Станиславы

Возле плиты крутился папа, то и дело закидывая в кастрюлю соль, сахар и корицу. Пахло отменно. Сейчас мне хотелось кушать, поэтому разбираться не стала, а лишь поприветствовала. Мама же раскрыла рот, будто увидела призрака, и резко схватилась за голову обеими руками. — Люди добрые, что это творится-то? Папаня недоумевающе посмотрел на неё и поправил фартук. На месте мамы я бы так же поступила, но голод — не тетка, поэтому моя тушка принялась уплетать фрукты. Наверняка небесные силы меня любили, из-за этого и позволили лицезреть спектакль под названием «Возвращение блудного отца семейства». — Здравствуй, Олечка, — вытерая мокрые от воды руки, говорил папа, — я приехал. Ты не рада меня видеть? А кто был рад тебя видеть? Мой желудок и только, но он почти разочаровался в тебе потому, что пожрать ты ему еще не дал. Рот наполнился слюной, я схватила очередной кусочек манго и запила водицей. Газики ударили в нос, и глаза сильно покраснели, на них проступили слезы. Мать показала в мою сторону, начала говорить, мол, я рыдаю из-за ситуации в семье. Единственное, что оставалось, — молчать. *** После завтрака я отправилась прямиком в ад. В раздевалке мне была предоставлена возможность перекинуться парой слов с Сатаной и ее новоиспеченной свитой в лице Сонечки и еще какой-то тян. Наверняка, вы прекрасно поняли, о ком идёт речь. Забрызгав меня ядом, она развернулась на тонких каблуках и направилась к классу. — Стасян, — шептал Севка, сидевший позади, — как с госпожой Фрейман бороться будешь? — Не знаю. — Безразлично и так тихо отвечала я. — Стась, — Са-ашка, — не сдавайся так рано. Тут-то на нас и начала орать всеми любимая физичка. Ее, не без того, выпученные голубые глаза были готовы выволиться из орбит. Она яро била деревянной указкой по доске, рассуждала о том, что в ее школьные годы такого не было и прочее. На какое-то время мы притихли, но со звонком наша беседа возобновилась. Я попыталась сбежать от друзей, но Севка опередил меня и схватил за локоть. Его клешни словно из стали, ведь было ужасно больно. Сашка последовала его примеру. Оба затащили меня в укромный уголок за лестницей и нависли, как насильник над пятилетней девочкой. Я стыдливо отвела глаза, но Сашка взяла мой подбородок и не дала отвернуть голову. Фантазия разыгралась, как Сивка-Бурка, и меня пробило на смех. Когда мои подопечные осознали маштаб двузначности данной ситуации, то отпрыгнули от такой припадочной, как я. — Ебанутая. — Буркнул Севыч и Саша быстро закивала. — Пошли на русский, а то говна не оберешься, если опоздаем. — Пойдем-пойдем, но после школы… Не успела Александра договорить, как я взлетела по лестнице на третий этаж и скрылась в толпе старшеков. Их широкие спины и мини-юбки прикрыли. Гидра была уже на месте. Тонкими пальцами она барабанила по голубой тетради на учительском столе. Настроение ее было, на удивление, хорошим. Определить это я смогла взглянув на прочие предметы, окружающие вышеупомянутую тетрадь. Очки таились в черном бархатистом очешнике, красная ручка, как и остальные письменные принадлежности, в синем пенале, журнал под стопкой тетрадей. Ольга Николаевна выдавила из себя улыбку, когда я попалась ей на глаза. Пока что ничего не предвещало беды, даже Кира и Соня говорили о чем-то своем. Моя любимая в кавычках группа поддержки СС тоже успокоилась, правда, пригрозив неминуемой расправой за школой, но ничего. Волшебная трель звонка оторвала весь девятый «Б» от стульев, но свирепый взгляд учительницы по русскому посадил нас обратно. Прошла минута, а то и две, прежде чем Ольга Николаевна начала говорить. Сообщила она нам крайне приятную новость, оная ласкала и сердце, и гнилую душу. Мы, а точнее актеры погорелого театра, будут репетировать. Остальные же смотреть. Став, как в первом классе, по парам, мы двинулись к актовому залу. Деревянная дверь не желала открываться. Меня это забавляло, а вот Гидру бесило. В итоге она справилась с замком, впустив класс внутрь. Актеры уселись на стулья первого ряда, а прочая шелуха распределилась по территории зала. Репетиция проходила весело. Ребята на сцене то и дело забывали реплики, «публика» смеялась громко, Оленька шипела. Вот очередная сцена, в которой Ромео и Джульета ведут себя, как влюбленные подростки, ей Богу. — Как? На себя грехи мои вы взяли? О, сладостный упрек! Верни мне их. Пусть к грешнику немедля возвратятся. Лева притянул Киру к себе и чмокнул в левую щеку. На ее лице отразилось отвращение. Я зло улыбнулась. — А вы кудесник целоваться! — Выдaвила она из себя. Учительница подняла указательный палец с ярким красным ноготком и уже собралась говорить, но у самой двери раздался громкий смех. Я, как и большинство присутствующих, сначала не поняла, что это и откуда, только вот, обернувшись на звук, застыла. Там, оперевшись на косяк стоял Стас. Две верхние пуговицы расстегнуты, рукава рубашки закатаны, белые волосы взъерошенны. Встав прямо, он поднялся на носочки и, опустившись, уверенно зашагал к сцене. — Не верю! — Говорил мужчина. Никогда еще я его таким не видела. Он подлетел к парочке сопливых подростков, осмотрел их, разнял, как алкашей под окнами в тихую лунную ночь, и пристроился к Кире. Совсем близко. Интимная зона — расстояние меньше шестидесяти сантиметров. Стук моего сердца гулко отдается в ушах. Я почему-то волнуюсь. Наверное, боюсь проиграть этой недоразвитой. -- Как? На себя грехи мои вы взяли? О, сладостный упрек! Верни мне их. Пусть к грешнику немедля возвратятся. Говорил Станислав Владимирович это по-иному, нежели Лева. Его слова были нежнее, что ли? То ли ревность, то ли зависть загорелась синем пламенем в моем юном шипперском сердце. Учитель играл так естественно, что я поверила каждому движению, каждому слову, каждой эмоции, проскользнувшей на его лице. Похоже, Кирка тоже поверила. Одноклассница повисла на его левой руке. Конкретно подгорать у меня начало, когда Стас прислонился своей щетинестой щекой к ее. Не знаю, как с нее не отвалилось двадцать пять тон штукатурки. Эта оторва томно вздохнула, положила свою ладонь на его грудь в районе второй пуговицы и произнесла коронную фразу, которая уже какой раз у нее не получалось. — А вы кудесник целоваться! Неужели не видать мне победы, как своих ушей? — Замечательно! — Захлопала руссичка. — Лева, сможешь же так? Паренёк кивнул. Математик удалился со сцены и отправился на третий ряд, к слову, я там сидела. — Ольга Владимировна, дорогая, позвольте мне забрать вашего визажиста. Мне нужно обсудить с ней ее успеваемость. — Казанова, епт. — Буркнул Севка, тихо, но его услышали. Класс, как и учителя, промолчал, но осадочек остался. — Пошли, пошли. — Подгонял педагог. В коридоре я почувствовала себя спокойнее. Почему.? Станислав резко повернулся и ударил кулаком в стену, потом долгое время смотрел в то место, где ударил, а я куда-то в пустоту. Дистанция между нами большая, но чувствовала себя я дурно. — Так, что не так с моей успеваемостью? — Станислава, — мужчина поднял на меня погрустневшие глаза, — вроде умная девка, а порой ведешь себя, как дитё. — Говорите, что нужно. — Отрезала я. Мой собеседник хмыкнул и оперся спиной о стену, долго рассматривая скрещенные на груди руки. — Помнишь, что я вчера говорил? Хитрый взгляд принялся бегать по моему лицу. Такое, конечно же, забыть невозможно, ведь, когда в твоей квартире появляется учитель, ты сильно нервничаешь, а когда он еще и какую-то чушь несет, то и подавно. На основе таких рассуждений я утвердительно кивнула, позволив математику продолжить. — Это же правда. Хочешь узнать, зачем я тебя позвал? — Не хочу гадать, просто скажите и отпустите. Не знаю, почему, меня, как током, шибануло. В голове зазвенел странный голос, похожий на учительский, а перед глазами встала картинка, оную я никогда не видела. Видения сменяли друг друга, я то толстого мужика в бордовой рубашке зрела, то тощую спину в алых брызгах. Шепчет: — Ты все знаешь. Ты все знаешь. Ты его знаешь. Я затрясла головой. — Ты его видела. Ты его видишь. Ты его… Все затихло. Глюки испарились, и я шлепнулась на пол. Станислав Владимирович расцепил руки и протянул правую мне. Я ухватилась за нее, как за минералку после тренировки. — Веришь? — Я к медсестре — мне плохо. — Стась, — он обхватил мой локоток, — не переживай. И про то, что на сцене было, забудь.