Ошибка, которую...

В одном из тайников Мультивселенной. Стук капель. Громкий. Раздражающий. Боль. Каждый вдох приносит ее, каждое лишнее движение в разы усиливает. Глухой треск. Резкий свист и надрывный, надсадный кашель. Каждая кость ноет. На теле нет живого места. Ярко-синие дорожки от слез, которые никогда не исчезнут, слишком выделяются на белоснежном лице. В глазницах бесконечная тьма и изредка пробегающие внутри нее надписи «error». — Он пообещал тебе, помнишь? Пообещал, что не оставит в одиночестве. И посмотри, что с тобой теперь. Ягодка-Ягодка. Не умеешь ты выбирать друзей. — I… StiLL… bElIEVe… IN… hIm. — Ты, может, и веришь… Хотя я не понимаю. Это ведь так глупо. Он ведь тебя и прикончит. — dOEsnʼT mAtTer. Вздох. — Жаль, что я не нашел тебя первым. Я бы не отказался… Иметь такую податливую наивную игрушку. Душа наизнанку. Никогда прежде она не была такой уязвимой. Даже в нитях Эррора. Сейчас же по всей ее поверхности можно различить трещины. Что удерживает ее от распада? Даже Йоло поражался. — Невероятно. Сколько же в тебе силы воли, а, Ягодка? Сколько в тебе пустой веры? Свап не ответил. Лишь продолжил покорно висеть в цепях, ожидая… чего-то. Знакомое ощущение. Ожидание — это все-таки чувство. Не может не радовать. — Это все действительно забавно. Поразительно. Что ты чувствуешь, Голубика? — pAIn. — А кроме боли? — WaITiNg. — Ожидание? Ожидание чего, ягодка? — eNd. — Что ж. Это вполне подходит в данной ситуации. Ты почти потерял себя. И ты знаешь, кто этому поспособствовал. Я говорил тебе. Я мог вытащить тебя. И поверь, ты бы не был в таком плачевном состоянии сейчас. Я бы тебе помог, — Йоло приблизился к пленнику. Медленно поднял очки, открывая взору весьма шокирующую картину. Одна глазница была абсолютно пустой. Внутри второй тускло светилась сероватая перевернутая душа. И из обеих сочилась странная вязкая жидкость цвета фуксии. Это действительно могло бы потрясти Голубику прежде, но то, что медленно овладевало им сейчас, было намного страшнее, чем то, что он видел. Свап даже не дернулся, разглядывая равнодушными, мигающими от глюков зрачками-точками представшую картину. И Фрэш широко улыбнулся, схватив его за нижние ребра. Боль, как он успел заметить, куда сильнее способствовала прогрессу «болезни» Голубики. Ну и, кроме того, ему просто доставляло истинное удовольствие причинять ее. В этом они с Эррором были похожи. Оба были маньяками-садистами. В остальном же… как огонь и вода. Хрустнули сломанные кости. Свап издал хрипящий вздох, прозвучавший как-то странно. Словно заевшая пластинка. — Это стало в разы скучнее после того, как ты перестал кричать, — почти разочарованно протянул Йоло, разжимая пальцы и позволяя двум ребрам с глухим стуком упасть на пол. — Но ты больше и не будешь кричать для меня, правда? Какая досада. Я все чаще задумываюсь о том, чтобы добить тебя. Но не уверен. Кто знает, от чего Эррор взбесится больше — от кучки пыли или от вида твоего измученного окровавленного, но еще живого тела. А мне… Мне нужно больше эмоций. Мне нужно все, что он сможет мне дать. Значит, вот, какая у него цель. Эмоции — это невероятная сила. А если добиться от Эррора той волны эмоций, которую хочет видеть Йоло… Кто знает, на что вообще способен кто-то, подобный Эррору, в порыве столь разрушительного гнева? А это будет гнев. Ярость. Злоба такой силы, что способна будет смести и разрушить все на своем пути. Голубика знает, что с контролем гнева у Эррора все плохо. А это значит, что Фрэш получит свое. — ТЫ… пОжаЛЕЕшЬ. — Да неужели? С той силой… со всей этой силой я стану, наконец, вновь целостным. Я смогу стать сильнее. А уж в своем лучшем виде я смогу дать Эррору фору. Эмоции делают его сильным, да… и, в то же время, невероятно уязвимым. Видишь ли, ягодка… я не испытываю эмоций. Но знаю, как правильно сыграть на них. С тобой ведь сработало вначале. — тЫ зАплАТишь. — Ах, эти угрозы от того, кто сам на грани смерти. Ты знаешь, что твоя смерть будет абсолютной, окончательной и бесповоротной? Мы ведь вне мира игры, где кукловод сможет перезапустить временную линию и вернуть тебя к жизни. Ты сам-то понимаешь, как недолго тебе осталось? — ТебЕ ОстАлоСЬ МеНЬшЕ. В голосе Свапа начали звучать уже знакомые Йоло шумы. Да, он определенно уподобляется Эррору, хотя это и прежде было очевидно. Но у Голубики это превращение проходит очень болезненно. От чего-то Фрэш был даже почти уверен, что ягодка его не перенесет. Что ж. Ему же проще. — Мне почти жаль тебя, моя дорогая АндерСвап версия меня. Хотя нет, секунду. Я же не испытываю жалости, — Йоло широко ухмыльнулся и вновь протянул руки к пленнику. Однако, на сей раз, не к ребрам, а к тому, что теплилось прямо за ними. К растрескавшейся, но все еще сохраняющей форму белоснежной душе. Или, уже не совсем белоснежной? При ближайшем рассмотрении на ней можно было увидеть черные, как смола, подтеки. Фрэш с каким-то ему одному известному удовольствием растер черную каплю по мягкой душе, загрязняя, пачкая ее больше, сильнее. И с удивлением он слышит тихий, не похожий ни на что другое, стон. Определенно не стон боли. Точнее… явно не только боли. — Оу, надо же. Тебе это нравится, мой дорогой ягодный друг? — ухмылка стала шире, хотя, казалось бы — куда еще шире! — А если так.? Костлявый острый палец уткнулся в одну из «кровоточащих» трещинок, нажимая сильнее и выдавливая больше странной, густой жидкости. Голубика вновь стонет, громче, и извивается, гремя цепями, выворачивая кости. — А это намного забавнее криков, ягодка… Это скрасит ожидание намного лучше. Еще одно резкое нажатие. Как кнопка — действует безотказно. На расчерченных несмываемыми слезами щеках загорается яркий голубой румянец. Не настолько яркий, как почти мерцающие дорожки, но прекрасно видимый на их фоне. — Знаешь, а это интересно. Приятно осознавать, что хоть какая-то часть тебя не отвергает меня, ягодка. Голубика молчит. Сжимает зубы крепче, скрипя ими, но новый стон, еще громче предыдущих, все равно прорывается наружу, когда души касается один из шершавых языков Йоло. Это мерзко. Отвратительно. Гадко. И все равно Свап выгибается, почти крича от смеси столь странных, незнакомых ощущений. К боли он привык. Но не… к удовольствию от нее?.. Да, это было именно оно. Болезненное наслаждение, от которого внутри что-то ширится, растет, готовится взорваться. Отвратительное удовольствие. Отвратительный он сам, наслаждающийся этим. С другой стороны, у него, неискушенного, не было и шанса противостоять этому. Боль — то, что приедается. К ней можно привыкнуть. Но унижение, которое испытываешь, получая удовольствие от руки того, кого ненавидишь… К такому привыкнуть невозможно. И от этого лишь хуже. Души касаются зубы. Свап кричит. Да, глюки только сильнее. Да, ярко-голубых дорожек еще больше. Но он кричит. А Йоло чувствует небывалый подъем и, как ему казалось, давно утерянное любопытство. Он приближается — быстрыми, отрывистыми шагами, — после чего склоняет голову Голубики к себе. Почти сминает душу костлявыми острыми пальцами, от чего пленник вновь срывается на крик — и все семь языков проникают в открытый рот, продолжая это мерзкое насилие. Одна из ярко-голубых слез падает на лицо Фрэша, неожиданно обжигая, словно кислотой. Он отскакивает, а затем хохочет — почти счастливо, — и вновь принимается за истекающую черной слизью душу. Она темнеет с каждой секундой. Йоло не замечает, увлеченный своим исследованием, как она сереет, а затем медленно чернеет. Только трещины еще показывают, что она когда-то была белой. — Смотри-ка. Это же прекрасно, ты не думаешь? Очаровательное черное сердце. Черная душа того, кто был светлым. Разве это не иронично? Думаю, Эррор будет маленько разочарован — я тебя совсем сломал. Но знаешь. Я с удовольствием оставлю тебя себе. Ты и в самом деле потрясающая игрушка даже сейчас. Тем более сейчас. Вновь извивающийся язык приникает к душе, забираясь в одну из трещин, расширяя ее — Голубика болезненно хрипит. Это уже слишком, но Йоло не может остановиться. Это слишком приятно, слишком много забытых ощущений, слишком много всего… — я… ПРедуПрЕЖДал… И за спиной Фрэша открывается портал.