Ожившие

      — Ух ты, это действительно нечто невероятное.       — Завидуешь этому малому, да?       — Я бы тоже хотел так сыграться с Кагеямой.       — Они даже не в основном составе, ты чего?       — А то ты не знаешь, что они там окажутся.       — Ладно, во всяком случае, нам это не светит. Говорят, они пришли из одного клуба, вместе даже в универе играли, там рекомендации и получили.       — Издеваешься? Неужели не знаешь эту историю? Они вместе играли в старшей школе, чувак, они вместе уже больше десяти лет играют! И на втором году обучения они привели свою школу к национальному кубку. Карасуно до сих пор остаются одними из лучших.       — Кргх... Как бы ты ни старался, ты с ним не сыграешься так же сильно.       — Да больно надо сыгрываться с парнем, у которого такая пугающая рожа.       Голосов сначала было два, затем три, а четвёртый был совсем низкий. Хината благоразумно пропускал все колкие фразы в их с Кагеямой сторону, потому что, если совсем честно, такие разговоры грели душу детской радостью. Ими восхищались, их уважали за игру, о них говорили, о них даже пускали слухи. Возможно, это не должно вызывать улыбку на лице, но оно это делало, поэтому Тобио постоянно устало вздыхал. Шоё слишком сильно вслушивался и не отсеивал информацию, пусть и пытался — его слух часто цеплялся за нечто неприятное. В такие моменты у Кагеямы рука начинала коченеть, вслед за сердцем замерзала и не двигалась.       Иногда связующего пугало, насколько сильна их связь родственных душ. Хината находил это нечто само собой разумеющимся.       — Они опять про тебя говорят плохие вещи.       Кагеяма смотрел, не в силах оторвать взгляд, на Шоё. Как он закусывал нижнюю губу, как скрещивал руки, как немного надувал щёки и опускал плечи с головой, как его рыжие волосы немного лезли в глаза, а парень их пытался сдуть, но потом раздражённо зализывал ладонью назад, как полуприкрывал глаза и слегка поворачивался в сторону разговоров. Это было чертовски мило. А ещё Хината оставался даже спустя десяток лет пятнадцатилетним Хинатой.       Кагеяма глухо смеялся, пытаясь сдержать всё в себе, потому что в зале во время перерыва смех бы прошёлся волной до самых раздевалок.       — Они смотрят на нас. Говорят о нас и завидуют нам. Наслаждайся, придурок.       Тобио смеялся в голос и улыбался открыто — мечта Шоё становилась реальностью с каждым днём всё больше и больше. Этот парень улыбался, и Хината краснел совсем глупо, до кончиков ушей и шеи, потому что улыбка переворачивала в нём абсолютно всё и пускала дрожь по телу, разгоняла тепло от самого сердца по всему организму. Эта интонация, которая была пропитана счастьем, звонким и пронизывающим смехом, она заставляла улыбаться так же открыто и весело, радуясь своей жизни.       В такие моменты буквально накатывало осознанием, насколько же они, чёрт, счастливы и насколько всё хорошо. Парень захлёбывался в этом.       — Сам ты придурок! Отдай мяч! — Хината вырвал волейбольный снаряд из рук связующего и показушно покрутил на пальце, однако знал, что смог отобрать его только благодаря эффекту неожиданности. — Давай, как в клубе? Ну, помнишь ту дурацкую тренировку на лучшее чувство мяча? Хочу из гуаавах сделать куууух.       Тобио всегда при употреблении данных терминов закатывал глаза — этот яркий парень вообще взрослеть собирался?       Отбить от стенки, перенаправить мяч точно к ладони Кагеямы, его удар точно в пол. Доигровщик неплохо чувствовал мяч, но точных пасов не отдавал, да и запаздывал, траектория бывала низкой, удар слишком сильным, далеко от сетки, близко к сетке. Это было неважно — Хината Шоё доигровщик, а не связующий.       Как-то, когда их только забрал к себе клуб, на самых-самых первых тренировках Хината сильно накричал на Кагеяму за то, что тот явно схалтурил. Словно боялся, словно уже не хотел, вымотался и в глаза бы не видел всегда энергичного и радостного партнёра, ведь взрослые тренировки такие выжимающие из себя и трудные. Тобио тогда смог лишь ответить "А ты знаешь, как это сложно?". Их тренером был крайне полный энтузиазма и новых идей дядька лет сорока, поэтому приказ о смене амплуа последовал немедленно. И Хината правда понял, насколько это тяжело, сложно, как Тобио невероятен, раз делает всю работу с невероятной лёгкостью, точностью, при этом успевая в других областях.       Шоё никогда не скажет, что таким образом чувствует себя ещё ближе к своей родственной душе, ближе, чем просто обняв или зарывшись в тёмные волосы, оттягивая по пряди. Он был в его шкуре, понимал его в несколько раз лучше, как никто другой. Зато глаза Кагеямы сияли небом, когда красная нить от пера соскальзывала на щёку, лоб, пробегала по векам и образовывала на скуле комок счастья, радости, весь ломанный и яркий, плывущий, напоминающий в абстракции парящую птицу на фоне солнца.       Пас и удар. Пас, удар. Пас, переходящий в удар. Пас, пас, пас, удар, удар, удар. Нить расходилась от пера по всему телу: на руки, локти, в два слоя обвивала пальцы, а Хината за столько лет так и не научился её контролировать, только обвинял соулмейта в его дурацкой метке: "Какого чёрта у этого пера нескончаемый запас нити?!!". В ответ получал нечто вроде: "А какого чёрта твоё солнце отмораживает мне полтела, когда тебе хоть чуть-чуть грустно?!!", что породило новый страх в богатом воображении парня — его родственная душа умрёт от обморожения в один день, когда Шоё будет слишком грустно. В итоге он всегда улыбался, благо, ему для этого давали поводы.       Отличный пас получается, когда нити — нет, нить, он всё время забывает, что это только одна нить судьбы, — обвивают его ноги, руки и пальцы полностью, будто управляя им, диктуя силу прыжка, угол приёма, силу отдачи, угол направления, взгляд, вздох, биение сердца.       — Боже, да убери ты с меня эту штуку!       Тобио посмотрел на него в немом шоке. (Этот пас был настолько идеален, что, приноровившись к мелким оплошностям, у связующего появилось некое подобие тошноты.)       — Нет, ты что, я не отказываюсь от тебя, просто собери эту нитку уже в какой-нибудь клубок, потому что у меня чувство, что скоро я об неё запнусь, к тому же это общественное место!.. — Хината вытянул немного дрожащие руки, мол, смотри, какое безобразие на моей коже творится, приняв ошарашенное лицо соулмейта на счёт своей фразы. Естественно, он не мог отказаться от родной метки, что за глупости, вот только это Кагеяма, а его мышление были дебрями для нормальной логики.       Каким был идиотом Хината, таким и остался.       Волейболист положил ладонь на плечо своего товарища, и вся бесконечная нить вмиг устремилась с разных углов тела к плечу.       Кагеяма на несколько секунд подумал, что из такого положения вещей можно извлечь прок — не то чтобы он хотел управлять своим партнёром в прямом смысле, но вот в качестве тейпа это можно было использовать, да и под наколенниками тоже не помешало. Хината ломал пальцы три раза, выбивал семнадцать, плюс вывих кисти. Тогда бы это хоть пригодилось. Его метка могла бы принести пользу.       Тобио без задней мысли задирает резко руку Шоё повыше — его 169 сантиметров с хвостиком против 187 связующего давали 18 сантиметров разницы; хорошо, что ни у кого стеснение это не вызывало, — и ведёт нити до кисти, обматывает, задерживаясь пальцами на косточке, затем ведёт к пальцам и так же обматывает каждый. Пальцы длинные, огрубевшие и очень горячие, на внутренней стороне красные от ударов и касаний.       Теперь ладони были похожи... как будто их обмакнули в кровь? разрисовали красным фломастером? затянули нитью? изнутри полопались сосуды? Хината не мог подобрать точного сравнения, но это было явно не обычным тейпом.       Ладно, зато парень чувствовал, что это проблемная татуировка оберегает его и греет все больные места. Удары вместе с ней были чудны̀е, сила всё ещё чувствовалась, это жжение после удара, но сильной боли при неправильном угле, при блоке, который они тренировали позже, не было. Будто на определённом уровне отрезали все неприятные ощущения.       — Десять лет совместных тренировок, говоришь? Гений? Так они же просто родственные души! Тут каждому идиоту понятно, что с родственной душой будешь сильнее.       — Не зарекался бы ты...       — Пойдёмте, перерыв скоро закончится. Это не наши проблемы, что новички не хотят тратить его с пользой для себя. И уж точно не наши проблемы, кем они друг другу приходятся, да?       — Да, семпай!..       На улице летом до противного знойно, с их спин катился пот даже после обязательного душа рядом с общей раздевалкой, ноги слегка подкашивались, но было это всё так приятно, что силы скорее кончались от этого. Как же хорошо они живут.       — Кагеяма-кун, не знал я, что твоя голова может выдать настолько хорошую идею! — уже дома, за общим столом и лёгким ужином на ночь. Хината ухмылялся, Кагеяма только приподнял взгляд от тарелки. — Это правда здорово.       — ...Ты сейчас о чём вообще?       О том, как он сэкономил на обоях? Как достал новенький диван за полцены? Как умудрился починить неработавший новый телевизор? Как выпроводил Натцу из их квартиры во время их выходного? О чём именно?       Определённо, голова Кагеямы и после волейбола была забита волейболом или просто мешаниной мыслей, которые систематизировались только после продолжительного сна, потому что голова была тяжёлой, а веки закрывались.       Шоё молча протянул руки и показал свои кисти, обмотанные нитью судьбы. Выглядел таким довольным, как собака, которая получила новую игрушку и порцию ласки от хозяева одновременно.       — Это очень удобно. Словно загораживает меня от боли и ранений. Плюс дома, когда готовлю, теперь не порежусь. Если честно, не могу представить, как это работает, потому что, ну, это же просто пигмент под кожей, но всё равно... Это круто! — парень посмотрел на свою родственную душу восторженными глазами и улыбнулся, зажмурившись от счастья, потянулся рукой к свету. И пусть это всего лишь лампочка и белый потолок. Всё равно смотрелось здорово.       — Только не порви.       — Не у меня тут с этим были проблемы, — Хината издевательски потянул последний гласный звук, облокотившись прямо за обеденным столом на локти. Дал щелбан по нахмуренному лбу и вернул себе прямое положение. — Не будь настолько идиотом, иначе я в тебе разочаруюсь.       — Я не могу забрать это почётное место у тебя. Великий идиот Хината!       — Ах ты...       (Возможно, у Кагеямы была мечта, что вместе с красной нитью на безымянном пальце левой руки у его соулмейта появится такое небольшое золотое кольцо, на его пальце тоже, и фамилия у них будет общая, потому что это бы обезопасило Хинату в случае его смерти или болезни, так и имущество всё можно было бы спихнуть, потому что Шоё правда был немного идиотом, за ним не числится никакого имущества, а в квартире он просто сожительствует, что только подтверждает титул. Ещё общая фамилия. Ещё небольшое напоминание, что они всегда будут вместе. Но это потом, позже, когда-нибудь обязательно.)       Они пережили вместе довольно много. Поступали в один институт, дожидались до последнего пригласительных писем и рекомендаций. Вместе попали сначала просто в команду, потом в основной состав университета, что было сложно, учитывая его основную направленность, но туда было относительно легко попасть к огромному удивлению. "Нам просто нужно название в бумажке, потому что это заведение знаменито, я вообще фотографом хочу стать, а он менеджером по продаже". Пара пыталась не слишком заметно презрительно фыркать на такое. А после универа... Они проработали на клуб полтора года, пока их действительно не заметили; для них вниманием было внимание сборной страны, а не просто клуба про. Это было сложно. Это было выматывающе, болезненно, очень страшно. Они не разлучались сначала три года, затем семь лет, десять — это вообще реально? Реально ли попасть в мужскую сборную, если ты зелёный, якобы отлично обученный спортсмен-гей, рядом с которым постоянно носится родственная душа? Как оказывается, раз есть родственная душа — отлично, особенно, если она под боком и такой же наркоман по волейболу, будете стараться вдвойне лучше, да и не отвлечётесь на всякую фигню, к сокомандникам приставать не будете — Кагеяма был достаточно умён, чтобы прояснить это с самого начала, ведь это лучше, чем быть выгнанным с позором позже.       Реакция родителей, которые никогда толком сына не знали. Реакция дружной семьи, сестры, которые думали, что у их обожаемого мальчика есть симпатичная девушка-менеджер. Они были реалистами, так что с небес на землю не упали, подрабатывали и быстро переехали. Подальше от давления и пепла в воздухе. Первые серьёзные травмы, болезни, нехватка денег и несмелая улыбка младшей сестры Хинаты. Первый поход по магазинам, первое разделение бюджета, первая оговорка в кругу друзей, которые точно ничего не знали. Первые ссоры, первая боль, первый раз ужаса, охватывающего всё тело, потому что не можешь пошевелиться и не чувствуешь себя. Первый восход и закат на родной спине. Первое сложенное сердечко из нитей и красные щёки — передышка среди всего темпа.       Они сделали себя сами. Они сделали своё окружение, своё место обитания, отношение к ним, своё восприятие мира. Они сделали всё это собственными руками, силами и трудом. И родственными душами они тоже выбрали друг друга без вмешательства судьбы.       Сейчас, дерущиеся с перерывами на попытки закусить чужую губу и поцеловать нормально, они чувствовали себя действительно счастливыми, правильными. Живыми.