***
Шли дни, сутки тянулись за сутками, день сменял ночь, но Майлз всё так же тратил большую часть своего времени на телефонные переговоры и заигрывания с Тёрнером. Бытовая рутина заменила смущение, и Алекс старался вовремя убираться в комнате, застилать по утрам постель и мыть посуду после еды. Чаще всего он засыпал в большом кресле, в котором можно было без боли в спине свернуться калачиком до рассвета — они с Кейном несколько раз допоздна беседовали обо всём, преодолевая барьер замкнутости, и делились прошлым, настоящим. Бывало такое, что Майлз в попытке занять Алекса учил его ухаживать за садом, за капризными розочками и неприхотливыми тюльпанами. Но, наблюдая за его недовольным лицом и скривившимися губами, когда шипы стеблей впивались в его не привыкшие к труду руки, быстро отрёкся от идеи прививать любовь к растениям Алексу. Когда Кейн рассчитал примерное время, в которое Алекс просыпается, он начал приносить в его комнату пару чашек и тарелку с вафлями. — Под едой я имел ввиду не это, — ответил Майлз на предложение попробовать чипсы. Тем не менее, он взял из упаковки пару штук и кивнул Тёрнеру, набившему рот. Вечерами он составлял компанию на прогулках с собаками и даже смог поладить с огромными питомцами. Майлз доверял ему поводок, но следил, чтобы собака не рванула вперёд, и Алекс не протёрся коленями об шершавый асфальт, разрывая джинсовую ткань пуще прежнего. — Распишись здесь, — в пятницу вечером Кейн протянул ему листок, на котором не было ни слов, ни линий. Алекс покладисто черканул свою привычную подпись с замысловатым ответвлением от последней буквы и повернул листик к сидящему напротив наставнику. Он прищурился и внимательно осмотрел каракули, различая лишь первые три буквы, и добавил: — А теперь поставь роспись так, будто ты другой человек, — он вложил тяжёлую ручку в руку Алексу и в очередной раз подпёр подбородок кулаком. Алекс задумался на пол-минуты. Он вспомнил слова своей бывшей: она училась на судебного эксперта-лингвиста, всегда утверждала, что экспертиза легко вычислит, кому принадлежит даже подделанная подпись. Её невозможно изменить в равной степени, как и характер. Тёрнер твёрдой рукой надавил на шариковый кончик ручки и хаотично вырисовал непохожую на предыдущую закорючку, пытаясь изменить наклон и расстояние между буквами. — Ну, ладно, неплохо, ещё потренируешься, — Майлз улыбнулся и скомкал бумажку. Плеснув мартини в кружку, он закинул ноги на диван и продолжил ценный урок, изредка прерываясь только для того, чтобы закусить лимоном. Майлз поведал о том, почему следует встречаться с заказчиками в людных местах с желательно громко играющей музыкой — так исключается риск прослушивающих устройств; о том, что с собой всегда нужно носить паспорт и медицинскую страховку, пару тысяч евро и, если обстоятельства позволяют, медицинские перчатки из тонкого латекса, дабы избежать отпечатков на пачке купюр или мебели; что не нужно перечить боссу, предлагать свои альтернативы и выдвигать идеи — он слишком мудак для того, чтобы принять это. — Это даже не стоит заучивать наизусть, потому что само выработается, — констатировал Кейн, протягивая свой бокал Алексу и извиняясь за отсутствие чистой посуды. Он подогнул ноги, чтобы не обременять сидящего на другом конце дивана Алекса, и разлёгся, кладя ладонь на прыгнувшего на живот кота. Он ахнул, когда массивное пушистое тело улеглось, и почесал его за ушком. Тёрнер молча наблюдал за тем, как Майлз нянчился с любимцем словно с ребёнком; он говорил с ним, сюсюкал и прижимал к сердцу. — Если возникнут какие-то вопросы, то не стесняйся и подходи ко мне. Пока что, вроде, я всё сказал и обо всём информировал, — Кейн похлопал Алекса по плечу и убрал с него комок шерсти. — Ты всё понял? — Да, всё. — А ты смышлёный, как губка впитываешь, смотрю, — он хохотнул в голос и закрыл окно, когда с трассы начали доноситься гудения и рёв моторов. День оканчивался привычно: сигарета на террасе с Кейном, чашка крепкого кофе, который наверняка перебьёт сон на час грядущий, нотации от Майлза по поводу надвигающейся встречи с клиентом и ажиотаж, который охватил Алекса. В висках колотило от напряжения и осознания того, что он стоит на краю бездонного каньона. Он никогда бы не осмелился настолько кардинально расшевелить своё унылое существование, если бы поблизости не было крепкого плеча Майлза и вселяющих уверенность речей из его же уст. Это всего лишь омут, из которого он в любое время может выбраться. Игра, которую он всегда будет в праве покинуть. Или в течение которой его дисквалифицируют.III
4 июня 2016 г. в 23:54
«Остались ли у тебя чеки на друзей, которых ты купил?» — таков был первый за утро вопрос, раздавшийся из винилового проигрывателя. Алексу даже не потребовалось искать пластинки. Они покрывались пылью на подоконнике, и их обложки прилично выцвели от палящего солнца. Сердце сжималось от их потрёпанного вида, и Тёрнер наспех протёр обложки рукавом, аккуратно поставил ребристую пластинку на проигрывание и последовал совету Майлза позавтракать, не дожидаясь его самого.
Овсяное печенье позволило утолить разыгравшийся голод, но с чаем возникли проблемы — на полке стояла уйма разноцветных и переливающихся баночек со всеми сортами, и глаза Алекса разбежались. Он открывал каждую и нюхал, фыркая от бергамота и воротя нос от лимонного аромата. Под ногами путался упитанный кот, выпрашивая порцию сухого корма, но Алекс отнекивался от просьб питомца Майлза, рассчитывая на скорое возвращения хозяина. Он постарался погладить его вдоль полосок на лбу, но зверёк избегал прикосновений, отвергал ласку и продолжал ходить по периметру кухни, обтирая приглаженными боками рифлёные обои. Он настаивал на своём и не давал проходу Тёрнеру даже тогда, когда он с увесистым подносом приближался к гостиной, боясь того, что зелёный чай зальёт пол и руки.
Кот составил компанию на завтраке; он распластался в самой середине длинного дивана, широко зевая и облизываясь, и Алекс, не выдерживая нежелания оставить его без угощения, протянул на пальце кусочек сливочного масла. Он никогда не имел дела с породистыми котами, и поэтому воздержался от следующего куска — мало ли как его воспримет кот, который даже не жевал от жадности.
Алекс бесцеремонно поставил чашку на пол и принялся листать одну из немногих газету на английском языке, но даже несмотря на это названия многих хостелов были на французском и звучали довольно вычурно; хотя, должно быть, для местных это обычно. Тёрнер закинул ноги на диван и поднял листы над собой, щурясь от пробивающегося сквозь плотные шторы солнца. Южная сторона всегда оставалась не самой любимой стороной Алекса.
Уже через полчаса Алекс, допив остывший чай, подпёр голову кулаком и размышлял, надолго ли ему хватит денег. Кот осмелел и изъявил желание присесть рядом и, увидев хлопок Алекса по дивану, подошёл ближе, всё так же с опаской обнюхивая его на расстоянии.
— Да иди ты нахуй, — прошипел Тёрнер, когда его рука оказалась в обхвате четырёх лап и острых зубов.
После нескольких попыток вновь наброситься на гостя, питомец успокоился и пошёл спать под диван, несколько раз оборачиваясь назад. Несмотря на агрессивность, он был действительно очаровательным существом с ангельскими глазками горчичного цвета.
В дверь внезапно постучались. Звук был еле слышным и весьма робким. Заранее выдумав, как представиться, Алекс набрался храбрости подойти и дёрнуть ручку.
— Майлз, спасибо снова за… — в тот момент, когда Алекс открыл дверь, соседка только надевала очки, без которых, судя по всему, мало что она могла разглядеть в его чертах лица. — Ой, а где Майлз?
— Он ушёл с самого утра. Не могу сказать, куда, но я его ещё не видел.
— А кто вы, позвольте узнать?
«А кто я?» — переспросил у себя самого Алекс, мило улыбаясь настороженной женщине. Он потёр затылок и ответил:
— Я его кузен. Он вам, наверное, не говорил про меня?
— О, что ты! Конечно говорил, и я сразу поняла, что его кузен довольно порядочный молодой человек, — она рассмеялась и дотронулась до его плеча. — Вы так похожи.
«Видимо, и в очках не видит» — поразмыслил Тёрнер и скрыл смятение под натянутой улыбкой. Из короткой беседы он выяснил то, что в пять утра Майлз выгулял её собак, а затем, заведя их домой, пока хозяйка не вернулась с ночной смены, быстро смылся на встречу вниз по переулку. На часах было десять утра, и Тёрнер мысленно удивился, кому в голову приходит назначать встречу с утра. Личную, деловую… да какая разница! Нормальные люди в это время спят.
Алекс вернулся в квартиру, ликуя от своей изворотливости, и решил занять себя чем-то более важным, нежели разглядыванием причёски в зеркале. Он прочёл несколько страниц романа, пролистал блокнот с давними стихами собственного сочинения, отсортировал банкноты по их ценности и те, чей номинал составляет более десяти евро, засунул во внутренний карман пиджака. Прикинув в уме, что неплохо было бы подстричься и привести себя в порядок в общем, Алекс рухнул на диван рядом с выползшим котом и налил ещё чая из заварочного чайника, разбавляя его молоком.
— Ты освоился, как я погляжу, — Майлз скинул ботинки, стащив их за пятки, и опёрся на дверной косяк.
— Будешь чай?
— Не отказался бы, — он потёр ладони и с охотой подошёл к журнальному столику. — Никогда не пил чай с молоком.
— Я тоже.
Майлз удивлённо приподнял брови и посмотрел на Алекса. Он сделал глоток и, кажется, с трудом сглотнул, но уверил, что это было довольно вкусно и необычно. Чаще всего, когда Алекс слышал «необычно» от Кейна, это приравнивалось к «не очень».
— Тоска по Англии?
— Так точно, — он ухмыльнулся, но не стал развивать эту тему.
Майлз налил неразбавленного чая и уселся рядом. Ноги приятно ныли от долгой ходьбы, и на запястьях выступили вены от переноски тяжёлых пакетов из супермаркета. Он предложил Алексу позавтракать вместе, на что он культурно отказался, уверив в том, что уже утолил голод окаменевшим печеньем. Кейн отказался трапезничать в одиночестве и, придвинул столик к дивану, отломил кусочек печенья и положил в рот, тут же запивая в попытке как-то размягчить его. Он взял неумело спрятанную газету из-под подушки и бросил в камин. На вопросительный взгляд Алекса он показал указательный палец, прожевал и только потом ответил, когда во рту ничего не осталось кроме послевкусия жасмина:
— Не переживай за то, что остановился у меня, — Майлз передвинулся ближе к коту, и тот ловко запрыгнул на его колени. — С завтрашнего дня ты покупаешь одну половину еду, а я другую, идёт?
— Идёт, — он пожал руку Кейну, будто совершил сделку.
Майлз, пользуясь случаем, решительно вернулся к теме вчерашнего разговора. Он закинул ногу на ногу и закурил, предварительно распахнув одну лишь форточку. Он пристально смотрел на Алекса, улавливая каждую эмоцию; его ресницы подрагивали, и уголки рта слегка двигались, пока Майлз медленно подводил беседу к сути. Он подсел ещё ближе, будто готовя его к приговору.
— У тебя всегда будет шанс отказаться и обязанность держать язык за зубами. Ты сможешь уйти, когда пожелаешь. Согласен?
— Согласен. Может, уже, расскажешь, что за предложение? — Алекс изнывал от любопытства и перешёл почти на шёпот, осознавая, что это, скорее всего, великая тайна.
Кейн вкратце рассказал о состоявшейся утром встрече с человеком, имя которого он упорно обходил стороной. Он старался говорить размеренно и тихо, но иногда пытался шутить; Алекс сжал кулак, и ладонь вспотела от волнения. В какой-то миг Майлз ощутил себя садистом.
— Я даже не знаю, как правильно выразиться…
— Давай как есть.
— Мы занимаемся сбытом поддельных купюр. Мой напарник — владелец аппарата по печати, хотя, какой напарник, постоянно пытается поставить себя выше всех и отгрести как можно больше чистой прибыли, впрочем, неважно… Мы представляемся как организация по обмену, говорим, что берём процент ниже, чем в обменном пункте при банке, все ведутся, жаждая сохранить свои несчастные семь процентов. Моя задача прикрывать напарника и ходить на встречи в людные места по предварительному звонку, не вызывая подозрений и ведя себя абсолютно профессионально. Никаких лишних эмоций — лишь вежливость и спокойный тон, каким разговаривают в повседневной жизни.
Он говорил это настолько непринуждённо, что по спине Алекса пробежали мурашки. Он понимал, что хранить эту тайну у себя в голове, не говоря ни слова третьему лицу, уже преступление. Он не упустил почву из-под ног, но точно вспомнил детективные истории, в которых верховенство одерживает уголовный кодекс, и виновных прижимают лицами к полу, заламывая руки и подставляя дуло автоматов между лопаток.
— И какую роль я буду играть?
— Не такую опасную, — Майлз выдохнул дым в потолок и потушил окурок о стеклянное дно пепельницы.
Такой ответ не удовлетворил интерес Тёрнера, и он потребовал больше, выжидающе смотря на Майлза исподлобья. Он осёкся и добавил, что их деятельность, в основном, не носит явной опасности, и единственное, с чем они могут столкнуться — c необходимостью впопыхах уезжать в другие города, делить кров с сотрудничающими персонами.
— Я многому тебя научу, но первое, что просто жизненно важно усвоить: тебе хоть нож к сонной артерии приставлять будут, но ты ни единого слова не проронишь, — эта фраза полностью противоречила раннее сказанному опровержению о риске работы, но никого из пары не смутило это заявление. — Тебе же, Алекс, не стоит объяснять, что будет в противном случае?
Тёрнер буркнул «можешь и объяснить», теша свой азартный интерес, и Кейн продолжил, но уже ходя вдоль и поперёк гостевой:
— Тебя потом из-под земли достанут и точно перережут горло раньше, чем посадят за решётку, — Кейн понизил голос и не стесняясь снял рубашку, протянув руку за футболкой в шкафу. — Я лишал людей лишь удачных сделок по всем правилам закона, впаривая бесценные фальшивые бумажки, но никак не жизни.
Вопросы отпали сами по себе; Алекс понял, что главенствующее положение занимает далеко не Майлз, и за ним стоит некто другой, более влиятельный и именитый в узких кругах общественности. Однако, исходя из рассказов, и сам Майлз не на побегушках — он размеренно повествовал о том, что отдавал указания и не раз отдувался за всех. В какой-то момент стало даже смешно слушать это, глядя на него, на человека, который чаще всего выглядит как офисный работник.
Лицо Майлза обросло тёмной щетиной, которая сделала его старше своих лет. Причёска — явно не последнее веяние моды, и тяжёлые перстни на безымянных пальцах больше не красовались на фоне его смуглой кожи. Он выглядел совершенно обычно, как и подобает среднестатистическому французу. Длинные смоляные ресницы выделялись на его лице, затмевая глубокие синяки под глазами и покрасневшие белки глаз. Но вопреки уставшему и замотанному виду, его зрачки сверкали и излучали положительные эмоции, они были наполнены добром. Когда он разговаривал с Тёрнером наедине, обнимался с домашним любимцем и затягивался дымом, глядя на оранжевое вечернее небо. Алекс лишь пару раз заострял на этом внимание, но остался под неизгладимым впечатлением.
— Теперь мне нужно услышать «да» или «нет», — он навис над Тёрнером, задирая подбородок.
— Да, — и Кейн приобнял его за плечи, даря обещания просветить его в мрачных делах.