Ожившие

      Свои татуировки появлялись в возрасте от семи до десяти лет, когда начинали формироваться характер и определённое поведение в обществе у ребёнка. Обычно появлялись очертания, затем чёткий контур, а чуть позже контур заливался яркими цветами. Некоторые могли услышать странные звуки своей метки, некоторые могли чуять разные запахи, у кого-то просто место на коже теплело — в общем, самая обсуждаемая тема для разговора. Ведь так круто похвастаться своей меткой перед всеми, насколько она крутая или красивая! Ведь волк будет всяко круче кого-то одуванчика, а череп лучше дерева бонсай.       Хината странно улыбался, кивал головой и незаметно пытался уйти из компании, когда затрагивалась тема татуировок. Хината не чувствовал странных запахов, не слышал необычных звуков, а кожа внезапно на месте метки не теплела. У Хинаты просто не было метки.       Ни в семь, ни в десять, ни в двенадцать, ни в четырнадцать.       Не то чтобы она ему была особо нужна, у него же волейбол есть, в конце концов. Но быть немеченым, быть пустым — быть ущербным, быть неправильным. Ему в волейболе и так доставалось из-за своего роста, все эти насмешки, подколы, издёвки. Так ещё и признаться, что нет тату? Нет уж, не нужно ему такое счастье на голову. Отсутствие собственной метки он как-нибудь переживёт.       Зато беспокоились родители, беспокоилась мать и даже сестра странно с жалостью глядела на брата после получения своей татуировки. Её милый одуванчик хорошо вписался на левую ключицу, Нацу говорила, что он пах свежескошенной травкой и солнцем. (Как пахло солнце? Как ты, братик.)       — Возможно, он не пустой. В наше время иногда случается такое, что проявление души не отражается на теле, потому что не проявлялись все черты характера в настоящем времени. Или, возможно, ему нужно эмоциональное потрясение, чтобы отдел мозга, который вырабатывает специальное вещество, заработал должным образом. Вам не стоит отчаиваться, у Шоё-куна есть все шансы заполучить свою метку и познакомиться с родственной душой, — врач говорил с улыбкой, обращаясь только к матери. Словно парня тут нет. Стыдно в глаза обречённому смотреть?       За окном хорошая погода, солнечно и по-особенному тепло, когда температура не жарит и не охлаждает тело после тренировок.       В течение последнего месяца его отвлекали от тренировок все, кому не лень и кто знает о его "недуге". Попытки вызывать различные эмоции, непроявившиеся черты характера — это вообще как? что за бред? — выражались весьма различными способами. Его водили в дом страха, пытались просто неожиданно напугать (вызывало только икоту), водили в парк аттракционов, просили запретить женской команде играть в их спортзале, друзья пытались отказаться от участия в матче, его игнорировали, его доставали своим обширным вниманием. Доходило совсем до безумия — договорились с водителем и пытались под грузовик толкнуть. Конечно, всё это было запланировано, водитель точно бы остановился в подходящий момент — что за сумасшедший и идиотский план по убиению!— однако это стало последней каплей.       Да как может пролетевшая короткая жизнь перед глазами помочь заполучить долгожданную метку? Почему она для него должна быть долгожданной? Какого чёрта они так над ним издеваются?       Через несколько дней паренёк вновь сиял, когда разговаривал со своими друзьями и родителями, давя тем на совесть и психику. Хината не мог слишком долго злиться на тех людей, без которых уже жить не мог, одновременно, а те желали ему только лучшего. Возможно, по этому поводу он будет стебать их всю оставшуюся жизнь. Заслужили.       — Э-э-эй, Хината, мы слышали, у тебя метки нет? И каково это, быть пустым? Ха-ха, хреново, да? — Шоё не интересовал вопрос, почему в каждой школе есть группа плохих ребят, как под копирку. Их штампуют на каком-то заводе? Впрочем, ему и не было интересно, кто именно проболтался. Такие странные действия на протяжении всего года, которые происходили с ним, давно бы вызвали подобные подозрения.       — А ты знал, что за доведение до самоубийства есть статья?       — Гр-р-р.       Плохие парни, увидев кого-то покруче их, сразу уходили в темь класса или школы.       — Коджи, я же ещё ничего ответить не успел.       — А ты уверен, что после твоего ответа они смогли бы спать?       — За кого ты меня принимаешь, Коджи?!       — За волейбольного маньяка.       — Меня только что унизили или что? — Хината склонил голову чуть набок и нахмурился, потирая подбородок.       — Ар-р-р, скоро же соревнования! Не позволяй таким проблемам достать тебя.       — Д-да... Да знаю я! — Шоё встрепенулся и посмотрел с детской обидой и волнением на друга, пока тот пристально вглядывался в него, пытаясь просканировать эмоциональное состояние.       — Поэтому не веди себя так тихо. Это нервирует.       — Так заметно, что я нервничаю?       — Боже, тебя действительно не заботит эта тема... — вздох со странной обречённостью. — На тебя равняются первогодки, капитан! Так что иди вперёд с высоко поднятой головой!       И Хината шёл, высоко подняв голову, с прямой спиной и самоуверенным ощущением победы. И так же встретил впервые своего соулмейта — с горящим взглядом и железной волей в голосе.       Гораздо позже, уже в старшей школе, Хината вновь встретил парней, которые над ним пытались издеваться. Отморозки отморозкам рознь, такие бы не изменились даже после того, как стали бы жить на улице, потому что не заимели работу. У Шоё была родственная душа, была отличная команда, была победа на национальных и лучшие воспоминания. У них было ничего. И они пытались его вновь принизить и заставить чувствовать себя неправильным. Это было даже смешно. Так глупо. Так тепло, когда перо вместе с красной нитью перенеслось по коже прямо на щёку. Его защищали — Хината мог и сам за себя постоять, но видеть те лица, полные недоумения и шока, а затем сбежать из-за их замешательства было круто.

***

      — Знаешь, Кагеяма, ты меня спас, — фраза бессмысленная посреди разговора, а до этого парень слишком долго смотрел пристально на свою родственную душу, рассматривая каждую черту лица. — Знаешь, я был немеченым, пустым, пока не встретил тебя. Так странно. А когда я выбежал к тебе, чтобы объявить, что отомщу когда-нибудь на площадке, у меня колено словно горело заживо, но я не хотел дать ещё большей слабины в этот момент, поэтому просто ещё больше кричал о твоём свержении с трона. Как вспомню, так стыд пробирает, бр-р-р, — Шоё приложил ладони к горящим щекам, чтобы хоть как-то скрыть их насыщенный красный цвет.       У Кагеямы из рук выпали палочки для обеда вместе с рисом с глухим стуком прямо на пол.       — Э-э-э... самое странное в этой ситуации, что ты об этом заговорил прямо посреди обеда, перед этим долго на меня пялившись.       — Не страннее твоего полностью пунцового лица. Это правда тебя делает настолько счастливым? — Хината ухмыльнулся и пододвинулся чуть ближе, облокотившись на стол одной рукой и убрав чашки куда подальше.       — Возможно, немного.       Мужчины улыбнулись одновременно друг другу. У Хинаты в глазах нечто драгоценное, блестящее и переливающееся, словно медное море. У Кагеямы в глазах звёзды, небо, сапфиры глубина океана переплелись в что-то несуразное живое. Что было действительно странно, так это спустя больше десятка лет по-прежнему краснеть от тепла переплетённых пальцев под столом, потому что те на секунды словно сшивались красной нитью, образуя крепкие швы. Как им будет больно, когда их разделят? Как они могут терпеть такую боль, имея настолько крепкие узы, когда не вместе? Шоё видел, как красная нить с его тела переходила на ладонь его родственной души и обратно, на его, туда и обратно, туда и обратно, сшивая их вместе.       От их крепкой связи становилось страшно, до ужаса радостно.       — Эй, Тобио, как пахнет солнце?       — Как ты.       — Как мой шампунь? Зачем ты зарываешься в мои волосы пальцами? А, хотя, продолжай, это приятно...       — Дурак. Солнце как ты.