Тао ХХ/08/19
Все, что мог видеть человек — темнота. Она не была пугающей, как описывало множество писателей в своих самых страшных книгах, нет. Она была совсем не такой. Человек не боится самой темноты, пугает лишь то, ЧТО/КТО в ней. Все мы боимся неизвестного, ведь ни за что не будем готовы к этому. Даже, если бы в ней было что-то реально опасное, нас бы уже давно не было. Но в этой темноте, в той, что пред глазами юноши не было ничего страшного. Она тихая, в ней ничего нет. Где я? Странное чувство невесомости. Словно все тело было сделано из воздуха, такое же легкое и чертовски непослушное. Мозг пытается контролировать хотя бы одну часть тела, но все тщетно. Что я? Парень не знает, стоит он, сидит или вообще лежит. Здесь только сознание и ничего больше. В голове неосознанно начинают мелькать различные картинки. Сначала они мелкие, некоторые из них тускловатые, а есть и такие, что блещут светом. И чем больше этих образов, тем становилось отчетливей лицо юноши. Его черные волосы, черные, как смоль глаза… — Ты этого хочешь? — раздается где-то из темноты. Голос прерывался, на полуслове, а затем вновь возвращался. А чего я хочу? — Как же с тобой сложно, — стонет кто-то из темноты. — Неужели ты не знаешь, чего хочешь? Нет. — Не думал, что встречусь с таким неуверенным человеком, — на этот раз голос звучал совсем по-другому, словно насмехался. Человеком? — Ну да, и раз ты здесь, значит, скоро умрешь. Умру… — Ты можешь остаться со мной здесь, в вечной темноте, а можешь… — на мгновение голос затих. — Можешь уйти туда, где тебя еще ждут. Было понятно, что этот кто-то улыбается. На его устах грусть, словно пытался направить именно тем путем, которым сам не осмелился пойти. — Решай быстрее, время не на твоей стороне. Парень вновь пытается приподнять руку, в надежде поймать тот образ, с которым он только что говорил? Пожалуйста, двигайся… Губы шевелятся в беспорядочном шепоте, но ни одного звука не слышно. Слова рвутся наружу, именно те, которые хочется сказать от всего сердца тому силуэту. Вновь всплывают образы различных людей, которых он любил или же ненавидел. Последний образ — человек, мужчина с темными волосами, холодным взглядом, но добрым сердцем. Он не видит лица, но фигура человека казалась знакомой, словно они были знакомы давно. Ты нужен мне… Юноша чувствует, как внутри, где-то в области сердца начинает разгораться огонек, когда-нибудь он перерастет в пожар, оставив после себя только пепел горьких чувств. С каждым последующим движением и воспоминанием, в теле все четче отдавалась боль. По всему телу, сразу, словно острые ножи впивались в белоснежную кожу. Больно. Он видит яркий свет, который разгоняет всю тьму вокруг него. Кислород разъедает носоглотку, трахею и легкие, оставляя повсюду маленькие ожоги. Дикий кашель не дает нормально вдохнуть нужное количество воздуха. Боль отдает в каждую клеточку тела. Тао. Черноволосый юноша слышит знакомый голос. Он не может вспомнить обладателя этого бархатного баритона, но точно уверен, что ему нечего бояться. Он успокаивал, дарил покой, но душа требовала идти, не останавливаться ни в коем случае. Неожиданно раздается еще один голос, совсем другой, но не менее знакомый. Нежный, бархатный, точно омежий, потому что звучал как отцовский, любящий. Зов становится все отчетливей и громче, юноша не может его игнорировать. Тянет почти прозрачные руки навстречу, но звук… он никогда не был осязаем. Ухватиться не за что, тонкая кисть проходит насквозь, ощущая лишь прохладу пустоты. Неожиданно он оборачивается, всматриваясь во тьму, пытаясь разглядеть в ней того, кто говорил с ним. — Пытаешься меня найти? — раздается совсем рядом. Кто ты? — Всему свое время, Тао.***
— Где… Голос слабый, тихий. Но его сразу же услышал человек, сидящий рядом. — Тао? — взволнованный омега подрывается к кровати, на которой лежал черноволосый парень. Он всматривается в бледное лицо, пытаясь понять, не послышалось ли, не привиделся ли образ ему. Но вскоре раздается хриплый стон и омега понимает, что все реально, никакой это не сон. — Ты меня слышишь? Сехун позови врача, срочно! Бэкхен чувствует, как О покидает палату в поисках медперсонала, а сам не спускает с черноволосого взгляда. Он тоже устал. Устал следить за ними, словно они все его родные дети. Омега кладет руку на большой живот, медленно поглаживая его. Ребенок внутри начинал сильно активничать, когда Бэкхен находился в палате у Тао. Словно малыш чувствовал омегу и пытался защитить, только вот по-своему. И сейчас малыш бунтовал, бил омегу изнутри своими ножками и ручками, что доставляло Бэкхену сильную боль. Он перенашивал, но врачи пока что не собирались вызывать роды или же делать кесарево сечение, ведь ребенку ничего не угрожало и по анализам был совершенно здоров. — Успокойся, малыш, — нежно произносит омега, обращаясь к сыну. — Не делай папочке больно. Малыш затихает, когда слышит папину просьбу. Вскоре возвращается Сехун с врачом и несколькими медсестрами. Те сразу же подходят к омеге и начинают проводить медицинские манипуляции. Бэкхена попросили отойти на всякий случай, ведь никто не знает, как поведет себя Тао. Омега недолго думая отсаживается на другое место, получая при этом по внутренним органам от своего малыша. — С Тао все в порядке? — произносит Сехун, не сводя своего взгляда с мужа. — Кома никогда не проходит бесследно, мозг почти не функционировал, — объясняет врач-альфа. — По сути мы ограничили функции организма, чтобы поддерживать жизнедеятельность мозга и сердца. В таких ситуациях человек, как правило, остается инвалидом пожизненно. Мужчина приподнимает веки черноволосого омеги, проверяя рефлексы. При свете зрачок тут же сузился, а когда источник света убрали, чуть-чуть расширился. Дальше он проверял слух, но омега плохо реагировал, но говорить о чем-то пока рано. Нужно ждать, когда омега полностью придет в себя. — Нужно подождать, его организм очень слаб, сами понимаете месяц пролежать в коме, хорошо, что он вообще самостоятельно из нее вышел, — мужчина обращается к Сехуну, который стоял совсем близко. — Но, как я уже говорил, кома — дело серьезное, да и травмы сильно повлияли. Ходить он точно не сможет, его бедренные кости были раздроблены, мы собирали их по кусочкам. Все осложнилось, когда мы узнали, что пациент ожидал ребенка… — Ребенка?! — не выдержав, сорвался Сехун. Бэкхен подскочил к альфе, пытаясь успокоить. Всё хладнокровие О мигом исчезло, когда перед глазами вспыхнули образы Тао, который нежно смотрел на детей, играющих на площадке или же, когда тот смотрел на Бэкхена. А ведь правда, Тао все время хотел поговорить с Се о чем-то, но их вечно прерывали либо же альфа сам не хотел разговаривать. Он не замечал элементарного в поведении омеги. — Он жив? — Соболезную, но изначально ребенок в утробе омеги был мертв, — серьезно произносит мужчина. — Только вот не знаю, почему организм парня не отторг малыша, возможно, он пытался как-то восполнить баланс в теле. Врач еще долго говорил о состоянии здоровья и планах на реабилитацию. Сехун слушал, поглядывая все это время на мужа, который лежал на кровати и будто опять впал в кому. Врач говорил, что это нормально, он восстанавливается. Сейчас главное спокойствие, которое сложно найти в данной ситуации. Сехун просто разрывался, ведь нужно найти Ханя, а разговоры с Чондэ ни к чему не приводили. Но О догадывался, что это дело рук Ходжуна. Тао то приходил в себя ненадолго, то вновь засыпал. Сехун все время был рядом, Бэкхен тоже не уходил, ведь переживал за обоих не меньше. — Ты знал об этом? — этот вопрос альфы был адресован Бэкки. — Нет, — честно признался омега. — Задумывался над этим, когда малыш начинал пинаться при Тао очень интенсивно, да сам он стал частым гостем в нашем доме. Его словно тянуло к нам, но возможно это из-за его беременности. Вновь повисло гнетущее молчание. Раздавались лишь писк приборов и дыхание людей в палате. — Мы могли бы этого избежать? — Чего именно? — переспрашивает омега. — Участие Тао во всем этом или же смерть ребенка? Сехун не решается продолжить, лишь сильно сжимает бледную руку мужа. Интересно, Тао чувствует, что сейчас происходит или же вновь спрятался в своем потаенном и безопасном мирке? — Ничего назад не вернуть и если ты решил быть с Ханем, перестань жалеть Тао, — просит Бэкхен. — Последнее, что он заслужил — твоя жалость. — омега подходит к Сехуну ближе и кладет ладонь на крепкое плечо, аккуратно сжимая его. — Ему будет плохо, когда услышит все это, ведь он почти все потерял… — Зачем ты все это говоришь? — Чтобы ты понял, что ты очень важен для него, — Бэкхен прижимает вторую ладонь к животу сильнее, чувствуя, как малыш внутри начал сильно буянить. — Поэтому не исчезай из его жизни, прошу. Что-то внутри альфы разбивается на множество маленьких осколков. Собрать все он не в силах. Чанель подъехал только к вечеру, докладывая альфе о поисках Ханя. — Мы ведем поиски Ходжуна, но пока безрезультатно. — Им что, сложно найти омегу и старого извращенца?! — Успокойся, Се, — просит Чан. — Всем нам не легко, когда такое происходит, но уверен, Лу не такой хиляк, каким кажется. — Никто не знает, что сделает Ходжун с ним, пока нас нет. — альфа никак не мог успокоиться, представляя самые страшные варианты, какие только могли прийти к нему в голову. — Меня убивает все это, словно конца этому никогда не будет. — Но у нас есть зацепка по поводу того, где может сейчас находится Ходжун с Луханом, — произносит Чан. — Но одним нам не справиться, а единственные, кто знают Ходжуна хорошо — родители Лухана. — Ты предлагаешь поехать к ним? — Не думал, что ты такой тупой, — в шутку произносит рыжий, пытаясь разрядить обстановку. — Да, это я и пытаюсь сказать. — Они могут быть заодно с ним. — Но вреда своему сыну они точно не будут желать, — Пак улыбается во все тридцать два и приобнимает шатена за плечи. — Мы со всем справимся. Альфа жестом подзывает беременного мужа к себе и тоже обнимает, прижимая к себе ближе. Они были семьей, всегда делились и горем, и радостью.