Ожившие

      Так бывает, понимаете? Татуировку можно было получить ещё в самом детстве, когда не осознаёшь, что такое любовь и все эти метки, а потом корить себя за такое расточительство каждого миллиметра своей кожи, потому что уже давно не влюблён. Это могло быть давно. Это может быть сейчас не правдой. Если Тсукки не сказал, значит не посчитал нужным, значит роли это сейчас никакой не играло, значит... Они могли влюбиться в разное время. В разных ситуациях. Это чувство у одного из них уже могло пройти. И...       "Мне это неинтересно".       Фраза проникала под кожу, наматывала нервы и вены на острый тесак и резала, резала с громадным садизмом. Вытаскивала изнутри, из живого тела, наматывала и резала, водила по лезвию, чтобы жизнь медленно вытекала. Это так нечестно.       Ямагучи странно смотрел на мяч, подкидывал в руке, затем не прыгал для подачи, и мяч ударялся об пол. Сил никаких не было совсем, ноги ватные и непонятно как держащие на земле, руки вообще не чувствовались, а голова тяжёлая-тяжёлая, как свинца налили внутрь и постоянно встряхивали для большей боли. Тошнило. От своей стеснительности, от комплексов, от выдуманного бессилия, от никчёмности, от реальности.       Тсукки всегда был смелым. Умным, храбрым — притворно надменным, — говорящим что хочет сам и не поддающийся чужой указке. Если бы это — метка, первая влюблённость (боже, он был первым, в кого влюбился Кей!), стрела, впивающаяся между рёбер — было важно, тогда он бы хоть что-то сказал. Сделал. Но: "Мне это неинтересно. Это отвратно". Может быть, он испытывал отвращение к самому себе из-за своей возможной ориентации? Нет, Тсукки не такой, чтобы чувствовать нечто подобное.       Планирующая подача превратилась по вполне естественным причинам в обычную силовую, но мощную. Наверно, ему давно пора накладывать тейп хотя бы на правую руку, потому что сейчас было очень больно среднему и безымянному пальцам. Он же не мог их выбить просто так, да?       — Ямагучи, с тобой точно всё в порядке? — Суга подошёл неожиданно сзади словно с целью напугать, но его голос был достаточно обеспокоенным, чтобы таких мыслей не возникло. — У тебя недавно были... очень быстро сменяющиеся выражения лица.       — А-а-а, извините, что доставляю столько неудобств! — Тадаши от неожиданности и собственного стыда поклонился ниже, чем положено при обычном извинении.       — Это ничего, просто, если тебя будет что-то беспокоить по любому поводу, не держи в себе, ладно?       — Конечно!       Ямагучи было стыдно. Чертовски стыдно. А от дополнительных тренировок не будет никакой пользы с его-то усердием и мыслями о лучшем друге и его молчании. Лучше никому не мешать и уйти по-тихому. За окном уже темно, по спине бежал пот струйками, а ноги и руки налились усталостью — на 12-10 минут пораньше закончить дополнительную тренировку не лишнее.       Тадаши сам себя иногда не понимал. Почему снова краснеет, слыша голос — не слишком низкий, баритон, в нём есть некая искра и при этом холод; до иглистой дрожи пробирало, — Тсукки, ощущая на коже его на удивление аккуратные, мягкие прикосновения. У этого парня пальцы сильные, кожа сухая, огрубевшая, но прикосновения даже к обычному плечу были нежные. Нет, не нежные, скорее... словно боящиеся причинить боль. Глаза. Глаза, в этих глазах Тадаши тонул, захлёбывался с упоительным счастьем и не желал вынырнуть — эти блики на карей радужке, золотые прожилки, медовые всполохи что-то перемыкали в голове Ямагучи; дышать не мог. Поэтому он больше прямо в глаза не смотрел, взгляд поднимал не выше подбородка, ведь дальше губы, боже, губы...       Кей был красив, это признавал абсолютно каждый. Может быть, поэтому, даже если влюблённый в своего лучшего друга будет смотреть на шею, то его будет привлекать кадык и каждое его движение. На грудь — мускулы, которые легко угадывались даже под гакураном. Легче вообще не смотреть на него. Не разговаривать, так, вставлять свои кивки и означающие соглашение короткие звуки.       Кей был и умён. На площадке — до ужаса в крови противника, в реальной жизни — до сдачи тестов на сто баллов, по отношению к другим людям — до грамотного их использования в различных целях и моментального улавливания изменений в ком-либо. Поэтому, ну, неудивительно, что уже через пару дней прозвучала фраза по пути домой с тренировки:       — Что случилось? Ты странно себя ведёшь.       Тадаши это не любил. Почему он должен нести бремя вины на своих плечах? Было ли место для такого разговора? Парень про себя хмыкнул. Закат, розовое небо, тёплый ветерок, никого рядом, узенькая улица в спальном районе. Что ещё нужно? Точно, смелость.       — Не понимаю, о чём ты.       — Ты не смотришь на меня, когда разговариваешь со мной же.       И нормальное, привычное поведение тоже пригодилось бы.       — Всё хорошо, правда. Извини, что причиняю столько беспокойств.       Тсукки не из тех, кто опустится до фразы "Я тебя чем-то обидел" или "Это я виноват", если человек не хочет, он выпрашивать не будет. Тсукишима понимал, как важно для каждого личное пространство, потому что сам безумно дорожил своим.       — Это началось всё с той ночёвки у меня дома.       Зато он не прочь покопаться в причинах. В целом наблюдательный и говорит всё, что думает и чувствует, в пределах разумного, конечно.       — Ты увидел свою метку на мне, когда я был в душе. Или ночью. Да?       Слишком сообразителен. Тадаши не знал, лесть это или обвинение в ужасном проступке, но факт оставался фактом.       — Почему ты мне не сказал? Почему? Я не заслужил доверия? — Ямагучи старался, чтобы голос не звучал надломлено, разбито, хрипло, слишком громко или тихо, с отчаянием или презрением, недоверием. Но он так и не узнал, что Тсукки услышал эти слова со всеми интонациями сразу, потому не смотрел на него. Немного боялся.       — Какой в этом смысл? Какой смысл вкладываться в то, что принесёт лишь вред обоим? Я же не идиот, чтобы думать, что мой лучший друг ни с того ни с сего тоже влюбится в меня, имея при этом вполне традиционную ориентацию, и ответит взаимностью. Так какой в этом смысл? — Кей умудрился запутаться в наушниках, пока пытался спустить их на шею, занимая хоть чем-то руки. Юноша путался сам в себе, пока смотрел на человека напротив, пронизывался уверенным взглядом; мысли, как нити, обвивались вокруг головы, шеи, грудной клетки, рук, запястий, ног, ступней, превращались в стальную леску, колючую проволоку — дёрнешься, и тебя всего перережут на мелкие кусочки.       Они ни разу не обсуждали девчонок, кому какой тип нравится и в принципе отношения как таковые — соулмейты и метки не в счёт, об этом говорили все без исключения, а пол в такой теме не важен, — но было бы логично предположить, что каждый из них гетеросексуален, потому что такие люди вокруг. Если ты не сообщаешь о таком, ты по умолчанию любишь противоположный пол. Ямагучи иногда, в некоторых ситуациях, мог скопировать поведение Тсукки и выдать нечто, что так в духе цинизма. Тц. Ярлыки. Кругом ярлыки. Даже если ты не хочешь, на тебя их вешают, просто потому что такие же все вокруг или не такие. Веснушки — урод, мало говоришь — зазнайка, и прочее, прочее, прочее. Тадаши был из тех людей, которые рассуждали "Какая разница, какой человек, если его любишь". Без ног, без рук, безмозглый, бесчувственный, высокий, низкий, урод, красивый, парень, девушка — какая, к чёрту, разница? Тсукишима, узнав бы это раньше, сказал, что в его друге играл юношеский максимализм.       Какая, к чёрту, разница?       — Да потому что у меня твоя метка на теле больше двух лет! — у Тадаши в глазах нет слёз, а в позе смущения, единственное, в его голосе было полно злобы. Сжатые изо всех сил кулаки, потому что хотелось потянуться к воротнику и приподнять над землёй для большего стыда второго человека или притянуть к себе ближе для большего понимая слов, закушенная губа, чтобы не сказать лишнего и не начать снова кричать на всю улицу, упрямый взгляд, чтобы прошибло насквозь того, к кому обращались. Это всё добавляло злобы в голос. И непоколебимою уверенность.       Тсукишима сначала подался вперёд корпусом, хотел сделать шаг вперёд — как-то получилось между ними довольно приличное расстояние в два-два с половиной метра, — однако в итоге сделал шаг назад. Ямагучи не понял, какой реакции от него ждал Тсукки в случае признания: осуждения, отвращения, злобы, безразличия? В Японии в принципе довольно лояльно относились к однополым отношениям, недавно разрешили заключать браки в некоторых префектурах,* а их семьи не были гомофобны или нечто вроде этого.       А, подождите, он только что признался своему другу, что влюблён в него больше двух лет?       Тадаши ощутил, как его щёки загорели, даже шея горела, плечи сами ссутулились, а шаг назад вышел непроизвольным. Поднять глаза на Тсукки он точно теперь не осмелится.       — Чё-ё-ёрт... — Тсукишима предпочёл бы провалиться сквозь землю, исчезнуть из этого пространства и времени, лишь бы не слышать гнетущую тишину, которая только добавляла по кубическому метру неловкости и стыда каждую секунду. Парень прикрыл рот ладонью, чтобы его друг не слышал странные звуки, похожие на хрипы больного человека, что бесконтрольно вырывались из его рта, и прикрыть хоть как-то лицо, слишком красные щёки. И странную улыбку.       Что теперь?       Стрела под рёбрами больно зажглась. Сначала было терпимо, но потом с рёбер будто сдирали кожу с мышцами — Тсукишима согнулся пополам и закусил язык до крови, сжимая руками самого себя и пытаясь передавить большей болью воздействие первой. Не помогало. Ямагучи упал, не в силах стоять на ноге, и зажмурился, подтягивая пятку под себя и ударяя — тоже пытался покрыть боль большей. Не помогало.       Оба открыли глаза одновременно и тяжело дышали, смотрели в никуда, пытаясь прийти в себя и осознать некоторые вещи.       — Зато мы теперь точно знаем, что не родственные души, — Тадаши перевернулся и сел на асфальт, опираясь сзади на руки, вымученно улыбнулся.       — О да, лучшего начала отношений просто не придумать! — Кей зашипел и сел на колени, прислушиваясь к сумасшедшему сердцебиению и току крови в венах. В ушах шумело сильно.       Взгляд Ямагучи потеплел.       Родственные души — ещё один ярлык, прилагающийся к понятию "счастье" современного общества. Они оба понимали, что давно уже не влюблены в друг друга — все эти краснения, отводы взглядов, прикосновения были скорее от непривычности новой ситуации и гормонов, — просто любят. Ни за что. Просто однажды получили по первой и единственной чужой метке, осознали её своей и поняли, что больше других на теле уже не будет. Все вещи такие простые, но при этом такие вымученные и сложные.       Тадаши, сидя на бортике в ванне и подтянув к себе ноги, наблюдал за луной, что месяц. Она окрасилась разными оттенками голубого, жёлтого, белого, обрела чёткий контур, иногда немного светилась мягким переливающимся светом, согревая живое вокруг. Нет, конечно, она не светилась. Юноша обманывал себя ради пары секунд абсолютного счастья и мечтаний. Однако:       — Ямагучи, ты где там застрял!? Выходи давай!       Они отказались от своих соулмейтов в тот самый момент, когда признались друг другу. Они друг другу не родственные души, их метки не двигались по чьему-либо желанию, не приносили света для глаз, свиста ветра в ушах. Они просто были, разноцветные и всегда тёплые.       — Иду, Тсукки!       Тадаши и Кей тоже просто были. Пусть, спустя некоторое время, порицаемые, что не со своими предназначенными судьбой, потому что все вокруг стали встречать своих соулмейтов, пусть пренебрегаемые, пусть выделяющиеся из-за чистой кожи. Они были.       Тоже тёплые. И счастливые.