***
У Руби очаровательная улыбка, короткая юбка и способность выиграть у мужчины в любом споре — а это слишком убедительные доводы взять еще одну кружку пива, даже когда в кошельке почти ничего не осталось. Еще месяц назад ветеранам восстания гарантировалась бесплатная выпивка, но после циничного и совсем непатриотичного «Я на вас разорюсь!» бабушки Руби и возвращения ПЖЧ в Сторибрук, такие как Киллиан каждый вечер вынуждены оставлять свои деньги здесь. А это уже выглядит жалко. Джонс встряхивает содержимое пивной кружки и опрокидывает в себя одним глотком, прежде чем дверь открывается и в зале появляется обладательница красной куртки, третьего размера груди и аккуратного ногтя на среднем пальце, неизменно демонстрирующего Джонсу фак при попытке флирта или хотя бы намеке на минет. — Свон, — мужчина салютует, и предводительница (точнее, бывшая предводительница) ННД подходит к барной стойке. — Привет. — Нам еще две, — обращаясь уже к бармену, говорит Киллиан, но Эмма быстро останавливает ее жестом и ленивым покачиванием головы. Она обменивается парой слов с Руби, и та уходит к другим клиентам. — Прости, что пришлось вырвать тебя так срочно. Джонс равнодушно пожимает плечами и принимается за новую кружку с пивом. Потом, прокашлявшись, роняет что-то вроде «Служу Отечеству!», но это меньше всего похоже на патриотизм, и Эмма это понимает. Их ННД сейчас больше напоминает кучку отчаявшихся алкашей с ПТСР, которые, кроме как крошить зомби, больше ничего в жизни и не умеют. — Что с тобой происходит, Киллиан? — у нее слишком внимательный взгляд. Иногда эта проницательность бесит. — Который раз я вижу, что ты здесь надираешься? — Не заводи эту шарманку, пожалуйста, — мужчина быстро оглядывает посетителей и нервно жует нижнюю губу, надеясь, что сейчас не начнутся трогательные и проникновенные разговоры о том, что все могут исправиться, вернуться в свою колею и вообще зажить счастливо. Мэр пихает это дерьмо в уши каждый день, и в это верит только Свон, которая начала с ней спать немного после окончания восстания. Если кому-то повезло найти свой якорь, это еще не значит, что все так же удачливы. — Как твой брат? Он смотрит на нее побитой собакой, медленно отсчитывая, насколько сильно эта фраза угрожает ему и его «дорогому родственничку» и сможет ли он успеть и предупредить Питера, но, к счастью, Свон поясняет. — Лиам. — А что с ним? — голос все равно звучит немного рвано и хрипло, как бы мужчина ни старался. Остается только надеяться, что Эмма все спишет на алкоголь. — От него все так и нет вестей? — Отец перестал поддерживать с ним отношения очень давно, и это было взаимно. Не думаю, что он вспомнит обо мне сейчас. Все-таки мы не родные. Женщина натянуто ему улыбается и внезапно поднимается со стула. — Ладно. Еще раз спасибо, что пришел на вызов, мы бы с тем ходячим не справились. Киллиан нервно кивает, пустым взглядом смотря куда-то сквозь собеседницу. Она еще некоторое время ждет молчит, но, очевидно, не дождавшись или что-то для себя решив, добавляет перед тем, как уйти: — И все-таки найди работу. Прекрати делать им выручку каждый вечер.День третий. Часть 2
3 июня 2016 г. в 07:21
Питер неподвижно сидит на кровати в позе лотоса, сильно ссутулившись в подсознательном желании спрятаться, закрыться и стеклянным взглядом уставившись в одну точку — отвратительно белые и чистые стены клиники преследуют даже здесь. Его маленький мирок такой же стерильно белый, насильно вымытый и очищенный. Только под всей этой белизной кишат и ползают все маленькие грешки и жрут его гнилую душу каждый ебаный день.
Он соврет, если скажет, что ему все равно.
Все равно, что это он убил родителей.
Все равно, что это он жив после смерти и продолжает разрушать жизнь Киллиана (хотя этот ублюдок заслужил).
Все равно, что все, что между ними было, сейчас рассыпается как карточный домик.
В дверь неуверенно стучат. Питер напрягается, вытянувшись, как струнка, тяжело сглатывает и напряженно смотрит на дверь, как будто за деревянной поверхностью видит неловко сжимающего и разжимающего кулаки Джонса. Киллиан касается пальцами свободной ладони подбородка, остервенело трет щеку и негромко зовет своего сожителя:
— Питер.
Отвечает ему только легкое тикание часов в коридоре. Джонс морщится, потому что этот равномерный, оглушительно звучащий аппарат начинает раздражать, пальцами до побеления костяшек обхватывает ручку двери и, сделав глубокий, медленный вдох, с хрипотцой произносит:
— Мне нужно сделать укол.
Снова ничего. Киллиан резко сжимает челюсти так, что клацает зубами.
Он пытается быть тактичным. Но у него не железное терпение.
— Можешь торчать там, сколько тебе вздумается, только дай я сделаю этот гребаный укол, чтобы по моему дому не шлялся ходячий…
Дверь открывается настолько неожиданно, что Джонс, сильно надавливая на ручку, едва не вырывает ее. Питер смотрит убийственно холодно, в то время как в Киллиане — настоящая буря. И без того тяжелое дыхание мужчины учащается, когда Пэн, ничего не говоря и более не продолжая этот поединок взглядами, медленно обходит его и идет к лестнице по направлению к гостиной, где находится шприц.
— Эй, — Киллиан шипит, покрасневшими от лопнувших капилляров глазами наблюдая, как абсолютно равнодушный Питер просто проходит мимо него.
Просто. Проходит. Мимо.
Когда на его отклик не отзываются, Джонс, рассвирепев, бросается к мальчишке и, железной хваткой вцепившись в бледные, худые плечи сожителя, разворачивает того к себе.
— Эй! — на этот раз его возглас звучит грубее и настойчивее. — Отвечай мне, когда я с тобой разговариваю!
— А то что? — Питер приподнимает брови и, вздернув подбородок вверх, нахально смотрит мужчине прямо в глаза. — Врежешь мне? Вперед, ты меня уже этим не удивишь.
— Я вышвырну тебя из дома! Я тебе ничем…
— Не обязан, — глаза Пэна опасно сверкают, от чего Киллиана будто прошибает электрическим током. От мальчишки веет неестественным холодом, Джонс клянется, что сейчас тот напоминает мертвеца больше, чем когда-либо. — Ты меня даже за человека не считаешь.
Киллиан всегда не понимал, как Питер делает это: одной лишь фразой, произнесенной спокойным, ровным голосом, вдребезги уничтожает его, Джонса. Пэну не требуется повышать голос для того, чтобы заставить замолчать собеседника, ведь после этого просто хочется в прямом смысле запихнуть свои слова обратно в глотку.
Парень молча избавляется от ослабевшей хватки, убедившись, что новой реакции на свои слова не получит, и возобновляет путь к лестнице мимо сожителя. Пройдя несколько метров и не услышав каких-либо признаков жизни от Киллиана, он без капли яда добавляет:
— Будь добр, сделай мне проклятую инъекцию и избавь от надобности находиться в одной комнате с тобой.
Это срабатывает. Джонс, поджав губы, молча шагает следом и нарочито медленно достает шприц, пока Пэн устраивается в гостиной.
Питер присаживается на диван, вцепляется в подлокотник, смотрит прямо перед собой, выпрямляется; натягивается, как струнка, стараясь даже не шевелиться. Пока Киллиан подготавливает препарат, старательно делая вид, что между ними ничего не произошло (и совершенно точно не происходит), пытается выглядеть сосредоточенным и с треском проваливается. Так что когда наконец-таки Джонс оказывается рядом с мальчишкой, кажется, проходит целая вечность, из-за чего у Питера все пляшет перед глазами. В поисках хотя бы единственной разумной мысли он обнаруживает, что при приближении пальцев мужчины к своим оголенным плечам он едва не срывается с дивана; так сильно хочется избежать физического контакта.
Он не готов. Сейчас не время. Пусть это сделает, кто угодно, только не Киллиан.
Питер сильно жмурится и немного приоткрывает губы, будто готовясь выдохнуть, но вместо этого напрягается еще больше, когда эти чертовы пальцы, наконец, дотрагиваются до него. Джонс обхватывает одной рукой его плечо и, похоже, чересчур сильно сдавливает, когда вторая ладонь ложится на шрам, будто выгравированный на шее. Ведет вниз, едва дотрагиваясь подушечками пальцев, с закрытыми глазами это прикосновение ощущается вдвойне приятнее.
— Не шевелись, — голос Киллиана звучит чертовски хреново. Если он внезапно не застудил горло, то Питер с девяноста девятью процентной уверенностью знает название этой болезни — Я-Все-Еще-Чувствую-К-Тебе-Что-то-Но-Слишком-Придурок-Чтобы-Признать-Это.
— Вот дерьмо, — шипит Киллиан, вздрогнув всем телом от неожиданной телефонной трели и долбанув парня по затылку. Он бросает шприц на стеклянный столик и быстро оказывается возле мобильного, рявкнув в качестве приветствия. — Да?
Питер злобно шипит ему вслед, но все же благодарит кого бы то ни было за небольшую передышку. Он делает пару глубоких вдохов и выдохов, разгоняя напряжение по всему телу, и считает до десяти. Цифры через туманную пелену отдают в голове лишь жалким подобием успокоительного.
— Это обязательно?
Голос у него звучит выцветшим, и Киллиан долго перекатывается с пятки на носок, явно выслушивая тираду за неуместный в этом случае вопрос.
— Хорошо. Черт, Эмма… Да, хорошо! — прошипев напоследок, Киллиан бросает мобильник и на несколько секунд застывает в нерешительности, опасливо наблюдая за сидящим на диване парнем.
— Ты сможешь сделать укол сам?
— Поверь, прикоснуться к полуживому мертвецу не так противно, как получить настоящего живого мертвеца у себя дома, — говорит Пэн.
«Поверь, я просто не хочу, чтобы ты меня бросал здесь», — вместо этого думает Пэн, но мысли оседают невысказанным разочарованием, скребущимся где-то глубоко в глотке.
Джонс сжимает губы в тонкую полоску вместо ответа, не слишком-то бережно, но все же проводит соответствующую процедуру с уколом, после чего вылетает за дверь настолько быстро, что даже не успевает накинуть куртку. Все, лишь бы у братца-занозы больше не было возможности прокомментировать ситуацию как-то еще.
Питер думает, что для их отношений можно выкапывать могилу.