ-5 (или даже МИ-6) – это совсем не одно и то же, но разве Майкрофт когда-нибудь слушает? Ты же знаешь моего брата: если он что-то вбил себе в голову – его не остановишь! – И почему это я не удивлён, что вы родственники?.. Но, постой, Шерлок, может быть, там нужна моя помощь? Ты поэтому так спешишь? Какой же я дурак! Сейчас, только оденусь… – Стой! Ты опять ничего не понял: раздевайся!.. То есть… я хотел сказать, что не надо никуда бежать: твоя помощь нужна не там, а здесь. Мне. И очень срочно... Иди сюда, Джон. Пожалуйста… Спустя час в разгромленной гостиной раздавалось лишь мерное тиканье часов. Повсюду была разбросана мужская одежда, сломанная ножка от стола валялась рядом с опасно накренившейся столешницей, а пол у камина был усеян осколками разбитого черепа. Возле перевёрнутого кресла лежал скомканный плед с явными следами зубов по краям, диван был сдвинут и «обесчищен»: в нескольких местах его однотонная (в прошлом) обивка ныне гордо пестрела «результатами химического эксперимента». А на «опытном» пространстве ковра – единственном из наименее пострадавших в комнате мест, – как на необитаемом острове, лежали в обнимку новоиспечённые приверженцы стиля ню: детектив Крузо и его блогер Пятница. Усталые, счастливые и… весьма довольные «последствиями». – Шерлок? – Что? – Я не собираюсь впадать в кому. – Очень на это надеюсь, Джон. – Ну, то есть, я бы мог, конечно… но только если это как-то поможет тебе. – Я что, похож на мазохиста?.. Ладно, неудачный вопрос. На идиота? – Ты понял, о чём я… Могу я тоже тебя спросить? – Это сейчас обязательно? – Твой любимый череп разбился… Знаешь, ты с ним напоминал Гамлета, вопрошающего бедного Йорика, «быть иль не быть» успешному раскрытию дела. И порой твои выводы были столь же пессимистичны, как и сам принц датский… – Ты таким образом решил проверить, знаю ли я, кто такой Шекспир? «Вот, в чём вопрос»? – Нет, просто… когда ты тут говорил о… об опыте, ты имел в виду секс? – Не совсем. – Вот это всё ты называешь «не совсем»?! Чем же тогда, по-твоему, мы здесь только что занимались? – Любовью, Джон. Мы с тобой занимались любовью. Секс – это физика, а наш опыт – чистейшая химия. – Но… ты раньше никогда не… Почему сейчас? Из-за Майкрофта и мистера… – Я и раньше тебе говорил, только ты, как всегда, не слушал. Так что сам виноват! – Ты говорил мне о любви?! – Видимо, редко используемые мозги плохо влияют ещё и на память. Брось, Джон, неужели ты не помнишь? Моему откровению даже свидетели есть – целых два! – Майкрофт и мисс Адлер. Я тогда сказал: «Джон Ватсон считает, что любовь для меня – тайна, но её химия невероятно проста и весьма разрушительна». И всё в таком роде: сплошные сантименты – это же очевидно! – Хорошо, пусть будет очевидно, хотя, по-моему, ни черта не очевидно. Но, Шерлок, ведь меня при этом не было! – Вечно ты находишь какие-то глупые отговорки, Джон. – Ладно, проехали… Скажи, а ты не боялся, что тебе… ну, будет скучно? Раньше ты так уверенно заявлял... – Я и сейчас могу повторить, что секс – это скучно. – Прости, что? – Ты опять меня не слышишь, Джон: я говорю о сексе, а не о занятиях любовью с тобой. – Ох, Шерлок… Я уже, кажется, услышал… весь. Ты не против, если мы прямо сейчас повторим твой… мой… наш чисто химический опыт? – Куда же делась твоя военная твёрдость и прямота, Джон? А эта идиотская привычка всё время не договаривать... В конце концов, мог бы просто сказать, что уже давно меня любишь. И хочешь. Причём постоянно. А не ходить вокруг да около. – Ах, тебе твёрдости моей не хватает? Ну так я скажу… просто, что кто-то «уже давно» нарывается! «Причём постоянно»! – Наконец-то и ты это заметил. – А кто ещё? – Заткнись, Джон. – С удовольствием, мистер... В течение последующего – досадно короткого и сладостно долгого – времени мерное тиканье часов уже второй раз за день полностью затерялось в ярком разнообразии «опытных» звуков, издаваемых двумя одинокими островитянами, которые стонали, вскрикивали, молили, шептали и хрипели сейчас отнюдь не о личной свободе. Они всего лишь заново и всесторонне глубоко обретали друг друга, не желая отныне быть кем бы то ни было найденными или спасёнными... *** 28 январяНе была я, пока не вдохнула снег, Уверена, что живу. Fleur
Гермиона уже с четверть часа в нерешительности стояла на пороге маленького домика на окраине Лондона. Захочет ли Снейп видеть её после всего, что случилось с его другом? Конечно, в том не было ничьей – и уж тем более её – вины, однако реальность оставалась реальностью: лорд Малфой уже неделю находился в коме, и помочь ему они ничем не могли. Зельевар всегда болезненно переживал неудачи, но сейчас муки совести и собственная беспомощность просто сводили его с ума. В искреннем стремлении хоть как-то поддержать своего грозного профессора Гермиона пыталась беседовать с ним, однако изведённый противоречиями Снейп замкнулся в себе и практически перестал выходить из дома, никого не желая ни видеть, ни слышать. И тем не менее… Бессмысленно мёрзнуть снаружи, раз уж ты всё равно находишься здесь, поэтому лучшая выпускница Хогвартса, абсолютно окоченев, просто вынуждена была набраться смелости и всё-таки заставить себя взяться за ручку дверного молотка. В конце концов, любовь греет, когда ею занимаешься! Пусть даже это происходит лишь на словах. Удивительно, но Гермионе открыли почти мгновенно, как будто Снейп ждал её визита, стоя за дверью с другой стороны. – Здравствуйте, профессор! Могу я с вами поговорить? – Входите, мисс Грейнджер, а то я начинаю всерьёз опасаться за моё крыльцо: стадо гиппогрифов нанесло бы ему меньший урон, чем вы своим бесконечным топтанием на месте. К тому же цвет вашего лица уже достаточно напоминает глаза и без того незабвенного доктора Ватсона. Вы, видимо, рвётесь заболеть, чтобы снова стать его пациенткой? Гермиона, ещё с утра твёрдо решившая не поддаваться сегодня на провокации, молча зашла в дом и, оставив мантию в прихожей, проследовала за Снейпом в гостиную. – Я только хотела узнать, всё ли у вас в порядке, сэр? – У меня всё превосходно. Ради этого не стоило тащиться сюда через весь город, мисс Грейнджер. – А как состояние мистера Малфоя? Есть изменения? – О да! Мистер Холмс увёз его в неизвестном направлении, и теперь я в курсе событий примерно настолько же, насколько и вы. – Мистер Холмс, кажется, говорил, что знает, как можно спасти мистера Малфоя. Как вы считаете, профессор, есть ли у вашего друга шансы? – К сожалению, теперь вероятность того, что он выживет, весьма велика, мисс Грейнджер. – К сожалению? Почему вы так говорите? – Потому что чем больше шансов у Люциуса, тем их меньше у мистера Холмса. – Вы хотите сказать, что, вылечив мистера Малфоя, он сам… и всё будет зря? – В некотором смысле своим вмешательством в жизнь мистера Холмса мы лишь ускорили то, что грозило ему в туманном будущем, в очередной раз подтвердив известное правило: не лезь туда, куда тебя не просят. – Но ведь его брат просил нас о помощи! – Люциус меня тоже просил... о многом. – Кажется, я понимаю: наверное, он не хотел, чтобы мистер Холмс вмешивался, если с ним что-то случится? – Вы удивительно прозорливы, мисс Грейнджер! А ещё он настаивал, чтобы я женился. – Женились? – несмотря на прохладу гостиной, Гермионе вдруг стало душно. – И кто… что… уже есть достойная кандидатура? – Достойней некуда: одна не в меру любопытная, дотошная, упрямая и занудная особа. – Ну, если ваше описание хотя бы наполовину соответствует действительности, то это уже достаточно веская причина, чтобы отказаться выполнить просьбу мистера Малфоя: согласитесь, глупо обременять себя таким «сокровищем» против собственной воли. Вы же не хотите… – А кто сказал, что я не хочу? – Снейп, до сих пор стоявший лицом к камину, вдруг обернулся и, моментально сократив расстояние между собой и гостьей, неожиданно жарким взглядом опалил удивлённо распахнутые карие глаза, вызвав у их обладательницы полнейшее замешательство: казалось, ещё немного – и кромешно-бурлящие омуты затянут в себя Гермиону всю без остатка. Девушка вздрогнула и покраснела: – Но вы же сами говорите… я думала… – Я говорю, что иногда вам вредно слишком много думать, – хрипло прошептал профессор, одновременно притягивая гостью к себе. Она не сопротивлялась, когда сильные руки обняли её порывисто и властно. Пока ещё робко обвив шею Снейпа своими, Гермиона привстала на цыпочки, устремляясь навстречу самой древней из магий с желаньем принять её трепетно-настойчивый зов. Не в силах сдерживать нарастающую дрожь, девушка всё теснее льнула к мужской груди, пытаясь поверить в происходящее и одновременно прося у Северуса поддержки. А более того – подтверждения. Они так мучительно долго шли к этому, сомневаясь и отталкивая от себя счастье, так давно хотели почувствовать друг друга, что даже не удивились, когда вместе с радостным предвкушением обладания долгожданные прикосновения принесли им щемящую боль. Близость нависшей над их друзьями беды стала негласным началом их собственной близости, и забившиеся вместе сердца послушно вплели надрывность и горечь в хрупкое волшебство первого поцелуя. А когда полынно-пряный привкус губ Снейпа окончательно и неукротимо смешался с ароматами мелиссы и яблок, источаемыми, казалось, всей Грейнджер – её кожей, волосами, губами, дыханием, – они оба уже не могли сдерживать эмоции. Для Гермионы стало безусловным открытием то, какими нежными и тёплыми, оказывается, могут быть его вечно сжатые, упрямые, презрительно-насмешливые губы. А Северус с каждым её новым возгласом признавался себе, что уже лет десять мог бы пить этот невыносимо-желанный коктейль из пьянящих касаний и хмельных поцелуев гриффиндорской всезнайки. Пальцы Гермионы, до этого гладившие лишь плечи и шею профессора, наконец совсем осмелели и нетерпеливо сместились выше, жадно зарываясь в длинные волосы цвета воронова крыла. Чутко откликнувшись на этот призыв, Снейп тут же скользнул ладонью к её затылку, слегка надавливая на него в стремлении быть ещё ближе: глубоко проникнув языком в восхитительный рот, Северус настойчиво и пылко принялся изучать его весь. Он томительно жаждал сродниться с послушно-податливым девичьим телом: каждой клеточкой своей смертельно замёрзшей, истерзанной временем души смочь почувствовать это тепло, накопленное к сегодняшнему дню единственно сбывшейся его мечтой. Чтобы оттаять, и проснуться, и задышать… Они целовались отчаянно, долго и страстно, постепенно сменив осторожные ласки на откровенную требовательность и рваные вздохи. И не было ничего удивительного в том, что в какой-то момент Снейп, одним движением палочки избавив себя и Гермиону от одежды, бережно опустил свою драгоценную ношу на пушистый ковёр, с молчаливой мягкостью принявший их обнажённые тела в своё любовное муаровое лоно. В тесном волшебном сплетении эти двое внезапных счастливцев были всецело поглощены друг другом, и пламя камина стало единственным свидетелем их долгожданного единения: в его томно-танцующих отблесках вершилось сейчас великое таинство, именуемое любовью... *** Спустя два месяца... 21 марта (утро)Выживут только влюблённые… Диана Арбенина
На Французскую Ривьеру пришла небывало тёплая ранняя весна. Вдоль всего Лазурного побережья раскинулись пальмовые сады, а верхний ярус обширных лугов, спрятанных меж витиеватых холмистых изгибов, уже вовсю хвастался перед бесконечными пляжами сочным богатством разнотравья и огромными пёстрыми коврами всевозможных цветущих растений, наполняющих воздух дивными ароматами ленивого юга. Здешняя природа дарила людям покой, и морские бризы трамонтана нежно баюкали старый Прованс, обнимая пространство и его обитателей своей средиземноморской мягкостью. В окрестностях самого южного города у подножия Приморских Альп, на полуострове Жьен, среди песчаных и каменистых дюн, покрытых густым кустарником и деревьями с пышными кронами, раскинулся удивительный природный заповедник. Он щедро предоставлял свой тёплый приют роскошным хвойным массивам, диковинным цветам и фантастическим видам, среди которых неожиданно нашлось место небольшому фамильному замку, построенному в средневековом стиле, чьи причудливые башенки игриво тянулись ввысь вместе со стволами растущих поблизости сосен. Было раннее утро, и окрестности всё ещё нежились в тающей дрёме густого тумана, когда из ворот замка неспешно вышли два человека и направились в сторону моря. Тихо беседуя, они остановились на холме: отсюда лучше всего были видны и многоликая панорама французского побережья, и белые пики величавых гор. Высокий молодой брюнет с кудряшками на голове что-то быстро говорил мужчине постарше, похожему на своего собеседника цветом волос, ростом и худобой. Однако второй при этом выглядел несколько мрачным. Впрочем, эта мрачность была скорее привычкой, нежели реакцией на происходящее, поскольку окружающая зельевара – а это был именно он – атмосфера казалась почти идеальной. «Почти» – ввиду отсутствия рядом с профессором гриффиндорской всезнайки. Но всё равно Снейп чувствовал себя вроде как… счастливым? Его умиротворяли виды заснеженных Альп и морской лазури, эвкалиптовые рощи и гордые оливы, лимонные деревья и заросли мимозы, розмарина, молочая, медвежьей лапы и тамариска, а также стойкие запахи лаванды, фиалок, резеды и нарциссов. И если равнина окутывала зельеварское сердце теплом, то, бродя по предгорью, Снейп вполне наслаждался прохладой и загадочной красотой эдельвейсов, карликовыми азалиями, альпийскими хризантемами, порослью горечавки, ветреными анемонами и разнообразием диких орхидей. Он всё ещё полурасслабленно думал о странном влиянии сказочного ландшафта на свой организм, когда столь «исключительно профессиональные» мысли были вдруг беззастенчиво прерваны, а вернее – озвучены его говорливым собеседником: – Только посмотрите, Северус, какая благодать! Вы просто обязаны чувствовать себя здесь счастливым: деревенский покой, суровые горы, масса лекарственных растений, солнце, небо, море и тишина, сдобренная ароматами трав и специй. Алхимия Ривьеры! Если бы Джон мог к нам присоединиться и вдохнуть полной грудью эту южную свободу... Великолепно! Не хватает только парочки красивых преступлений. Всплеск детективной лирики был неожиданно пресечён откуда-то сзади: – Где Майкрофт? – за спинами двух мужчин неслышно возник третий: бледный, осунувшийся блондин с аристократическими чертами лица и гордо посаженной головой. В его светло-серых глазах плескалось тревожное беспокойство, а голос был слабым и хриплым. – И вам доброе утро, мистер Малфой! Я тоже рад вас видеть. Долго же вы спали: уже кончается март, – улыбающийся детектив, казалось, даже не слышал слов пришедшего, явно обрадованный долгожданным явлением. – Я, кажется, задал вам вопрос! – несмотря на слабость, тон аристократа отнюдь не утратил своей угрожающей властности. – Успокойся, Люц, с ним всё в порядке, – ответил вместо своего молодого приятеля Северус, однако развить эту мысль не успел. – Да жив ваш Майкрофт, мистер Малфой! С братом всё хорошо: он здоров и снова довольно упитан. Хоть я и предупреждал его, что сентиментальность до добра не доводит, он отстранил нас всех, лично притащил вас сюда и никого близко не подпускал, желая единовластно экспериментировать над вашим телом. Даже Северуса с Гермионой вызвал только через неделю – совсем спятил! А перед этим целых три дня изучал семейные архивы и вещи из наследства нашей бабушки. Вы хоть можете себе представить, сколько всего за это время Майкрофт смог запихнуть в свой мозг, если освоение иностранного языка занимало у него раньше – ещё когда он был болен – максимум пару часов?.. Странно, что мой обезумевший братец до сих пор не покрылся магической шерстью… волчьей! – Но как… как он выжил? Ведь ваша бабушка умерла, совершив похожий обряд? – О, мистер Малфой, это, видимо, промысел божий, ибо, как сказал один учёный: «При помощи совпадений Бог сохраняет анонимность!» Должен заметить, что вы превратили нашу жизнь в сумасшедший дом, господа маги: я уже несколько месяцев вынужден верить в то, чего нет и не должно быть! И это невероятно угнетает. – Кажется, вы отвлеклись от темы, Шерлок. – Нисколько! Напротив, я всегда считал, что любовь – опасный недостаток. А тут вдруг случайно выяснилось, что природа семейных проклятий невероятно проста именно по причине своего сходства с этим гибельным чувством. Оказывается, чтобы выжить после такого тёмного ритуала, как тот, что провёл над вами Майкрофт, нужно не только питать к своему «пациенту» глубокую привязанность (в том числе и родственную), но и найти в себе силы покинуть его на всё то время, пока он выздоравливает. Однако без «фамильных» совпадений даже это бы не сработало... Вы в курсе, где мы сейчас находимся, мистер Малфой? – Полагаю, на юге Франции? – Это не просто юг – это пригород Йера! Орас Верне – родной брат нашей бабушки – построил здесь замок, из которого вы только что имели удовольствие выйти, два месяца пролежав в нём Спящим красавцем. Строительство началось, когда они с сестрой вернулись из Африки. Пока Луиза изучала волчью магию, её брат непрерывно работал и как художник искал виды, схожие со впечатлившими его африканскими красотами. Поэтому по приезде сюда, в Прованс, он решил непременно обосноваться именно в окрестностях Йера, цветом морской воды и изящными изгибами холмов почему-то напомнивших ему Алжир, который он успел так страстно полюбить. – Я всё ещё не понимаю, при чём тут Йер и любовь к Африке. – Терпение, мистер Малфой! Мы подошли к самому главному – я бы сказал, историческому – совпадению: на вашей груди сейчас красуется волчий амулет Луизы Верне, с помощью которого она спасла своего возлюбленного и их общего сына. Однако бабушка проводила обряд не здесь и использовала другую руну, нежели та, что изображена на обереге в данный момент. Знаете, как называется «ваша»? Йера! Забавно, не правда ли? Мне осталось только начать верить в призраков маггловского Лондона, и я уже вижу конец своей детективной практики! – И что же значит йера, когда летит карьера? – с язвительной ухмылкой поинтересовался Люциус, невероятно раздражённый тем, что Шерлок так многословен. – Вот вы и начали задавать правильные вопросы, мистер Малфой, хотя ваша ирония здесь совсем неуместна! Впрочем, когда я закончу мысль, думаю, веселья в вас поубавится. Так вот, йера символизирует циклы перемен, отвечая при этом за восстановление, физическое здоровье и благополучие. Её чертят перед началом ритуала, чтобы обеспечить ему в итоге успех. Нанесённая на родовой амулет и совпавшая с местом, где она применяется (в нашем случае это фамильный замок Верне в Йере), она даёт гарантии выживания всем участникам обряда. Но: при условии, что они расстанутся! «Девиз» йеры – терпение, и это значит: «Всё будет в своё время». – Расстанутся? Что вы хотите этим сказать? – и без того бледный Люциус умудрился побелеть ещё больше, немедленно став похожим на одну из вершин заснеженных Альп. – Всего лишь, что если у вас есть желание когда-либо вновь увидеть моего брата – вы будете жить здесь и ждать, пока волчьи духи наконец не решат, что пора бы вам с Майкрофтом встретиться. – И как долго они будут это решать? – хриплый голос лорда немного окреп, а сам он приободрился. – Я уже говорил: терпение, мистер Малфой! Это может случиться завтра, а может и через год, – на последних словах оба слизеринца вздрогнули и обменялись растерянными взглядами, что не укрылось от детектива. – Ситуация не так уж плоха, господа маги, особенно учитывая, что все живы-здоровы. К тому же, повторюсь, духи просто не могут не принять во внимание, что ритуал был проведён в Йере, в родовом замке и с использованием одноимённой руны, а сам исполнитель после осуществления всего этого безобразия немедленно уехал. Поэтому я убеждён, что вы сможете обнять моего несносного братца гораздо раньше, чем хотелось бы: став здоровым, он ещё активнее начал действовать мне на нервы. В связи с изложенным я настоятельно просил бы вас, мистер Малфой, когда руна подействует, направить политическую энергию Майкрофта на что-нибудь более разрушительное, нежели опека надо мной: например, вы могли бы возбудить в нём интерес... к какому-нибудь процессу. – Думаю, он будет уголовным, мистер детектив, а жертвой станете вы сами, – лорд скривил губы. – Помнится, я уже как-то советовал вам не указывать мне, что и когда предпринимать. – Вы напрасно так переживаете, мистер Малфой: в ближайшее время свобода выбора и глобальных передвижений вам уж точно не грозит. Но могу вас кое-чем утешить: вы в курсе, что одним из негласных местных символов является бигарадия? – Люциус в очередной раз вздрогнул, однако Шерлок, никак не отреагировав на это, продолжал говорить: – Померанцевое дерево, оказывается, было завезено сюда ещё в четырнадцатом веке из Индии и сейчас приносит окрестным фермерам неплохой доход: они продают эссенции парфюмерам, листья – фармацевтам, а плоды – кондитерам. Кстати, вам известно, как называется любимый десерт Майкрофта? – Пожалуй, я сделал неверные выводы на ваш счёт во время нашей первой встречи, Шерлок: у вас всё-таки есть склонность к садизму, – Снейп укоризненно посмотрел на Холмса. – Напротив, профессор, я всячески пытаюсь поддержать вашего друга. К слову сказать, примерно через полтора месяца здесь неподалёку будет проводиться традиционный Праздник флёрдоранжа: месса, аперитивы, апельсиновое вино, кабат. А вечером – выставка собранных цветков, дистилляция и бал под волынку. Если повезёт, вы сможете попасть туда не один, мистер Малфой. Но, уверен, вам в любом случае стоит его посетить. Хотя бы ради флакона духов и коробочки померанцевой пастилы... Я вообще считаю, что если человек временно не способен что-либо изменить, то нет и смысла расстраиваться. А ещё лучше попробовать скрасить своё ожидание. Берите пример с профессора: он тоже не до конца счастлив, потому что одолжил Гермиону моему брату, и пока она вместе с Джоном присматривает за Майкрофтом в Лондоне, мы все тут вынуждены наслаждаться обществом друг друга. – Значит, мисс Грейнджер опять живёт с доктором Ватсоном? – Люциус прищурился. – Где-то я уже это слышал. Похоже, что йера действительно отвечает за циклы: глядишь, скоро очередь дойдёт и до нас. – Если вы намекаете на то, что Джон способен своей улыбкой совратить с пути неправедного кого угодно, то вы правы. Впрочем, ходят слухи, что мой дорогой братец умеет улыбаться ничуть не хуже. Прошу прощения, джентльмены, я вынужден вас ненадолго покинуть: мне надо позвонить в Лондон, чтобы узнать, как там дела, – и на ходу вынимая из кармана телефон, Шерлок удалился так же быстро, как только что говорил... – Насчёт улыбки, Сев, этот паршивец однозначно прав. Кстати, прими мои поздравления! – Ты о чём? – «Гермиона»! – Заткнись, Люц! – Не за что, хоть ты и перепутал слова благодарности. Когда свадьба? – Не мог же я рисковать, делая предложение, когда мой шафер валялся в коме! А вдруг бы ты всё-таки умер, а она согласилась? Неудобно бы вышло. К тому же, возможно, улыбка доктора Ватсона несколько изменит намерения мисс Грейнджер. – Безусловно! Я просто уверен, что девушка, которая смогла развестись с целой семьёй Уизли, а затем без колебаний подставила себя под смертельное заклятие чокнутого фанатика – переполненного ненавистью к одному бывшему Пожирателю, который должен был умереть, леча её, – на редкость непостоянна. Потому что сделала она это всё исключительно из гриффиндорского упрямства и глупости, позаимствовав столь редкие качества у своего школьного профессора зельеварения. Кстати, ты не находишь, что проклятья Барти Крауча и Брутуса Малфоя удивительным образом схожи? – Ты... ты посмел рисковать её жизнью?! Я знал, что с этой историей не всё чисто! Теперь ясно, почему в день, когда Гермиона вернулась, ты так резво примчался ко мне якобы за зельем! Боюсь, твой счастливый выход из комы только что стал опрометчиво-преждевременным, Люциус: в обозримом настоящем беспамятство вполне может показаться тебе магическим курортом! – Я мог бы предъявить тебе аналогичные претензии, Сев, но, как видишь, не делаю этого: ты ведь тоже не о свадьбе думал, когда рассказывал Майкрофту, что ему надо всего лишь умереть, чтобы я выжил? Согласись, Шерлок отчасти прав, говоря, что сантименты – химический дефект, ведущий к проигрышу. Мы оба с тобой рисковали любимыми людьми... друг друга. Однако ж вырвали победу! И это был единственно возможный вариант, как для тебя, так и для меня, разве нет? – Умеешь ты ускользать от ответственности, дипломат хренов!.. Ладно, пойдём... отметим твоё воскрешение: мистер Британское Правительство любезно сдал нам в эксплуатацию погреб своего двоюродного деда. Ты знаешь, что Верне был так знаменит, что ему покровительствовал сам Наполеон III? Эти два факта позволяют мне предположить, что местное вино нас ничуть не разочарует. Мерлин, я уже начинаю изъясняться, как Шерлок! Всё-таки удачно, что ты выбрал старшего Холмса: он не такой многословный. *** За два дня до этого: 19 мартаТолько гений может превратить вещи первой необходимости в заветную мечту.
– Добрый день, Майкрофт! Как вы себя чувствуете? – Здравствуйте, Джон. Благодарю, мне уже лучше. – Гермиона сказала, что вы хотели меня видеть? – Да, присаживайтесь, прошу вас. Может быть, чаю? – Нет, спасибо. – Не сочтите меня нескромным, Джон… Я хотел спросить вас о моём брате. – Мы ведь, кажется, с вами договорились, Майкрофт, – ещё тогда, полтора года назад, – что я не буду шпионить за Шерлоком, даже во благо ему самому! – Вы меня не поняли. Я хотел узнать совсем о другом… Давайте так: поскольку мой вопрос достаточно личный, то в случае, если он покажется вам неуместным или вы сочтёте тему слишком щекотливой, можете не отвечать. – Я вас слушаю. – Вы, как сами только что сказали, знакомы с Шерлоком уже полтора года. Это довольно приличный срок для того, чтобы люди, сблизившиеся настолько быстро, успели хорошо узнать друг друга. Возможно, даже разочароваться либо просто остыть и не видеть перспектив на будущее. Скажите, откуда вы знаете, что подобное не случится, например, с вами? Вы настолько уверены в моём брате? И почему вы думаете, что он не может в одночасье перемениться по отношению к вам: уповаете на его особенности или на что-то ещё? – Мне не слишком нравятся ваши вопросы, Майкрофт, но я всё же отвечу, потому что хорошо понимаю причины, по которым вы их задаёте… Знаете, у меня было два очень схожих между собой случая в жизни, когда я долгое время встречался с девушкой, потом жил с ней, в какой-то момент уже начиная подумывать о совместном будущем. Так вот, приведу вам лишь один пример: оба раза в начале наших отношений я ежедневно получал от своей избранницы десятки смс, в которых она писала, что любит, ждёт и скучает. Но по прошествии некоторого времени сообщения становились всё более редкими, а их тексты менялись с нежных признаний на сухие просьбы зайти в магазин, потому что дома нет хлеба. С Шерлоком – и тут вы правы, намекая на его «особенности», – всё совсем иначе: уже полтора года он постоянно пишет мне что-то вроде «Джон, у меня кончились патроны» или «кажется, молоко испортилось, а мне срочно нужно провести опыт». Причём делает он это всё чаще и даже тогда, когда знает, что я на работе и занят. Но такая... асимметричная моему опыту смс-тенденция определённо обнадёживает, поскольку я вижу в ней неплохие перспективы. И у меня есть все основания полагать, что даже один этот факт – не говоря уже о многих других – вполне способен служить гарантией светлого будущего. Нашего общего с Шерлоком будущего. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?..