Ожившие

      Небрежность. Что ассоциируется с этим словом?       Сероватые тучи с проблесками ясного неба и белыми облаками. Вакуумный наушник, свисающий с задней стороны шеи. Ветер, забирающийся под футболку и щипающий кожу. Взлохмаченные, непричёсанные волосы. Моросящий дождь. Прищуренные глаза. Творческий беспорядок. Кошки. Судьба.       Кенма.       Спокойствие, превращающее твою грудную клетку в кровавое месиво, перекрученное к осколками костей.       Козуме, сколько Куроо себя помнил, был тихим, домашним и ужасно обжигающим своими мыслями. Он был немного странен, немного непонятен, немного влёк к себе, ближе, заставлял хотеть прикоснуться, узнать лучше, позаботиться о нём. При этом небрежно так, словно и не хотел, словно "чего ты ко мне пристал" и "не бросай меня одного" одновременно. Он не сказал — взгляд красноречивее всего.       Угнетаемый.       Пустых всегда угнетали.       У него и внешний характер был под стать ярлыку, который на него навесили все вокруг. Не мог ответить на выпады — и игнорирование не всегда можно засчитать за ответ, потому что надо понимать разницу между тем, что сознательно не реагируешь, и между тем, что не можешь сказать и слово против из-за своей натуры, — позволял собой помыкать.       — Я не хочу выделяться.       Почему тогда именно у Тетсуро руки в бесполезное неподвижное ничто, а на груди ожоги и шрамы от колючей проволоки, которая своим узелками впивалась под кожу, отделяя её от мышц, и жглась, шипела, прожигала, оставляя след навсегда. Не у других, у него. Кенма улыбался.       В голове небрежность.       — Насколько сильно ты жалеешь, что пустой?       — Мы правда должны об этом говорить? — взгляд в приставку, но ноги ближе поджались к телу.       — Э-э, невежливо отвечать вопросом на вопрос.       — Это не я неправильный. Это вокруг меня идиоты.       Пустых всегда угнетали.       Пустые не были без души.       — Если у меня нет метки, это не значит, что я неправильный изнутри. Просто система дала сбой. Так бывает. Мне твоего кота достаточно.       Уверенность впивалась мелкими иглами мороза в тело, принося дрожь. Если у немеченного не было собственной метки, это не значит, что он не мог получить чужую.       У Кенмы был янтарный кошачий глаз на позвонках между лопаток. Тетсуро узнал это, когда спросил о сожалении неимения татуировки.       Смех как осколки грязной стеклянной бутылки с помойки, хрустящие под каждым шагом.       В средней школе над Козуме пытались издеваться. Что думать об однокласснике, который не хотел показывать свою метку, а во время физкультуры тот переодевался отдельно от всех? Ущербный. Пустой. Немеченный. Последствия — ведро воды прямо на голову и смех, смех, смех, голоса со скрежетом злобы и глупости.       Просвечивающий кошачий глаз сквозь мокрую ткань футболки смотрел словно в душу, расплываясь без контура под кожей.       Сейчас всё это так странно.       Бессмысленно. Как играть в волейбол одному или не делиться своими эмоциями с другими.       — После моего ухода ты станешь капитаном. Не подведи, — Куроо немного подстрекательски улыбался и хотел потрепать по голове Кенму, не передумал. Тот не хотел уворачиваться.       — Ладно.       Теперь у Куроо руки зажили, шрамы не видны, а горло не сдавливало сожаление от реальности. Все те, кто пытались использовать Козуме, превращали свои ладони в кровавое месиво и получали порцию битого стекла с мусорной свалки прямо под черепную коробку.       Правда...       ...своими чёртовыми небрежными фразами этот дьявол до сих пор выворачивал душу наизнанку и делал из неё мелкие кусочки, с каждым разом всё больше забирая себе. Душа не кровоточила. Кровоточить нечем.       Впрочем...       ...Тетсуро сам держал его душу у себя в ладонях, чтобы та заживляла его шрамы. Полностью и без остатка. Он мелочиться на кусочки не любил.       Им не нужна какая-то судьба, указания сверху, чтобы быть вместе. Им нужен свой собственный выбор. Они его сделали.