Ожившие

      Колокольчик над дверью звякнул, а мужчина, продавец-консультант, как обозначалось на бейдже, скривился — сколько раз говорил, что лучше установить уж ловец снов, чтобы тот не пускал плохие мысли и пожелания, нежели каждый раз слушать пронизывающий до скрежета зубов звон. Кею нравилось. Тадаши вздыхал и терпел. (Не то чтобы у них было время сбегать в магазин за подобной безделушкой для магазина, вообще-то.)       — Ямагучи! Давно не виделись! — Хината весело улыбнулся и чуть ли не подпрыгнул, выводя из равновесия нагруженного продавца; коробки еле-еле удалось поставить ровно на грязный пол. — Наколенники по размеру ведь привезли, да?       — Мы не виделись всего лишь неделю, — Тадаши устало вздохнул, поправив чёлку. — Нам, конечно, в радость, что игрок сборной покупает свои личные вещи в нашем спортивном магазине, но ты не думал, что лучше будет заказывать в обычном?       Кагеяма нахмурился и шлёпнул Шоё по затылку.       — Не причиняй другим людям неудобства.       — Да ладно тебе. Так мы можем хоть иногда видеться, к тому же школа рядом, — Хината заговорщически ухмыльнулся, — и не говори, что не хотел забежать к новеньким и посмотреть, какая теперь команда во время тренировок.       Тобио простонал, а затем прошипел фразу о том, что пойдёт и посмотрит на кроссовки — у его обуви подошва начинала отклеиваться.       — Ке-е-ей, принеси со склада заказ для Хинаты! — возможно, Тадаши бы и мог всего лишь заглянуть за дверь и не кричать, но двигаться лишний раз не хотелось. — Ты как в целом? — в десять раз тише шёпотом.       — Нормально, правда, — волейболист помахал ладонью туда-сюда и неловко улыбнулся, мол, не надо беспокоиться за меня. — Могло бы быть и хуже. К тренировкам уже привык, так что, ну, всё хорошо. Было бы странно за столько времени не привыкнуть, но со временем они становились всё сложней, почему-то.       Тадаши не из тех, кто всегда выпытывает информацию из других людей о их душевном состоянии и проблемах насильно, поэтому он просто вздохнул, снова взял коробки и донёс их до нужного отдела, начиная расставлять товар по местам.       — Четыре тысячи и сорок две йены, — наколенники в упаковочном грязном целлофане приземлились прямо на рыжую голову, а голос прозвучал до крайности раздражённо. — Похоже, головастик подрос за это время, да?       Ямагучи не мог не засмеяться.       — Чего так дорого-то? Неужели и скидки никакой не сделаешь? — покупатель недовольно потёр ушибленное место на голове и скорчил недовольную мину, беря товар лишь указательным и большим пальцем. Не был бы в целлофане, ещё бы и принюхался, вдруг что опасное и ядовитое подкинули.       — Четыре тысячи пятьдесят йен и ни на йену меньше, — Тсукки довольно хмыкнул, словно сорвал удачный куш благодаря своим усилиям и всё просчитал. — Чёрт, даже спустя столько времени ты продолжаешь бесить.       Колокольчик вновь зазвенел.       — Суга-сан! Боже мой, сколько лет, сколько зим! — Тадаши широко открыл от удивления глаза, а его муж лишь поёжился от колкого мороза, который влетел вместе со сквозняком. — С вами года два не виделись, мы так рады, что вы зашли! — Ямагучи толкнул острым локтем в бок Тсукишиму, и тот с малость отсутствующим видом протянул "Да-а-а". — Вы за чем-то конкретным или просто посмотреть?       Сугавара улыбнулся, почесав пальцем щёку, обжёг гортань и лёгкие тёплым воздухом и поздоровался со всеми по-очереди. Кагеяма у дальних стендов тоже прокричал приветствие, махая одним волейбольным кроссовком в руке.       — Ваше название магазина... это так... романтично? — Коуши развязал колкий грязного цвета шарф и оставил его свисать с шеи.       — Это слишком жестоко по отношению к Кею, Суга-сан, не надо об этом упоминать, — Тадаши примирительно улыбнулся, боковым зрения внимательно наблюдая за чуть покрасневшим от смущения мужем.       — Хреновый, оказывается, из тебя романтик, Кей, даже в своих чувствах в открытую не можешь признаться, — Хината прыснул в кулак и чуть-чуть подальше отошёл от компании, чтобы, на всякий случай, возможный удар не пришёлся по важным местам.       — Ну-у-у, мне интересно, зачем мне вопить о собственных чувствах к собственному мужу, когда это за меня делают обручальное золотое кольцо и название магазина.       Хината был ослеплён. Дабы спасти свои глаза, спрятался за Коуши.       — Ну-ну, я рад вас здесь одновременно встретить, ребята. На самом деле, мне нужна бутылка для воды, но я буду рад с вами пообщаться. Мы довольно давно не виделись.       — Как живёт Дайчи-сан? Я думал, вы... — Кей заткнул своего мужа ладонью, до боли зажав рот, и насильно заставил поклониться и поклонился сам.       — Простите, я ему ничего не говорил. Это было слишком жестоко с нашей стороны. Простите ещё раз, пожалуйста. Бутылка за счёт нашего магазина.       — Не стоит так... эээ... убиваться, боже, Тсукишима, да отпусти ты его, ему же больно, наверное.       Было бы легче, не будь они родственными душами? Что это за понятие, кто выдумал волну благодати, которая волна страха, ужаса, отчаяния после потери своего куска души, когда тебя режут напополам, разделяя сшитые заживо с родным человеком эмоции? Когда ниточки разрезают мучительно медленно, и каждая превращается в проволоку, врезаясь с отдачей под кожу и проникая в сердце, внутри купалась в крови и резала, заносила инфекцию, отравляла каждый орган в теле, отравляла мозг грёбанными галлюцинациями и не давала жить, сводя с ума, хотя тебе всё равно, потому что ты не умер там, вместе с ним.       Не сошли бы они с ума, не будь родственными душами?       Не были бы похожи на побитых людьми, что реальность, псин с преданным взглядом, которые ждали чуда в лице забравшего её хозяина с помойки?       Смогли бы они жить, дышать, двигаться, испытывать эмоции?       Таким самое место на свалке, среди поломанных игрушек и изломленных людей, психически больных и убиенных, мусора, токсичных отходов, в стоке помоев. Среди гнилого запаха, от которого выворачивает наизнанку, среди крови, слизи, вязкой жижи всего плохого и чёрного, битого стекла и сырого пороха. Среди режущего, колющего, взрывающего ошмётки тела и остатки сердца. Среди звонкого, глухого, плача, криков, рыданий, бесполезных молитв, могильного холода.       Такие, как Суга, всё ещё здесь. Ходят по земле, общаются с другими, пока мечтают о том, чтобы издохнуть поскорее.       — Ты доволен своей жизнью? — Суга потрепал по голове бывшего кохая, отрешённо отмечая, что голову он не мыл минимум неделю. Всё равно.       — Стараюсь думать о том, что могло бы быть и хуже, — Шоё улыбнулся малость беспечно и осторожно убрал хрупкую кисть со своей головы.       Хуже некуда.       Как ходить по осколкам цветного витража, который когда-то красиво раскрашивал вокруг в цветное, а теперь все серое, на ногах раны и грязь.       — А вы как? Простите, глупый вопрос, — волейболист уставился на свою нечистую (вот где умудрился извазюкать? Кагеяма прибил бы) обувь и такой чистый пол по сравнению с ним.       — Я привык.       — К такому неправильно привыкать, — Хината с лёгким удивлением отметил, что не дотягивал до своего бывшего семпая меньше, чем на полголовы.       — Сугавара-сан, вам бутылку какого цвета? — голос Кея разбил нечто в воздухе, Тадаши смог двигаться, а Коуши свободно вздохнуть.       — Давай жёлтую, хотя голубая тоже подойдёт.       Было бы у Коуши больше пяти сотен йен в кошельке, если бы Дайчи не был его родственной душой? Умер бы он, не будь соулмейтом? Были бы они несчастны, не будь предназначенными друг другу?       Вот вам случайный факт: в волну благодати все пары родственных душ разбивались из-за смерти в течение пяти-двенадцати лет.       Вот ещё один случайный факт: больше половины людей, которые потеряли своих соулмейтов, сходили с ума.       Хината зацепился за куртку Кагеямы двумя пальцами и подёргал вниз, так и не подняв взгляда, слегка продрогшими от холода разговоров руками. "Пошли". "Я так и не купил обувь". "В следующий раз купишь, пошли домой, пошли домой, Тобио". Тобио пожал плечами и выдвинулся на улицу, обратно на холод, Хината протянул купюру в пять тысяч владельцу магазина, сказал о том, что купит следующий раз какую-нибудь безделушку бесплатно, и умчался за своей родственной душой.       Звякнул колокольчик.       — Я рад, что вы счастливы, — Суга улыбнулся двум мужчинам. Как обвинение, как приговор. — Надеюсь, встретимся при более лучших обстоятельствах как-нибудь попозже. Удачи вам, у вас хороший магазинчик.       Тадаши посмотрел на Кея:       — Это прозвучит отвратительно, слишком эгоистично и ужасно по отношению к ним, но я рад, что мы не родственные души. Так не должно быть, да? — Тсукки вновь поёжился из-за сквозняка, но по-прежнему смотрел на своего бывшего семпая. На его опущенные плечи. И содрогнулся, вспомнив его пустой взгляд. От жизнерадостного Хинаты становилось не менее тошно.       Было бы проще, не будь они родственными душами? Разрывало бы их так на атомы, на кусочки, пытались бы они собраться заново сами, не досчитывая важнейших деталей? Ходили бы они по битому стеклу, слышали бы скрежет собственных костей, сгнивали бы заживо, мечтая наконец прекратить бессмысленное существование? Пугали бы других людей своими словами, жестами, глубиной (отсутствием) взгляда?       Нет. Да. Да. Да.       Они были счастливы.