Ожившие

      — А ты бы не хотел? — Дайчи повернулся. Внимательно пытался рассмотреть ответ на ещё незаданный вопрос в глазах Сугавары, — не хотел встретить со мной старость? Мы же родственные души, в конце концов.       Вороны взметнулись к щеке и загаркали, кружа по подбородку, лбу, и срывались, падая вниз на шею, задевая кадык.       В такие моменты Дайчи всегда чувствовал себя не в своей тарелке; непривычное положение вещей и неуверенность вызывали такие чувства. Доживут ли они до старости? Почему он так уверен, что Савамура для него — лучший партнёр на всю жизнь? Действительно ли они вообще готовы к совместной жизни? Куда они поступят? Если в разные университеты, то будут ли продолжать играть? Не разлучит ли их расстояние? Будет ли всегда в его ушах стоять шум моря и свист ветра, а в нос бить запах солёной воды? Будут ли эти вороны вечно подчиняться Суге, тем самым управляя каким-то куском души Дайчи? Но...       — Естественно, хочу.       ...если откинуть все вопросы, мысли в голове, душа вторила одно.       — Суга, посмотри на меня, пожалуйста.       Суга был красивым. Просто красивым — в нём не было какой-либо женственности или чего-то такого, да и особой модельной внешности тоже, — словно светящийся добром изнутри. Эта красота была красотой души, которая выделяла в лучшем свете его губы, которые были обветрены от горячего воздуха, но всё равно манили и растягивались в широкой улыбке, глаза — Боже, какие глаза, какого чёрта он может до сих пор в них утонуть! — были похожи на бронзу, которую сплавили с серебром и оставили раскалёнными. Он тонул и обжигался. Каждый чёртов раз. Краснел Коуши мило, если это слово можно было употребить — сначала щёки возле самых глаз, затем кончики ушей, потом, в самых крайних степенях смущения, краснела даже шея.       Краснел Суга только из-за Дайчи.       — Я люблю тебя, — и Савамура не мог сдержать практически бешенную улыбку от счастья. От осознания этого факта. От этой реальности, где всё так слишком хорошо, а потом ещё лучше.       Пусть они в школе, пусть до открытого входа в зал всего пара метров — это даже будоражит молодую кровь, заставляет сердце стучать в два раза быстрее и грудную клетку резко подниматься вверх. Дайчи всё равно берёт ладонь — ладонь немного грубая, с слегка сбитыми костяшками, а на кончиках пальцев будто есть мозоли — и целует каждый палец. Большой, указательный, средний, безымянный, мизинец, затем и сжавшуюся в кулак тыльную сторону ладони, внешнюю, запястье. Коуши смотрел на родственную душу так, словно вывернули наизнанку и распотрошили до самых дальних и тёмных уголков души — весь открытый, уязвимый в ответ на такое проявление чувств; улыбался по-особенному. От этой улыбки, иногда, хотелось плакать слезами счастья.       — Я тоже люблю тебя. Но, — Суга резко выдернул руку, и атмосфера тут же улетучилась, — мы стоим в паре метров от открытых дверей в спортзал! Тоже мне, капитан.       — В этой жизни надо попробовать всё. Мы же третьегодки, — капитану, кажется, ни капельки не стыдно.       Просто когда он это говорил вслух, каждый раз вспоминался случайный факт того, что Коуши пошёл вместе с ним в колледж в подготовительный класс, а оказались они там, не сговариваясь. Они будут вместе учиться. Во время учёбы будут подрабатывать и съедут от родителей, будут жить вместе. Будут уходить на работу и возвращаться друг к другу. Они будут. Были, есть, будут.       В ответ на эти мысли в ушах зашумели волны, на кончиках пальцев кожу словно солью стянуло. Воронам точно было приятно парить в небе, особо не напрягаясь — морской ветер делал всё за них.       — Я всё жду того момента, когда ты со мной поделишься своими такими отличными мыслями, от которых у меня каждый раз вороны к сердцу подлетают.       — Ты же всё знаешь.       — Мы будем вместе учиться, съедем и будем жить в отдельной и немного маленькой квартирке, подрабатывая, затем пойдём работать, где-то вмещая волейбол иногда. И будем возвращаться друг к другу. Будем. Как-то так, да?       Суга был всегда не столько умным, сколько проницательным до самой сути вещей. Возможно, его родственная душа поняла всё это в тот самый момент, когда увидела на своём лице парящую стаю.       — Точно.