Summertime made promises It knew it couldnʼt keep The fairytale was climbing up A mountain far too steep — The Last Shadow Puppets, «Calm Like You»
Нудная деловая встреча с мужчиной, отличившимся медленной дикцией и подробными расспросами перед росписью в документах, завершилась под аккомпанемент гремящей всё ближе к вечеру музыке, поэтому, отказавшись от услуг водителя, Кейн шёл пешком до отеля. В гудении двигателей и предупреждающих звуках светофоров он находил спокойствие, которого лишился за муторный вечер. Усталым взглядом он следил за лужами, которые переступал широким шагом. Его силы отсутствовали в равной степени, как и мысли в голове, и Майлз медленно плёлся до главных дверей, обходя стороной припаркованные как зря автомобили. Предвкушая длинный и размеренный вечер, Кейн поспешил провести карточкой у входа. Ещё за порогом номера он услышал звук того, как дверцы шкафов с силой ударялись об стену, а вещи летели на оголённый паркет. Если бы он находился у своей квартиры, находящейся в непосредственной собственности, то сейчас, устремив взгляд на дверь временного номера, вариант с грабителями тут же отпал. Да и на горничную не похоже, разве что самую нервную и резкую в своих действиях. Толкнув дверь против себя, Майлз медленно прошёл по небольшому коридорчику, ведущему к основной части — большой комнате. Он на цыпочках подобрался к углу, хотя то, как он открыл дверь карточкой, и устройство, распознающее её, пискнуло, было слышно даже в соседних апартаментах. Перед ним предстал Алекс, не обращающий никакого внимания на возвращение. Он стоял на коленях перед своей сумкой и судорожно пытался утрамбовать в ней нажитую кучу вещей, которой определённо не было в его багаже по прибытию из Англии. Тёрнер, едва не сломав молнию на сумке, всё же смог застегнуть её. Рядом покоилась открытая бутылка коньяка, содержимое которой было тронутой лишь несколькими глотками. Майлз хмыкнул, понимая, что ещё бы полчаса — и стало бы бесполезно о чём-то разговаривать с опьяневшим Алексом. Но в то же время он осознал, что если не пьяные выходки глупых мотивов, то точно что-то более серьёзное. — Алекс? — он вышел из-за простенка между помещениями. — Ты что делаешь? Алекс демонстративно сделал глоток коньяка и зажмурился, вытирая рот рукавом рубашки. «Ничего» — он огрызнулся и поднялся на ноги, смотря в глаза недоумевающему Кейну. — Далеко собрался? — он попытался удержать его за локоть, но Тёрнер выбрался из захвата, что спровоцировало Майлза с силой схватить его за запястье. Ремешок наручных часов впился в его кожу, и Алекс простонал. — В Шеффилд, — сквозь зубы прошипел Алекс ему на ухо и дёрнул руку на себя. — Сумку забыл, путешественник, — Кейн обратил внимание на то, что кропотливо собираемый Алексом багаж остался лежать у ножки кровати. — Тебя всё равно там никто не ждёт, поверь мне хотя бы сейчас. Вопреки отрезвляющей реплике Майлза он не стал прерывать достижение своей цели и, не реагируя на его голос, шагнул в сторону своего багажа. Пользуясь моментом, Майлз ловко пробрался к тумбе, на которой пылился пропуск Алекса — по совместительству и средство для выхода из апартаментов. Он накрыл его ладонью и притянул к себе, и в этот миг Тёрнер, устраивая ремешок сумки у себя на плече, протянул руку и попросил карточку. План Кейна по инсценировке потери пропуска провалился, и он, пиная отныне закрытую, к счастью, бутылку спиртного под кровать, согнул пластиковую карточку вдвое, и она треснула пополам. Глаза Тёрнера округлились, но и заторможенная реакция не заставила себя ждать — он глубоко вздохнул и накинулся на Кейна, колотя его кулаками по плечам и упрашивая отпустить его на все четыре стороны. Телосложение Тёрнера было несколько крепче, чем у Майлза, однако он оказался фактически обезоруженным, когда Майлз прижал его лицом к кровати, а коленом удержал его поясницу. Он беззвучно брыкался под весом его тела и молил о свободе. Оторвав одну руку от волос Тёрнера, Майлз дотянулся до заляпанного алкоголем договора — причиной бунта Алекса. Он не стал спрашивать, какого чёрта Алекс рылся в импровизированном тайнике, и просто ослабил хват, а затем и сполз с не двигающегося Алекса, садясь рядом и протирая щёки своими ладонями. Возникла внезапная нужда сделать пару глотков и в более расслабленном состоянии продолжить, казалось раннее, закрытый разговор, но Майлз отказался от горячительного и молча начал размышлять, смотря в едва открытые глаза Алекса. — Майлз, — прохрипел Алекс. — Майлз? А мне что делать? — Для начала успокоиться, — холодной ладонью он прикоснулся к раскалённому лбу Тёрнера. — И не делать из мухи слона. Как я могу тебя бросить? От мутного взгляда Алекса ему захотелось скрыться. Тёрнер сверлил его недобрым взором, а его плечи подрагивали. Кейн сложил руки на груди, понимая, что Алекс никуда уже не убежит и даже не посмеет встать с места. Тёрнер, ощущая спад напряжения, позволил устроить свою голову на коленях Майлза. — Для меня уже не имеет значения, где мы будем жить, как много раз переезжать и сколько шрамов усеют моё тело, — бегло бормотал Алекс, и Майлз впервые не знал, что ответить. — Ты будешь добросовестно соблюдать положения этого грёбаного договора, а мне что делать? Жить у вас на заднем дворе роскошного дома или тухнуть в Шеффилде, ожидая тебя? Голос Алекса дрогнул. Кажется, он хотел что-то сказать, но запнулся и не решился продолжать монолог. Майлз не находил места своим рукам, поэтому привычным движением гладил Алекса по пахнущим фруктовым шампунем волосам своими вспотевшими от волнения ладонями. Он окинул взглядом злополучную бумагу и подвинул её к себе, проводя указательным пальцем по первой попавшейся строке. — Смотри, — Майлз положил лист так, чтобы Алекс мог рассмотреть каждую букву. — Внизу предложение, написанное маленькими буквами, о том, что этот контракт вступает в силу через месяц. Это значит, что на больший срок я не задержусь. По крайней мере, постараюсь. Глаза Алекса оживились, но перманентная грусть не испарилась. Он попытался подавить лёгкую улыбку, поэтому молча уткнулся лицом в ткань брюк Майлза. Он внимательно слушал его, преодолевая желание влезть с интригующими расспросами. — Так что, Ал, нужно пережить лишь официальную часть и пару недель под одной крышей. — И поцелуй под венцом, — Алекс как всегда копал глубже в своих суждениях. — И первую брачную ночь, — сказал Кейн с абсолютно серьёзным лицом, однако рассмеялся уже через пару секунд, глядя на растерянного Тёрнера. — Ну ладно, что-нибудь придумаем. Зато потом мы можем уехать куда угодно. Марсель, Ницца, Страсбург… За пределы государства, в конце-то концов! Мы же не в розыске, чтобы границу не пересекать. Тёрнер закрыл глаза и представил на минуту жизнь, в которой не имеют места эти договоры, печати и формальности. Вообразив идеальную картину своего существования, заключающегося в отношениях с Кейном без всяких вмешательств посторонних лиц, отсутствии ударных новостей и прочего риска, он зевнул и вдохнул родной аромат порядком выветрившегося за день одеколона Майлза. Майлз встал и вытряхнул содержимое сумки Алекса на кровать, молча давая понять, что пора разложить вещи по полкам и отбросить всякую мысль о побеге. Тёрнер пообещал разобраться с беспорядком после того, как приведёт себя в порядок и освежится умыванием холодной водой, но, останавливаясь на полпути к ванной комнате, выдал вопрос: — А я вхожу в список гостей на церемонию? — Скажу больше — ты будешь ответственным за кольца и меня у алтаря, — произнёс Майлз, собственноручно складывая жёваные рубашки. — А можно я зажмурюсь и надену наушники, пока вы будете клясться и целоваться? — постарался обернуть всё в шутку, но получалось довольно дурно — Тёрнер ощутил тянущую боль в районе сердца и дикое биение в висках. В ответ Майлз наигранно улыбнулся и сымитировал кривую улыбку, опуская взгляд в пол. Он отвлёкся на приведение номера в порядок, но боковым зрением замечал, как Тёрнер не находил себе места и слонялся по периметру комнаты, от безделья осматривая каждый угол и закуток. Он не мог оставить это без внимания, но и спрашивать Алекса, в чём дело, не хотелось — всё было ясно по максимуму. На душе стало как никогда гадко, но он, сжимая ткань вещей Алекса всё сильнее, продолжал начатое. Когда Тёрнер скрылся за дверью ванной и закрылся на защёлку, послышался звук ударяющейся об поверхность акриловой ванной воды. Алекс снял с себя рубашку не первой свежести. Он, опираясь руками на края раковины, осмотрел свои щёки, покрытые нездоровым и слишком красным румянцем. Он сделал глоток ледяной воды из-под крана и, понемногу приходя в себя, старался всерьёз взвесить все свои мысли. Все думы, раннее роившиеся у него в голове, перемешались и смотались в единый ком, окутываемый паникой. Сейчас, вслушиваясь в равномерный звук стекающей воды, он интересовался у самого себя, зачем он пытался скрыться от нагрянувших трудностей. Эмоциональное потрясение, чередуемое со слепой обидой, подтолкнуло к самому глупому решению, которого он мог ждать от себя — он сам не знает, от чего бежит. Сквозь журчание струи в ванной он слышал, как Кейн с кем-то разговаривает по телефону и довольно оживлённо хихикает, вышагивая от двери до конца коридора. Алекс почесал щетину на подбородке и, оценив количество оставшегося в тюбике геля, принял незамедлительное решение позаботиться о своём внешнем виде. Алекс почувствовал, как желудок заурчал с новой силой, а голова, словно улавливая эту связь, подключилась со своими болезненными ощущениями. Алекс уронил свою бритву и, нагнувшись за ней, не удержал равновесие и перекатился с носочков на колени, и без этого усыпанные синяками. Он опёрся спиной на кафельную стену, проводящей холод по всему телу, и прикрыл глаза — дыхание будто было сковано. Упадок сил, настигший внезапно, вынудил его прикрыть глаза. Он чувствовал, как бешено колотится его сердце, насколько громко раздаётся шум в комнате, а все события, происходившие за пару десятков минут раннее, казались старыми осадками от воспоминаний. Он не мог думать, не мог направить размышления на определённый лад — он ощущал лишь то, как полностью погрязает в целом болоте отрывков разных эмоций и переживаний. Он не мог пошевелить и пальцем, а грудная клетка вздымалась и опускалась словно под тяжёлым прессом. Потеряв счёт времени, Тёрнер откинул голову, скользя локонами по сухой стене. — Алекс! Алекс! Алекс, в миг распахивая глаза, обратил внимание на заполненную до предела ванную. Стены покрылись испариной, и его кожа запотела — по щекам тёк пот от самого лба. Смахнув капли ладонью, он резко одёрнулся, когда дверь распахнулась. Открывший снаружи дверь Кейн, применяя тонкий карманный нож для замочной скважины, стоял над ним, казалось, целую вечность, хотя Алекс отчётливо ощущал его руки на себе и, закрывая глаза, видел от третьего лица, как Майлз оттаскивает его на свежий воздух. Перед глазами разворачивался целый калейдоскоп случайных цветов и галлюцинаций, и в определённый момент Алекс не смог понять, открыты или закрыты его глаза — в обоих случаях он видел одну и ту же картину. Он хотел что-то сказать, уверить, что ничего не угрожает его здоровью, но не мог открыть рот. Язык и нёбо пересохли, но чувства вернулись тогда, когда Майлз, волоча его по полу под руки, уложил на балконный пол, подкладывая под голову пуф. — Я едва с ума не сошёл, — услышал он, когда его губ коснулось горлышко бутылки минералки. — Если ты решил поспать в ванной, то это было не лучшим решением, Ал. Сделав глоток, Алекс повертел головой, и Майлз убрал воду, присаживаясь рядом с ним. Здесь не было окон, и все звуки, производимые во внутреннем дворике, отдавали эхом. — Не по себе стало, — сухо сказал Тёрнер и откашлялся. Он постарался встать, перебираясь сначала на колени, а затем, облокачиваясь на перила кресла, оказался в захвате рук Кейна. Он проводил его до кровати и, не покидая Алекса, помог ему выбраться из тесных брюк. По более живой реакции на лучи солнца и посторонние шумы Майлз понял, что теперь Тёрнер способен на куда большие объяснения. Майлз, сочувственно осматривая розовые плечи Алекса, поинтересовался: — Что ты чувствовал? — Сначала головокружение, — хрипло произнёс он и выразил желание ещё раз попить. — Сердцебиение, будто готовящее меня к тому, что грудная клетка взорвётся. В глазах потемнело, а потом тело будто полностью онемело… — Паническая атака, — не дожидаясь завершения, сделал заключение Майлз. — Довольно мощная. Может, врача вызвать? — Не нужно, — отрёкся от предложений Алекс. — Диагностировали ещё в старшей школе, — опасение были подтверждены. Не позволяя себе перечить нежеланию Алекса связываться со специалистами, он налил ему стакан воды и настойчиво порекомендовал воздержаться от нагрузок в любом виде и напрасных стрессов.***
Дни шли так же незаметно, как и раньше, благодаря постоянной занятости. На несколько встреч Алекс составил компанию Майлзу, а после заводил его в кофейню, которая стала для него настоящим открытием — по вечерам там выступали местные поэты, не имеющие славы нигде, кроме подобных заведений. Души не чая в английской поэзии, он заявлялся на вечера чтений известных стихотворений и выжидал озвучивания своих любимых творений, а когда кто-то начинал читать с импровизированной сцены нечто на французском, Тёрнер переводил внимание на разговоры с бариста у стойки или на перешёптывания с Кейном, когда тот не был занят очередным внеурочным звонком. Алекс постоянно старался поделиться с Майлзом бóльшим. Он чувствовал, будто не успевает рассказать ему что-либо: самые неприметные подробности его биографии, старые переживания и тянущие вниз мысли о будущем. Когда они замолкали, а темы были исчерпаны, то Алекс, потирая пальцы под столом, лазал по закромам ума и выискивал последующий зачин диалога. Глядя в бездонные глаза Кейна, сияющие даже в приглушённом свете, он забывал о тяжком грузе навалившихся испытаний, но стоило ему отвлечься и отвести взгляд — в этот же момент он ощущал опустошение. — Всё хорошо? — Майлз приобнял его за плечи, когда заметил обеспокоенность, с лёгкостью читаемую в его эмоции. — Да, — определённо солгал Тёрнер. Алекс прекрасно осознавал необходимость содеянного Майлзом. Когда Кейн лишний раз извинялся, разглядывая сжатые кулаки Алекса, он продолжал твердить, что он не нуждается в заглаживании вины, которой, как таковой, он не видел. В Алексе на протяжении нескольких недель соперничали две личности: одна, нашёптывающая утешения и просящая потерпеть, а другая, более радикальная и прямолинейная, подталкивала к задаткам депрессии и отчаяния. С таким же благоприятным настроем как и раннее он просыпался, ходил по улицам, держа Майлза под руку, но, стоило лишь солнцу опуститься за линию горизонта, а Кейну заснуть, Тёрнер не мог расслабиться — поэтому приходилось лежать, разглядывая потолок, до тех пор, пока тело само не даст отбой. Алекс поднёс пузатую кружку к губам и, щурясь, собрался сделать глоток. С неловкостью он вспомнил, что допил кофе ещё десять минут назад, а затем, по обыкновению расплачиваясь с официанткой, накинул пиджак и вышел из заведения, не выпуская руки Кейна из своей. В голове проносились отголоски рифмованных строк, а скулы сводило от навязчивого желания покурить; остановившись с Майлзом в безлюдном переулке, он опёрся спиной на стену из жёлтого кирпича и приступил. Кейн безоговорочно поддержал его идею, и Алекс следовал взглядом за каждым его движением пальцев — как Майлз выудил из помятой пачки сигарету, большим пальцем закрыл её, а затем, ловко подкурив, зажал её между указательным и средним пальцами левой руки. В какой-то миг он отпрянул от своих мыслей, понимая, что его мимолётная слежка может казаться излишне настойчивой. — Становится прохладно, — Кейн протяжно выдыхал дым, смотря на изредка мелькающие вдали силуэты людей. Алекс промычал и повернулся лицом к стене, разглядывая мелкие трещинки на её поверхности. Он проводил пальцем, очерчивая надписи на выступающих участках стены, бездумно разглядывая буквы французского алфавита. Он докурил и бесцеремонно избавился от истлевшей сигареты, кидая куда-то в сторону. Параллельно с шумом колышущихся от ветра листьев он услышал шаги Майлза — он научился узнавать их по слуху. Размеренные, порой медлительные, но всегда с присущим им шарканьем пят по асфальту. Смуглые и крепкие руки обвили напряжённое тело Алекса, и он шумно выдохнул, припадая лбом к шершавой стене. Это невинное объятие смогло укрыть Тёрнера от бушующего ветра, но вопреки этому он вздёрнул плечами, боясь, что кто-либо их увидит. Он накрыл ладонь Майлза своей и попытался обернуться — Кейн быстро уловил намёк и вернулся в своё положение. В очередной раз он чувствовал, что что-то не так, однако промолчал. Майлз, наспех набрав номер знакомого такси, договорился о заказе машины до отеля и снова закурил, чему Алекс был удивлён — Кейн никогда не выкуривал при нём одну сигарету за другой. Внезапно для самого себя Алекс подобрал кусок толстого стекла с острыми углами и, с опаской оглядываясь через плечо, принялся нацарапывать на стене. Он поменял положение пальцев, дабы не порезаться, а затем нажал на стекло ещё сильнее. Кирпич, казавшийся жёлтым, оказался всего лишь покрытым матовой краской, и под снятым слоем вырисовывался белый контур. Поджав губы, Тёрнер пытался найти лучший угол для резьбы. — Алекс, такси прибыло, — Кейн подкрался сзади и положил руку на плечо, зазывая назад, однако его взгляд задержался на стене. Он усмехнулся и расплылся в нежданной улыбке, когда посреди надписей, сделанных маркером, увидел кривые буквы. Это были первые буквы их инициалы, разделённые небольшим пропуском. Майлз несколько секунд думал, не анаграмма ли это, пытался вообразить себе слово, зашифрованное здесь, но ничего не приходило на ум. Он не мог сдержать эмоции, поэтому улыбался всё шире и шире, вспоминая, что такие случаи имели место быть в его ранней юности. Увидев реакцию Майлза на его спонтанный поступок, Тёрнер едва ли не выронил стёклышко, но подхватил его. Майлз провёл рукой по буквам и стряхнул каменную пыль, сделав результат ещё чище. Позади них раздался громкий сигнал автомобиля. Майлз поторопил Алекса, и тот под давлением истекающего времени нацарапал знак «равно» между буквами. Знак вышел куда более незаметным, нежели остальные символы, но Тёрнер остался доволен своей нестандартной идеей. С чувством того, что он оставил свой след в Париже, тревожа неприметную стену, Алекс занял заднее сидение в салоне. В его руках покоились два билета на самолёт, на которых пропечатан конечный пункт назначения — Канны.***
Впервые за всю свою сознательную жизнь Алекс хотел, чтобы время остановилось. Неплохо было бы как минимум оставить закладку на данной странице жизни, чтобы потом беспрепятственно вернуться к ней, не теряя ничего из вида. Его настроение металось из крайности в крайность, но стоило Майлзу приблизиться к нему, как Тёрнер жадно, словно в последний раз в жизни атаковал его губы и завлекал в ворох одеял на кровати. Он старался извлечь из этого как можно больше — на теле Майлза не было ни единого сантиметра, оставшегося неисследованным руками Алекса; его губы слегка распухали от чересчур напористых поцелуев. Порой Кейн ощущал, как зубами Алекс захватывал его нижнюю губу, и тихо шипел от боли, но не смел отступать. Майлз чувствовал на себе, как Алекс совершенствовал свои навыки поцелуев и прочих ласк с каждым днём. Когда солнце было высоко, Алекс старался избегать прикосновений, тем более публичных. Когда темнота окутывала прибрежный город, он вдыхал новую жизнь и, ставя первую попавшуюся пластинку, обретал временный покой. Кейн прижимал его за плечи к себе, заглушая паршивые мысли Тёрнера — не надо было слов, чтобы догадаться о причине угрюмости Алекса за последние несколько недель. С неподдельной горечью, проедающей дыру в его сознании, он понимал, что эта ночь будет последней; от этого он не смотрел в упор, не пересекался взглядами, а лишь поглядывал с готовностью отвести глаза в случае чего. Он изо всех возможных сил впивался в губы Алекса в безнадёжной попытке окупить все раны. От его шеи до самой груди была целая россыпь засосов разных размеров и цветов, начиная от свежих красных и проходящих желтоватых. Алекс лихорадочно шептал нечто себе под нос, не посвящая Кейна в его неглубокомысленные размышления. Майлз пропускал это мимо ушей, проводя языком по шее Алекса и ощущая горьковатый вкус одеколона на кончике языка. Тёрнер вскрикнул, когда в его нежную кожу без всякого предупреждения вонзились зубы, но возгласы быстро сменились на угодные постанывания. — Я тебя ненавижу, — распознал связную фразу Майлз и, сохраняя привычную невозмутимость, заткнул рот Алексу своим языком. — Я тебя ненавижу! — он сопротивлялся его поцелую и явно провоцировал. Кейн молча отстранился, а затем встал с кровати. Беззвучными шагами он достиг дубовой гардеробной и сорвал с вешалки идеально отглаженную рубашку белоснежного цвета, припасённого на торжественный случай — хотя, в их ситуации, торжественным его можно назвать с огромным трудом. Обеими руками Кейн растянул рукава в разные стороны и, благодаря ткань, состоящую не на сто процентов из неподатливого хлопка, вернулся к тяжело дышащему Алексу, прикрывающему каменный стояк ладонью. Майлз встал одним коленом на кровать, держась неподалёку от головы Алекса, а затем удержал его за волосы — Тёрнер рефлекторно, желая защитить себя, поднял их вверх и попытался отгородить себя от захвата. — Опусти руки, — диктовал Кейн, и Алекс, словно по команде, расположил их на покрывале вниз ладонями. Майлз приподнял его голову и, пропустив один рукав под его затылком, туго перевязал сомкнутые губы Алекса. Двойной узел и перекинутая через его лицо основа рубашки лишали его возможности говорить и даже видеть. — Так ты мне нравишься больше, — Майлз вернулся на свою позицию, довольствуясь несогласным мычанием в ответ. Каждый толчок он сопровождал всхлипами, а в доли секунд, когда он мог открыть глаза, видел, что ткань стала влажной вследствие попыток избавиться от нее. Одной рукой Алекс хватался за кровать, сжимая края матраса со всей силы, а другой яро вцепился в бок Кейна, оставляя длинные красные дорожки. Единственным, что ощущал Тёрнер, было предчувствие потери сознания. Очередной громкий стон Кейна уберёг его от отключки, и он, моля своими невразумительными стонами сквозь ткань, потерял даже приблизительный счёт времени. Он хотел посмотреть в глаза Кейну, действовать не только лишь на ощупь, наблюдать за его искажённым в экстазе лицом, но не мог разомкнуть и глаза, пускай ткань давно слетела. Солёная на вкус кожа, неглубокий сон и полусознательное состояние, в котором Алекс максимум, что и смог сделать, то вновь оторвать голову от подушки, дабы Кейн развязал этот мёртвый узел. Под светом лампы Майлз увидел две маленькие красные капли на ткани. Он проронил взгляд на губы Алекса, усеянные маленькими ранками, и вопросы отпали сами по себе. Он скинул рубашку с жёваными на вид рукавами и попросил Алекса напомнить о том, чтобы на утро она была вновь в надлежащем состоянии — до утра оставались считанные часы.***
Благополучно не услышав оба будильника, Майлз спохватился собираться и торопить Алекса, держащего в одной руке пепельницу, а в другой сигарету. Он со спокойствием смотрел на разворачивающуюся спешку, но сам не горел желанием подниматься с кровати и принимать в этом участия. На едва высохшую после контрастного душа кожу Майлз натягивал рубашку, тщетно расправляя рукава перед зеркалом. Через пять минут беспросветных попыток привести её в презентабельный вид Кейн решил, что следует закатать рукава до локтей, скрывая совсем маленькие следы крови и все складки. Он вертелся перед своим отражением и занимался самовнушением того, что выглядит рубашка неплохо, несмотря на то, что побывала во рту у Алекса. — А на свадьбы можно ходить с такими рукавами? — Алекс подошёл к нему и принял участие в разглаживании мягкой ткани. — Плевать, — Кейну было тошно от слова «свадьба». — Пиджак надену. Алекс ожидал худших эмоций. В этот день действо приобрело непривычный для него характер исполнения долга, и всё, что он хотел сделать, так это пожалеть Кейна, крепко обнимая на не столь долгое прощание. Когда время поджимало, а Майлзу стали поступать звонки с просьбами спуститься через какое-то количество времени, Алекс приступил к собственным сборам, не заморачиваясь и надевая свой раннее ношеный костюм. — Кольца? — У меня, — Алекс положил обитую бархатом коробочку в глубокий карман брюк. В голове пронеслась нелепая идея забыть их где-нибудь или выкинуть из окна, но Тёрнер вскоре отрёкся от них, понимая, чем это может обернуться. Изрядно чувствуя боль в теле, Алекс старался не смотреть на циферблат часов — с каждым оборотом секундной стрелки напряжение возрастало. Он смотрел в окно, отодвигая штору, вглядывался в каждый автомобиль, подъезжающий в непосредственной близости. Стоя рядом с Майлзом, он усмехнулся — выглядел он куда лучше, чем потенциальный жених. Заправив кровать, Алекс улёгся поверх одеяла при полном параде, не боясь помять что-либо, и Кейн последовал его примеру. В новых апартаментах был такой же порядок, как несколько дней назад, когда они едва переступили порог очередного пристанища. Пластинка вращалась на проигрывателе, но игла не была опущена на её поверхность, и расстилалась тишина. Она давила на нервы, заставляла вслушиваться в себя и вынуждала Алекса привстать, дабы наладить воспроизведение. — Ал, давай без траура, — выразил просьбу Кейн, когда узнал первые несколько секунд печальной мелодии. Это был явный намёк на смену пластинки, но Алекс проигнорировал её в своей привычной манере. — Даже и не думал, — он чиркнул спичкой и подпалил кончик сигареты. — Помни, что скоро это закончится, а у тебя достаточно денег, чтобы не ходить на дела без меня и жить в полной мере, — наставления Майлза звучали уже который раз за несколько последних суток, и Алекс даже успел выучить их последовательность наизусть. — В конце концов, они наслышаны о том, что ты мой брат, и мы сможем видеться. Не так часто, конечно. За окном раздался длинный гудок высокой тональности, и Майлз узнал его. Он оставил свой ключ на столике и набил карман лишь купюрами с документами. Кейн шёл вдоль стены, проводя пальцами по обоям. Перед дверью он остановился и потёр лоб, оглядываясь на Алекса, нехотя бредущего за ним. Влажно поцеловав его в губы, вытер рот рукавом, словно кто-то может узнать об этом, а затем вышел из помещения, обеспокоенно блуждая глазами по коридору — Майлз ярко прочувствовал, что от его хладнокровности не остаётся и следа, однако взял себя в руки и лишний раз окликнул задержавшегося у зеркала Алекса. Место, куда они прибыли, располагалось не так далеко, как думал Алекс. Это не было похоже на среднестатистическую церемонию с бегающими вокруг детишками в костюмах ангелов, раскидывающими лепестки роз; больше напоминало некую сходку зазнавшихся бизнесменов, которые не удосуживались оторваться от разговоров и поздороваться. Первым человеком, уделившим внимание прибывшим, стал сам Мартин — под руку он вёл свою дочь. Алекс невзначай посмотрел на лицо Мартина, когда он отозвался на чью-то шутку и развернулся полубоком: седые волосы и впалые щёки Мартина, безэмоциональное лицо и хмурые брови. Девушка, поправляя оборки своего лёгкого кружевного платья, выполненного не из столь роскошной ткани, робко протянула руку Алексу. — Здравствуй, — она улыбнулась, и Алекс постарался сделать то же самое, хотя сам прекрасно понимал, что его нежелание видно невооружённым глазом. Он промямлил приветствие и коснулся её хрупких пальцев. От мысли о том, что весь вечер придётся давиться шампанским, его коробило. Позже Майлз уверил, что ближе к семи они выдвинутся в арендованный на всю ночь ресторан, и, возможно, когда все напьются до беспамятства, он сможет выделить время на Алекса. — Майлз, можно тебя на минутку? — она повисла на его плече, а затем за руку отвела в сторону, даже не дожидаясь его одобрения. Зеваки в начищенных туфлях не упускали возможность предложить Алексу выпить навороченный коктейль и поболтать, когда оркестр затихал. «Алекс Кейн?» — к нему подходили незнакомцы. Первый раз, когда с его фамилией промахнулись, Алекс постеснялся исправлять, но спустя пару ошибок после этого он вносил свои коррективы, с улыбкой бормоча, что он Тёрнер. Он смотрел на то, как Майлз каждые три минуты угождал в объятия друзей семьи невесты, как не мог вырваться из них и слушал пьяные тирады счастливых родственников. Слегка заскучав, он присел на плетенный диванчик. Когда ответственный за список гостей огласил, что все на месте, было решено начать официальную часть. Схватив Майлза за руку, дабы тот вновь не ускользнул в дебри толпы, Алекс вручил ему коробок с кольцами. «Люблю тебя, брат» — Кейн широко улыбнулся и поцеловал его в лоб, и даже Мартин, не падкий на реакции, усмехнулся. За действом под алтарём Алекс старался наблюдать и не отводить взгляд, дабы на фотографиях не выглядеть неуместно, но, пережив монотонные речи священника, он пересёкся взглядом с Кейном. Майлз заученными действиями, минуя неловкость, заключил безымянный палец девушки в золотое кольцо, а затем их губы соприкоснулись в мягком поцелуе. «Во всяком случае я смирился» — подумал Алекс и улыбнулся, приподнимая бокал. Под овации импровизированная очередь желающих вновь поздравить начала выстраиваться, и Алекс, пользуясь своим «родственным» статусом, протолкнулся в самое начало. Когда он крепко заключил Майза в объятия, он уловил аромат женских духов, словно пропитывающих одежду Кейна. Майлзу пришлось похлопать его по спине, подавая условный знак отступления. Пока Майлз был занят беседами с высокопоставленными гостями, Алекс отныне начал скучать. Порой к нему подсаживались подружки невесты и неумело заигрывали, но Алекс отвечал достаточно безразлично для того, чтобы они переметнулись к другому. В нос бил запах роз, помещённых в каждую напольную вазу, и слышал он лишь, как гости чокались хрустальными бокалами, выплёскивая содержимое. Пытаясь утолить голод, Алекс вышел на поиски чего-то более питательного, нежели канапе, но он замер на месте, когда увидел знакомый сутулый силуэт. Майлз пожал ему руку, и тот не отпускал до последнего, пока Кейн сам не запрятал её обратно в карман брюк. Сомнения отпали полностью, когда Алекс издалека увидел его бороду — это был Серж. Тёрнер слегка наклонился, будто уронил что-то себе под ноги, и двинулся в сторону. Через пару минут он начал оглядываться по сторонам, рассчитывая увидеть Сержа там, подальше от Майлза. Алекс быстрым шагом обходил гостей, но упустил Кейна из вида. От мысли о том, что Канны от Парижа разделяет девятьсот километров, а Серж так же преследует, было не по себе. По коже пробежал холод, когда перед его взором предстали перешёптывающиеся между собой Серж и Мартин, потягивающий коктейль из трубочки.