In unlikely places

― Ну и кто теперь пидор, а? Кто сучка, пап? От этого ему становилось лучше. Несомненно, это один из самых великолепных моментов в его жизни. Порыв эндорфинов опьяняет его и вскруживает голову, а вид окровавленного и избитого тела своего отца, было все еще свежим в его памяти. Микки практически переходит границу, еще несколько ударов, и Терри был бы мертв, но Джером останавливает его со словами, что он того не стоит. Конечно, он прав, но в любом случае это не меняет того факта, что парень хочет сделать с ним. Микки даже не волнуется, что их поймают, он наконец-то сделал то, о чем мечтал с тех пор, когда был еще ребенком, наблюдавшим, как Терри избивает его мать. Джером смеется над его беспокойством, безумный смех разносится по коридорам, пока они убегают. В камере он помогает Микки очистить кровь с лица, на котором была разбрызгана красная жидкость в перемешку с отпечатками пальцев, осторожно пытаясь не повредить кожу еще больше. Микки чувствует, как его губы расплываются в широкой улыбке, точно так же как и у его дружка. Это происходит само собой. ― Вот что, ― говорит рыжий, щипая его за щеку. ― Вот что я хочу видеть все время. ― Ты смешной. ― А Терри – блядская пизда. Вот кто на самом деле твой папочка! ― Заткнись, блять, Джером, ― они оба смеются, вцепившись друг в друга, скорее как два мальчика, которые разыгрывали отца Мика, нежели чем два взрослых человека, которые избили его. В этот же вечер Джером приносит ему лейкопластырь. Он сначала не получает его, костяшки его пальцев не так сильно болят, но рыжий выжидательно задерживает взгляд на Микки, пока тот не понимает, что он хочет от него. Он медленно освобождается от оранжевой униформы и белой рубашки, и Джером размещает лейкопластырь над дерьмовой татуировкой, полностью закрывая ее. Теперь улыбка Джерома мягче, его пальцы все еще находятся на лейкопластыре, разглаживая его по коже Микки. ― Плевать на Терри. Плевать на Йена. Ты больше не принадлежишь ему. ― Чей я тогда? ― спросил он, чувствуя неустойчивость. ― Ты снова сам по себе. Вздохни глубоко, не правда ли прекрасные ощущения? ― Микки вздыхает, наполняя свои легкие несвежим тюремским воздухом, улавливая слабый, чистый запах Джерома. По некоторым причинам он всегда пахнет мылом и редко когда-либо потеет. Это не удивительно, а забавно то, как он смог вдруг вкусить вкус свободы, находясь при этом за решеткой. В тюрьме ты можешь быть полностью отбитым чуваком, но при этом не быть психически больным. Клетка пахнет апельсинами. Это не займет у Микки долгого времени, чтобы обнаружить виновника, совершенно круглый апельсин покоится на его подушке, его яркий цвет контрастировал с серовато-белыми листами. Он забрал его и прижался носом к фрукту. Он никогда бы не подумал, что будет так скучать по фруктам. Пиво было бы клевым, но иногда он мечтал о сочном стейке и созревшем плоде, и он знает, что он такой не один. Ребята здесь болтали не только о девушках, но также разговаривали и о еде все время. Особенно во время еды, когда они получают коричневое месиво, разговаривают, чтобы наслаждаться этим. Трудно представить себе кого-либо, кто мог бы этим наслаждаться, пока они питались тюремной едой. Он медленно очищает кожуру апельсина и расщепляет его на меленькие дольки, предлагая половину улыбающемуся Джерому. ―Нет, это для тебя. Я уже съел свое. ―Спасибо. ―Тебе нужны фрукты в твоей диете, ты выглядишь немного бледно, ― Микки недоверчиво взглянул на парня. Они одинаково бледны, но на Микки по крайнем мере было немного веснушек, чтобы составлять общую белизну. Стон срывается с его губ, как только апельсиновый сок разливается во рту, и он слышит хихиканье Джерома, на это действие он показывает ему палец, не открывая глаз. Ему нужно было некоторое время в одиночестве с апельсином, даже если рыжий единственный, кто для него на первом месте. Джером не возражает, он просто сидит, уставившись на то, как Микки ест. Пристальным взглядом беспокоя парня, но он научился принимать рыжего, как особенного. И это своего рода приятно, иметь чье-то пристальное внимание. Йен смотрел на него также некоторое время. ―У тебя гость, Милкович. Девчонка, ― закричал сторож, в то время когда Микки заканчивал с последней долькой. Он рычит, когда видит развратную улыбку охранника. Но этот видимо был новеньким, вся тюрьма знает, что Микки - пидор. Он желает, чтобы это была Мэнди, но знает, что смешно желать этого. Он сомневается в том, что она знает где он. И он надеется, что она не узнает, потому что это будет означать, что она не будет пиздеть о нем, поскольку даже не пытается позвонить. Он не ожидает большего от братьев, хоть Игги и навещал его однажды, но Мэнди звонила ему, ее любимому брату, и он хочет верить в то, что она не врала. Но, возможно, это все зависит от того, что Йен говорит ей, если они разговаривали вообще. Йен украл ее у него. Это не Мэнди. Это даже не Светлана. Его горло стиснулось, когда он увидел посетителя, и он боролся с желанием повернуться и уйти. Джером очевидно ожидал, когда он вернется, и не было ничего случайного в вопросе, когда он спросил. ―Это была твоя сестра? ―Не моя. Твоя. ―Что? ― рыжий наклонил голову, как большая, любопытная птица. ―Дэбби. Это была Дэбби, ― Микки быстро заморгал, но слезы просто так не уходили. Он не мог представить, как маленькая Галлагерская девчонка заявилась в тюрьму, он и не спросил, в то время, когда они болтали. Фиона вероятно не знала, она бы не позволила приходить Дэбби одной, то есть если бы она позволила ей прийти за всех. Девочка выглядела почти облегченно, когда увидела Микки, как хотела увидеть его в течении долгого времени. И он не слепой, он увидел темные круги вокруг глаз, неумело покрытые множеством косметики и доказательство, что он не единственный, у кого много времени. Дэбби отклонила его вопрос, хотя она весело болтала о том, что происходит во внешнем мире, осторожно избегая разговоров о Йене или других Галлагеров. Она рассказала ему, что Светлана переехала к Фишерам. По некоторым причинам это разозлило его, но он пытался сохранить хладнокровие. Для него не было бы ничего хорошего в том, если бы хихиканье Дэбби что-либо значило. Это было самым хорошим визитом до тех пор, пока он не мог понять, почему начал чувствовать, как задыхается. Он надеется, что никто не нанял ее сделать это.

***

Офис психолога простой и скучный. На фоне одного файла, письменный стол пуст, и прикреплен болтами к полу. За этим самым столом он проебывал все последнее время, чтобы поговорить. Он проходит над всем. Моменты из жизни заставляют его улыбаться. Он представлял, как психолог прочищает его, делая вид, что ничего не произошло. Ему было стыдно за свою минутную слабость. ―Мне сказали, что ты завел друга, ― глубокий и сопливый голос Лоэла, Микки все не может запомнить, почему он позволил ему стать гребанным другом. Видимо, он был отчаявшимся, потому что ничто не сможет его заставить это сделать. Он игнорирует вопрос, это бессмысленно. Сплетни здесь распространяются как пожар. ―Джером Валеска, ― Лоэл даже не пытается маскировать презрение, когда он выплевывает имя. ― Ты кажешься лучше, не как подавленный, но он не хорош для тебя. ―Ты не противоречишь себе? Я лучше, но не лучше? ― издевается Микки. Он вытягивает ноги в расслабляющей позе, которая, как он знает, раздражает людей. ―Джером, как наркотик, Микки. Сначала все кажется удивительным, но когда ты узнаешь правду, то уже слишком поздно. Я не могу сказать тебе, что он сделал, но это что-то не хорошее. Ты хороший друг, не позволяй ему уничтожить тебя. Я попытаюсь передать ему. ―Я хороший друг? О да, я был таким хорошим другом, когда позволил вставить тебе в меня член, я прав? Но догадываюсь, что, ― Микки наклоняется. ― Если ты сделаешь что-нибудь, чтобы прогнать Джерома прочь, я расскажу всем об этом. И тогда я начну такой ад, который ты еще не видел. Он - моя единственная вещь, которая только есть в этой гребанной заднице. ―Ты просто не представляешь насколько он больной. Полчаса спустя Микки вернулся в свою камеру, и на этот раз это было лучшее место, чем любое другое, где он мог бы быть. Эта игра только его и рыжего. Он не обращает внимание на внешнюю суету, все заключенные готовятся в ужину. Он не голоден, и Джером, кажется, ест только тогда, когда ест Микки. У них сгорает не много калорий, так как они работают в классе автомобильной механики. Если бы не Джером, он бы никогда и не подумывал об этом. У него никогда не было каких-либо навыков, которые пригодились бы ему в надлежащей работе, Терри всегда заботился об этом. Они думали, что быть сутенером - это лучшее, что они могут сделать, но Джером настоял на своем и сказал наняться на работу. Джером делал это так, что, все к чему он прикасался - взрывалось или повреждалось, что после не подлежало ремонту, так что большую часть времени он теперь просто наблюдает. Микки не знал, что ему просто нужно было больше уверенности, чтобы это не произошло. В конце концов, он был хорош в нечто особенном, что включает в себя разрыв коленных чашечек или бег от копов. Вот что говорит их учитель. У него нет никаких причин лгать, и он продолжает доставать Джерома из-за его полного отсутствия способностей, поэтому Микки верит его словам. Рыжий, несмотря на всю его непредсказуемость и гнев высказанных проблем, делает для Микки больше, чем кто-либо еще. Он думает о том, что сказал Лоэл, прежде чем он покинул его, но понимает, что это ничего не меняет. Так что Джером - сумасшедший. Микки знает, что он сумасшедший. Сумасшедшие все, кого он знает, и если бы рыжий был нормальным, он бы, вероятно, не знал, как справиться с этим. Джером ускоренно шагает. Он проходит от стены до решетки, от решетки до стены, от стены до решетки, от решетки до стены... Микки утомляет только наблюдение за ним. Он делал это в течении получаса, беспокойно и расстроенно. Насколько Микки известно, ничего не произошло. Был инцидент с Пепе, где им пришлось применить немного силы, но все же он не отличался от любого другого боя. Крови было много, но Джером, казалось, делал это специально, чтобы насладиться этим, впрочем, как и всегда. ―Этому уже достаточно, я не могу терпеть это! ― вдруг кричит он. ― Люди здесь сводят меня с ума. Я хочу взорвать ванную комнату, скормить свиней крысам. Здесь все такое чертовски жалкое, ― он выплевывает эти слова с таким ядом в голосе, что Микки невольно пятится к стене, вскоре кровать скрипит под ним. Джером поворачивается, чтобы посмотреть на него, его движения быстрые и острые, как у хищника. И он дергает свои волосы, почти вырывая их с корнем. ―Блять, ― кричит он снова, и это только вопрос времени, что кто-то заявится посмотреть, что тут происходит. ― Мои мысли. Всегда, всегда были, ты знаешь. Мне только нужно убить их, всех их. Они как ходячие трупы. Какая трата пространства! Джером падает на колени и ползет в сторону кровати Микки, взбираясь на него и садясь верхом на его бедрах. ― Они так чертовски унылы. Микки пытается дышать ровно, но это получается с трудом, тогда как белое лицо парня искривилось в уродливой гримасе, нависая прямо над ним. ―Я хочу избавиться от них, показать им, кто здесь босс, ― пальцы Джерома дергаются, как будто он что-то рвет, но затем он начинает ласкать лицо Микки, большим пальцем успокаивающе потирая большую скулу, ― Но тебе... тебе я бы никогда не навредил. Я хочу защитить тебя. Я уничтожу любого, кто попытается причинить тебе боль. Микки, казалось, увидел у того в глазах слезы, но тот быстро сморгнул их. Он понятия не имеет, что происходит в мозге Джерома, это совершенно неизвестная территория для него, но иногда он чувствует себя спокойно. Его пальцы обхватывают костлявое запястье, на ощупь кожа оказывается холодной. ―Все хорошо. Я верю тебе. Ты помогал мне все это время, Сумасшедший Джей. Микки празднует первую годовщину в жизни, которая полностью его подзаебала, после того когда он сделал татуировку, которая уже ничего не значит. Джером выбрал это для него, стая маленьких летучих мышей на задней стороне шеи, исчезающая в волосах. Это выглядит удивительно хорошо, на этот раз это сделано настоящим мастером татуировок, который оказался в тюрьме за поджог своей подруги. Джерому накалывают лишь одну единственную летучую мышь, прямо над левым соском, который Микки считает забавным. Когда они делают татуировщику замечания на счет одинаковых чернил, рыжий ломает ему все пальцы правой руки. Чтобы тот больше не делал работ в ближайшее время. ―Эй, М, хочешь сломать еще несколько костей? ― весело спрашивает Джером. ―Почему ты всегда зовешь меня как "М"? ―Я не хочу звать тебя Микки. ―Это мое имя. ―Каждый человек использует его. Он использовал его. Я хочу чтобы это было только моим. Микки обдумывает это в течении минуты, а затем вздыхает. ―Мое полное имя Михайло. Трахни мою семью за то, что оно на украинском языке. ―Михайло, ― произношение Джерома безупречно, и парень даже не знает почему это его удивляет больше. Рыжий, как ходячая загадка, поэтому Микки должен научиться принимать то, что никогда не будет по-настоящему понимать его. С другой стороны, Микки - простой парень. Он задается вопросом, почему он вообще нравится Джерому. Дэбби сдерживает свое обещание. Она приносит ему вещи, звонит, когда не может придти. И с каждым разом она выглядит все более измученней, чем до этого. Она говорит, как сильно скучает по нему, что она хочет быть здесь с ним. В конце концов она признается, что Фиона принуждает ее сделать аборт, и что она не дает ей покоя, тем более, что Фиона продолжает быть сукой, на счет всего этого инцидента. Она плачет, а он даже, блять, не может прикоснуться к ней. Дэбби говорит, что ненавидит свою жизнь, и он сжимает кулак так сильно, что ногти впиваются в кожу. Он касается стекла, и она кладет свою руку поверх его. Дэбби стала для него как сестра. Сестра, которая мягче и ласковей, чем Мэнди. Он ненавидит тюрьму больше, чем когда-либо, здесь он совершенно ничего не мог сделать. Он попадает в три драки после последнего визита, его нос ломают, но этого все еще недостаточно. Он кричит, Джером приглушает эти звуки рукой, не желая ничего слышать от Микки. ―Ты хочешь уйти? ― шепчет Джером ему на ухо. ―Да, ― вышептывает он, все еще цепляясь за парня. ―Тогда я тебя вытащу. Шш, это будет законно. Мой адвокат позаботится об этом. Мой предыдущий адвокат был пьяным все время, так что твое дело легкое, Михайло. Микки пытается оттолкнуться, чтобы посмотреть в глаза Джерома, но сильные руки крепко удерживают его. ―Тогда почему ты не сделал этого раньше? ―Потому что ты не хотел уходить. Ты думал, что должен был быть наказанным? Хотя, смотря что за преступление, на что я без понятия. Но я вытащу тебя, и себя тоже. Я купил дом здесь, ты знаешь, до того как оказался тут. Ты не вернешься в свой старый дом. ―На какие деньги? ―У срока преступления есть некоторые льготы, особенно в Готэме. Они никогда не говорили о Готэме. Раньше Микки вообще не интересовался городом откуда он, но иногда были моменты, когда Джером упоминал о нем, и то, что даже не думал, что окажется здесь. Он был не в состоянии остановить мрачную тьму, Чикаго достаточно пришлось ему по вкусу. Если у него был бы выбор, он бы выбрал город, который является полной противоположностью Чикаго. Что-то яркое. Что-то, что по крайней мере дает иллюзию мира, хотя он не знает, есть ли город, который бы принял его. В пути Джером не рассказывает о Готэме, он говорит, что ему нужно знать. Для него там нет ничего такого о чем стоило говорить. Адвокат Джерома очень чопорный и правильный, его лицо еще не перекашивается гримасой, когда он читает файл Микки. Он что-то бормочет себе под нос, и, кажется, он думает, что предыдущий адвокат Микки был идиотом. Он прав, конечно же, общественный защитник, которым он был назначен, едва мог вспомнить свое дело, не говоря уже о его имени. Они не дают хороших адвокатов таким отбросам, как Микки. Он очарован тем, как парень вздыхает, потирает лицо и пытается, что на самом деле очень трудно, не показывать гнев. Он даже ничего не предпринимает, а просто сидит и наблюдает, как адвокат, кажется, быстро теряет веру в Американскую судебную систему. С последним тяжелым вздохом мужчина обещает Микки, что он будет свободен в конце месяца, и что его оставят в покое. Ходят слухи, или как сказали Микки, но он не должен быть здесь. Все кажется настолько нереальным, что его рука покрыта фиолетовыми синяками от того, что он щипает себя каждый раз, когда Джером упоминает дело. Они начинают спать в одной кровати. Микки одновременно и взволнован и напуган из-за находящегося на нем рыжего. Парень убеждает его в том, что также окажется на свободе, но в это с трудом верится. Он знает это без слов, что у Джерома сделанные вещи куда хуже. Однозначно хуже, чем быть сутенером, вором или наркодилером, даже его адвокат не настолько хорош. Когда он говорит Дэбби, она бесшумно падает в обморок, он даже не думал, что такое было возможно с Галлагерами. Она обещает никому не говорить, и он знает, что она может сдержать обещание. Как сказал адвокат, он запланировал отпустить его до конца месяца, и когда наступит последняя ночь, он окажется совсем не подготовленным быть снова свободным человеком, даже если его учитель из курса сказал, что он замолвит за него словечко в одном гараже. Он дрожит в руках Джерома, испуган как ребенок. ―Я сказал, что тоже выйду. Ты же видишь, насколько эффективны мои методы. ―Не ври. Джером замолчал на некоторое время, и Микки услышал, как другие заключенные ворочаются в своих кроватях, и конечно же кашляют и храпят, из-за чего тюрьма никогда не была полностью в тишине. Грудь рыжего задрожала, когда он начал снова говорить. ―Однажды мне нравилась одна девушка. В Готэме. Она была та еще сука. Вот почему я любил ее. Барбара. Так ее звали. Я не думал, что она мне так сильно понравится, вероятно я просто сумасшедший мальчик. Не то, чтобы она была права, ― Джером смеется. ― В течении долгого, долгого времени она была единственным человеком, который когда-либо мне нравился. Я трахал людей, но любил ли их? Нет. Но сейчас я люблю тебя. Даже больше, чем люблю, Михайло. Я не собираюсь оставлять тебя одного. Сердце Микки забилось так сильно, что он подумал, что оно выпрыгнет у него из груди. Когда он поворачивается, то прижимается к потрескавшимся губам Джерома. Парень оказался не таким на вкус как все, это даже не мятная зубная паста, но их поцелуй теплый и влажный, и это самый нежный поцелуй, который когда-либо был с кем-то. Это заставляет его чувствовать себя нужным, но не столь жаждущим, даже когда Джером скользит вниз его штанов и начинает исследовать его тело, ловкие пальчики поглаживают его яйца и член, усевшись на бедра, проскальзывает между ягодиц и потирает маленькое, тугое отверстие скрытое там. Он задыхается и скулит в поцелуе, в то время как влажные пальцы Джерома сдавливают его отверстие, и он понятия не имеет, где парень нашел смазку, но его это не заботит, он просто рад этому. Когда он мастурбировал, он разрабатывал его плевком и лишь одними пальцами. Джером скрывает монстра в его штанах, девять дюймов, прям как Микки и любит, но гораздо толще любого другого члена, который когда-либо его поимел. Это болит и жжет, когда он проникает в него пальцами, и нежными поцелуями обеспечивает хороший контраст по отношению к боли. Их языки сплетаются, Джером впивается в него губами, прежде чем он переворачивается и острые бедра соприкасаются с его задницей. ―Тебе нравится большой? ― рыжий стонет, шлепая податливое тело. ―Да, да, войди в меня. Трахни меня, Джером. Микки хочет вскрикнуть, когда его бедра широко раздвинулись и толстый член проникает гораздо глубже, дотрагиваясь простаты. Они не должны были этого делать, охранники уже вот-вот начнут проверку. Другие заключенные знают, но не заботятся об этом, они могут пойти к черту. Джером изгибается бедрами и входит в Микки так сильно, что прижимается к его подбородку и дотрагивается до него языком. ―Кончи в меня, Джей, давай же, кончи, ― он умоляет, и рыжий делает это, выпуская свой груз в выебанное тело Микки. Он начинает чувствовать некую пустоту, когда Джером выходит из него, что он даже захныкал, и парень быстро проникает пальцами в растянутое отверстие. Солнце кажется безумно ярким, когда он выходит из здания, как уже свободный человек. После года в тюрьме внешний мир подавляющий, и он не может себе представить, что было бы, если бы он пробыл здесь восемь лет. Он бросает последний взгляд на уродливое, старое здание, мысли о человеке, друге, он оставляет позади. По некоторым причинам адвокат Джерома предлагает ему новое место, где он сможет позвонить домой. Это небольшой дом, но выглядит он намного лучше, чем любой другой дом, где он когда-либо жил. Это совершенно ново для него, и он задается вопросом, сколько же крови нужно было вложить в деньги, чтобы заплатить за это. Дэбби подойдет к вечеру, но, правда, сейчас он чувствует себя одиноко. Город суетится вокруг него, а он все равно чувствует себя одиноким.