Наизнанку

Танцевать? Я жила танцами долгие годы, но сейчас это было уже в прошлом. Порой, с тихой улыбкой я вспоминала изнуряюще репетиции, яркие выступления и своих друзей-танцоров. «Потанцуем?». В этом слове сольются две страсти моего прошлого: Сехун и танец. Хоть я и пыталась казаться равнодушной, глядя парню прямо в глаза, мое сердце трепетало, словно птица, наконец выпущенная из клетки на свободу. Что я чувствовала, кожей ощущая дыхание Сехуна? Радость от встречи? Желание задать много вопросов? Попросить улыбнуться — совсем, как раньше? Убежать? Любил ли он меня? Да, любил, но своей особенной любовью, которую мне было не понять. Фейерверк из страсти, секса, путешествий, разговоров до утра под вино, а когда не было вина — его поцелуи опьяняли еще больше… Холодный и одновременно обжигающий. Нет, сжигающий дотла. Таким я тебя запомнила, Сехун. — Нет, мы не потанцуем, — жадно отпив пару глотков шампанского и совсем не думая о том, как это выглядит со стороны, улыбнулась я, а Сехун нахмурился. Палец моей левой руки непроизвольно потянулся к его переносице — я всегда нажимала легонько в этом месте, чтобы О не выглядел мрачно. — Убери свой пальчик, или я его словлю, — пожал плечами Сехун, и я тут же отдернула руку, ругая себя за такой неосознанный порыв. Глупая Миюн. И, как всегда, невозмутимый Се. — Все же потанцуем? — настаивал парень, не обращая внимания на людей вокруг, а я боялась, что мы будем привлекать внимание. Паранойя. Вряд ли людям есть дело до меня и моих прошлых отношений. Хотя Чонгуку не понравилось бы увидеть меня, болтающей с О. А, тем более — танцующей с этим человеком. Люди встречаются и расходятся, поэтому я не могу винить О Сехуна в том, что он разбил мое сердце или не смог сделать мои мечты явью. Все в этом мире имеет свойство заканчиваться, и не стоит перекладывать отголоски своей боли на других. — Слышал, ты с тем очкариком, что ходил по пятам за тобой с начальной школы? — забирая у меня бокал из рук и делая глоток, небрежно бросил Сехун. Очкариком? Все он помнит… помнит моего одноклассника Чонгука. — Этот «очкарик», как ты говоришь, выхаживал меня, когда я сломала ногу, — переводя взгляд с тонких пальцев, сжимающих бокал, на влажные губы Се, отчеканила я. — А я присылал тебе цветы в больницу. Твои любимые пионы. Пионы? Не было такого. Я не получила ни одного букета. Ни цветочка, который бы напомнил мне о моем прошлом. — Не было цветов, — растерянно ответила я, ощупывая взглядом каждый сантиметр лица Се, не заботясь о том, что он это заметит. Мы не виделись несколько лет, так что плевать. Сехун довольно засмеялся и, склонившись к моему уху, прошептал. — Спроси своего очкарика, Миюн-и, — его горячее дыхание согревало мою обнаженную шею, отчего по телу сразу побежали мурашки. Горячее дыхание, способное растопить островок льда и непонимания в моем сердце. Странное это чувство: казалось бы, еще совсем недавно этот человек спал с тобой, целовал твои ключицы и со всей страстью вбивался в твое тело ночами, тихо постанывая, а сегодня вы - незнакомцы. Чужие. Люди, тонущие в прошлом, наивно собирающие счастье, призрачное счастье по кусочкам. — Не твое дело, Сехун, — дрожащим голосом ответила я, понимая, что не хочу обсуждать прошлое. Осознавая всем своим существом, что у меня есть свое маленькое счастье: Чонгук, его объятия по утрам, наше будущее и постоянное «люблю твою помятую после сна мордашку» и «ты самая красивая». А что есть там, в прошлом? Поцелуи в Париже? Дикий секс в Милане? Признания в любви на Бали? Дурацкая ссора и расставание в Барселоне? Машины, самолеты, чемоданы вперемешку с танцами, перепалками, страстью, зависимостью друг от друга и мольбами о том, чтобы наши ночи не заканчивались? Ты отбирал мой паспорт в Гонконге, чтобы я никуда от тебя не улетела. Ты знакомил меня со своими родителями и говорил, что твоя мама меня обожает и… — Я скучал, — прошептал Сехун, понимая, что это последние слова, которые мне хочется слышать в этом зале, полном чужих мне людей. — И ты скучала, я уверен, Миюн-и. Се резким движением схватил мое запястье и довольно заявил: — Она все еще здесь, да? И моя тоже на месте, Пак Миюн. Две одинаковые маленькие татуировки на запястьях: «mine». Сколько раз я хотела ее убрать, но что-то меня останавливало. — А ты все так же мотаешься по миру? Что завтра у тебя? Япония? Или нет, дай угадаю, послезавтра у тебя, может быть, Шанхай, ведь ты его так обожал? — язвительно протянула я, вспоминая страсть Сехуна срываться с места на место в поисках новых приключений, среди которых он в один день просто «потерял» меня. Забыл среди аэропортов и самолетов. Теперь я предпочитаю поезда… — Ты слишком хорошо меня знаешь, но люди меняются. Веришь? — он протянул мне еще один бокал шампанского и усмехнулся, понимая, что я ему не верю ни на грамм. А, может, стоит попытаться? «Мы слишком разные» — эти слова, словно мантру, я повторяла каждый раз, когда мне хотелось позвонить ему или уснуть в его объятиях. Сехун был моим снотворным, а Чонгук — антидепрессантом. — Хочу поверить, — неожиданно для себя выдала я и тут же запнулась. То ли шампанское, то ли близость О выпускали на свободу Миюн. Ту Миюн, что влюбилась в Сехуна с первого взгляда, встретив его в больнице. Сехун, любивший играть со скоростью, попал в аварию. Пациент моего отца. Парень, которого я возила в инвалидной коляске, пока его переломы не зажили. И взяла клятвенное обещание, что он не будет гонять, как сумасшедший. Сехун, попросивший набить на моей тонкой коже лишь одно короткое слово: mine / моя. Я была твоей, Сехун. И где-то в глубине души я все еще там, в этих маленьких черных буковках. Увязла в этих чернилах… Воспользовавшись тем, что Сехуна позвал его отец, я тут же растворилась в толпе и ускользнула домой. Сейчас, зарывшись под огромное одеяло, я набрала номер Гука и слушала тихие гудки. Наверняка он уже спит. Услышав такое родное и сонное «Алло», я улыбнулась и с облегчением вздохнула: вот он, якорь, который держит меня в настоящем. — Миюн? — прохрипел в трубку Гук и зевнул, а я снова улыбнулась, так и представляя его смешливые глаза и взлохмаченные черные волосы, любимый нос и скромную улыбку. — Я согласна, Гук, слышишь? Чон Чонгук, я согласна!!! — черт возьми, а почему бы и не покричать среди ночи в телефон?! — А теперь мне хочется кричать на всю Японию о том, что ты сказала «да»! — смеялся Гукки в ответ, разгоняя призраков прошлого, которые весь этот вечер обжигали мое запястье. Я согласна. «Да». *** Сердце испуганно сжалось, когда я услышала телефонный звонок, разрывающей ночную тишину. Незнакомый номер испугал меня еще больше, и я пару секунд сомневалась: стоит ли вообще брать трубку. Но… — Я под твоей дверью, откроешь? — на часах три часа ночи, а призраки прошлого добрались и сюда… Сложно было поверить в то, что Сехун сейчас стоял у моей двери. — Ты меня слышишь, Миюн-и? Я же знаю, что ты дома. Во рту пересохло, а слова застряли где-то в горле. Я сбросила вызов и спряталась под одеяло, пытаясь убедить себя, что это глупости. Сон. Бред. Но телефон убеждал меня в обратном. — Давай поговорим, — настаивал Сехун. — Не будь такой жестокой, Миюн. Открой дверь. Выпив залпом стакан воды и сделав пару глубоких вдохов, я пошла открывать дверь, чтобы впустить того, кого я меньше всего хотела видеть у себя на пороге. Сехун, словно ураган, ворвался ко мне в квартиру и захлопнул дверь. — Я замерз, — как ни в чем не бывало заявил он и приложил холодные руки к моим щекам, не обращая внимания на то, что у меня пропал дар речи. — Хочешь, я куплю билеты в Грецию? Ты же обожала Грецию, Миюн-и… — Ты сошел с ума, — еле выдавила я, испуганно слушая парня и видя его полубезумные глаза. — Я думаю о тебе весь вечер. Скучал. Безумно скучал, — все еще согревая руки о мои щеки, настойчиво шептал мне на ухо Сехун, а у меня в голове перемешались зима, Греция, Чонгук, пуанты, холодные пальцы О и запах кокоса. Волосы Сехуна пахли именно так сейчас, и это почему-то не вызывало у меня отвращения. — Сехун, ты сумасшедший, — прохрипела я, когда парень коснулся губами моей шеи, медленно опускаясь к ключицам. Тысячи мурашек, нет, миллионы мурашек — все они бегут по теплой коже, по груди, по бедрам, затуманивая мой разум. — Ты сбежала тогда, просто сбежала от меня, — легонько прикусывая кожу на шее, вспоминал он, а меня уже била легкая дрожь. — Это было невыносимо, понимаешь? Устала. Просто устала. Мы разные, слишком разные. — Я так не думаю, Пак Миюн, — его слова сжали мое сердце, не давая ему биться. Зима? А в сердце оттепель. И мне страшно.