Носители времени

      Каратели.       Такая категория людей есть абсолютно везде, в любой системе, в каждом ордене. И все потому, что человек одним своим существованием нарушает естественный ход событий в круговороте земных процессов. Когда же вопрос касается особо тонких материй, вроде времени, то Каратели необходимы как воздух. Вопрос только в том, будут ли они исполнять свои прямые обязанности или предпочтут расширить свой карман. Иногда они бывают на редкость тупыми, и тут уже ничего не поделаешь.       Сивис же не подходил под эти параметры. Он представлял собой преданную собаку, хозяин которой стоит за углом, так что она крепко-накрепко запомнила, что любая пакость — и хозяин может увидеть. Хотя не всегда было понятно, собака — это он сам или кодекс, который он трактовал порой изощренным образом и при этом не нарушал того.       Мьон печально вдохнул.       — Какой многострадальный вздох, юноша. Ты так грустно вздыхаешь, что меня самого продирает на жалость, — ухмыльнулся Сивис, при этом продолжая закручивать шестеренки на своем браслете, что, в отличие от украшения Мьона, напоминал связку из голубоватых цветов.       — Знаешь, я вообще-то ожидал наказания, — буркнул мужчина и резко откинул голову назад, из-за чего больно шмякнулся затылком о ствол дерева.       Сивис глухо хохотнул.       — Или то, что я уже битый час смотрю, как ты смазываешь свой… Как ты его назвал? Ледя, да? Так вот, я уже битый час смотрю, как ты смазываешь Ледю и как дворовый пацан подтруниваешь меня, это нормально? В смысле, у карателей ордена так и принято работать?       — Я могу и побить тебя для разнообразия, если так хочется, — мужчина поднял руку к небу и довольно кивнул. — Особенно после того, как ты стал задавать лишние вопросы покупателю, да ещё и в моем присутствии. Довел женщину до слез без всякой на то причины.       Глаз дернулся. Мьон в очередной раз недовольно вздохнул и демонстративно отвернулся к проселочной дороге, что хорошо виднелась с поляны, на которой они расположились.       В его понимании причины были, но все же он осознавал, что лезть в душу покупателю права не имел. Теперь подобная игра в праведника обернулась лишь ещё большей проблемой для его членства в ордене.       — Нравится мне твоя кислая морда, так мою племянницу напоминает, — он хлопнул ладонью по коленке, словно собирался встать, но остался сидеть на земле. — Знаешь, что произошло в Габерне два месяца назад?       — Какой-нибудь крестьянский бунт? Они сейчас как зараза прокатываются по стране.       — Не совсем, — Сивис глубоко вздохнул сырой лесной воздух.       Сейчас только наступало утро, и в лесу гулял легкий утренний туман. Было морозно и сыро, но обоим путникам такая погода не доставляла неприятностей, словно у них в телах были встроены обогреватели и какая-то там утренняя сырость не представляла никаких неудобств.       — Мальчишка двенадцати лет совершил успешное покушение на жизнь местного лорда.       Мьон зажмурился и подставил лицо под солнечные лучи.       — Ну, видимо, напросился.       — Проблема только в том, что за два дня до убийства лорда сестра этого мальчишки была клиенткой нашего ордена, — Сивис выразительно посмотрел на отрешенное лицо собеседника. Тот продолжал наслаждаться солнечным теплом, словно беседа его совершенно не интересовала. — Её, к слову, линчевали во время волнений.       Мьон дернулся. Широко распахнув глаза, он уставился на Нелейно-Рана.       — Как линчевали? За что?       — А ты прям-таки и не знаешь, бедный маленький барашек, — оскалился мужчина. — В любом случае, суть в другом. На что она купила время?       — Я не обязан отвечать, — фыркнул торговец и вновь вернулся к созерцанию дороги.       Сивис видел злобу, с какой вспыхнули глаза его коллеги, и все больше понимал, что тот от наказания не отвертится.       — Клиенты имеют право на анонимность, но до тех пор, пока их заказы напрямую не угрожают ордену.       — Её просьба была безвредна.       — Не сомневаюсь, служанки обычно очень мягки характером, — мужчина подпер голову рукой, — а те, что служат при самом лорде, ещё и видные красавицы. Уж не знаю, как она выглядела, но наверняка у неё были чудесные зеленые глаза, как у Оды, а?       Мьон скрипнул зубами и медленно перевел взгляд на Сивиса.       — Не смей её приплетать, — прошипел тот.       Мужчине было уже тяжело дышать от злобы, которая волнами растекалась по телу. Сейчас он подумал, что лучше бы ещё раз посмотрел на шестеренки браслета, чем терпел такое вероломное вмешательство в личную жизнь.       — Она хотя бы осознала свою ошибку и ушла из ордена, а ты, похоже, совершенно не заботишься о своих братьях и сестрах.       — Да что им сделается с гибели одного озабоченного лордика в глубинке?!       Сивис не успел ответить. В этот момент на поляну к ним выбежал растрепанный паренек. Он запыхался и сильно промок, пока бежал по мокрой утренней траве.       — О… А вот и наш клиент, — прошептал Сивис и наконец встал с земли, подбирая дорожную сумку. — Мы немного заплутали, так что не смогли найти вашу хижину.       — Торговцы? — юноша снял капюшон и оба носителя времени увидели до безобразного исхудавшее белое лицо, обрамленное светло-русыми волосами.       Юноша был слеп на правый глаз, а вторым, судя по всему, он видел слабо, так как сильно щурился и постоянно фыркал носом, принюхиваясь, словно обоняние заменило ему зрение.       — Да, они самые, — ответил за двоих Сивис, отчего словил хмурый взгляд Мьона. — Я вас провожу к дому, идемте.       — Необязательно, — Мьон оттолкнулся от дерева, на которое все это время опирался плечом, и подошел ближе, — Какова ваша проблема?       Юноша застыл, сильно щурясь черным глазом в сторону подошедшего торговца. Он долго молчал, отчего Мьон решил ещё раз повторить вопрос, но и тогда ему не ответили. Наконец, спустя ещё одну долгую минуту, он устало выдохнул и что-то пробормотал себе под нос.       — Нет, нужно в хижину, — и человек вытянул костлявую руку в сторону дороги, — Туда.       Возражать больше никто не стал. Торговцы быстрым шагом двинулись за юношей, который сильно прихрамывал на левую ногу и болезненно шипел, когда пытался ускорить шаг. На ногах у него были надеты здоровенные калоши на босу ногу, и было заметно, что размерчик был не по его стопе.       Дорога заняла не больше десяти минут, и весь путь они молчали, каждый думал о своем. Но, когда покупатель нырнул в покосившийся деревянный дом, заранее попросив подождать их у входа, Мьон сказал:       — У него гагатовый обруч на шее.       — Да? — искренне удивился Сивис, хотя всю дорогу пялился в спину юноши. — О, тогда это объясняет, почему он здесь живет.       — Ты хотел сказать, почему ему приходится здесь жить? Даже Познающим не дают заказы с рабами, а ты, значит, званием повыше будешь?       Сивис улыбнулся уголком губ, но промолчал, отчего Мьон безмолвно ругнулся и всплеснул руками.       Обычно он не был настолько раздраженным, но с того момента, как Сивис появился в его компании и силой увел из Вятроки, даже не дав отоспаться, Мьон был на грани убийства. Он был убежден, что в рукопашной продует сразу же, так как Сивис представлял из себя широкоплечего и крупного мужика, который, без сомнения, на досуге сколачивал состояние на рукопашных боях в тавернах. Ко всему прочему, он был с мечом, а холодное оружие Мьон никогда не держал в руках и с большим трудом представлял, как можно было бы успешно дать отпор без применения магии. Большую часть которой в нем запечатали, чтобы сделать торговцем времени.       Кривая дверь пронзительно заскрипела, крякнула под сильным толчком и открылась.       — Заходите, — просипел юноша и отпрянул от двери, вес которой ему, очевидно, было тяжело удерживать.       Торговцы вошли и тут же очутились в уютной, пусть и слишком маленькой, гостиной. Деревянные стены были завешаны коврами и цветными лампами, которые походили на бумажные фонарики в форме цветочного бутона. В стене было небольшое окошко, увешенное связками различных трав и чеснока. Там же стоял и широкий стол, на котором аккуратной стопкой размещались книги и тетради. Одноглазый встал в проеме в противоположной стороне от входа.       — Назовите имена, — как-то вычурно громко сказал юноша и заметно напрягся, заметив недоумение на лицах вошедших мужчин.       — Мьон.       — Каспий, — фальцетом пропел Сивис и заранее пихнул локтем в бок друга, чтобы тот не выдал его возмущенными репликами.       Торговец только недоуменно уставился на «Каспия» и скривился как от зубной боли. Фальцет от Сивиса был настолько отвратительным, что услышать нечто подобное было физически больно.       Юноша же расслабился, опустил плечи и протянул руку, приглашая торговцев за стол.       — А теперь выкладывай, — приказал Мьон и посмотрел на коллегу, который только успел открыть рот, чтобы что-то спросить, но сразу же захлопнул его и расплылся в лукавой улыбке. — И побыстрее, мы спешим.       — Мне нужно вылечить своего учителя, который вчера сильно обгорел.       — Мы не лечим.       На мгновение на худощавом лице появился страх, и он нервно сглотнул.       — Я… я неправильно подобрал слово. Мне нужно предотвратить взрыв, чтобы учитель не обгорел.       Мьон вымученно улыбнулся и вновь посмотрел на Сивиса, спрашивая разрешения, чтобы объяснить некоторые детали, связанные с покупкой времени для подобных целей. Он отрицательно кивнул.       — Л-л-ладно, когда произошел взрыв?       — Неделю назад, ночью, — а затем зачем-то пояснил: — Тогда шел сильный дождь, но было тепло.       Мьон махнул рукой Сивису, приглашая того работать дальше, так как клиент был его.       — Это ваш дом? — таким же мерзким фальцетом спросил торговец, и Мьон в ту же секунду скривился.       — Нет.       — Сколько у вас денег?       Юноша оторопел. Он явно не ожидал такого вопроса, потому резко вскочил с места и стал пятиться к проему в соседнюю комнату.       — Я сейчас гляну, подождите!       Он прыжками на здоровой ноге удалился в комнату и стал громко звенеть дверьми выдвижных ящичков.       Мьон наклонился.       — Дом не его, а по вещам шастает как хозяин.       — Ты точно видел обруч на шее?       — Ну, вообще-то, след от него. Кроме дешевого гагата, такие следы мало что ещё оставляет.       Юноша вновь зашел в комнату, но страх все ещё блестел в его единственном глазе.       — Совсем немного, двадцать пять дрейков.       — Сам зарабатываешь? — спросил уже Мьон, скрестив руки на груди.       Сейчас он отчетливо стал ощущать чудной кисловатый аромат, витающий в доме. Этот запах был знаком ему с самого детства. Так пах любой маг, в теле которого как грибы росли эфирные мешочки, делая того в последствии сильным волшебником. И именно такой аромат источал болезненно худой, искалеченный пацан. Или кто-то другой в этом доме.       — Д-да, — неуверенно ответил тот, и на лбу у него выступили капельки пота.       — А не расскажешь, каким образом? Местность не особо людная, и никакого огорода у тебя нет. Ближайший город в сутках пути отсюда, неудобно, наверное, так жить.       Юноша сжал руки и вымученно покосился на соседнюю комнату, откуда раздался хрипучий голос.       — Хватит. Сора, выкати меня к ним.       Сора тут же рванулся с места и уже через мгновение выкатил в инвалидном кресле мужчину лет шестидесяти. Его глаза были плотно замотаны бинтом, а руки от обилия ткани напоминали биты. Он вздернул подбородок.       — Ран?       — А обманывать нехорошо, — пропел Сивис своим обычным, низким голосом.       — Рабы тоже вне закона, — добавил Мьон.       — Ага, это тоже не очень хорошо, — как-то вяло согласился торговец. — Что за цирк ты тут устроил, м?       — Всего лишь поручил своему помощнику помочь мне, что в этом такого?       И только в этот момент Мьон понял, что Сивис ещё по дороге знал, что его ждет в этой хижине. Однако до него самого дошло только сейчас: покупатель не юноша, а этот обгорелый старик, значит, они могли бы взять плату с раба, а не с истинного покупателя.       «А с раба бы мы взяли ровно столько, сколь бы он сам захотел нам дать», — торговец покосился на Сору, что трясущимися руками вцепился в спинку инвалидного кресла.       Кисловатый аромат усилился, как если бы в комнате оказался ещё один маг. Такой густой запах, который с отвращением обнаруживался даже на языке, всегда стоял в классах академии, где в юности учился Мьон.       — Сколько? — спросил Сивис, и сплетение синеватых цветов на его запястье стало распрямляться, превращаясь в нечто вроде спицы.       — Неделя.       — Это будет стоить двадцать брахон, — на кончике растянувшегося браслета блеснула игла, и мужчина направил её к своему запястью.       Лицо старика вытянулось, нижняя челюсть чуть не отпала от удивления.       Дрейки по сравнению с брахнами были как пыль, сравниваемая с сундучком алмазов. Брахоны собирали исключительно маги, которые каким-то чудом выживали в подземельях божественных храмов. Эта валюта была исключительно даром обитателей подземелий, но мир успешно втянул их в круговорот экономики. Потому за пару брахон можно было купить небольшую деревню со всеми его жителями в качестве слуг.       — Да ты хоть понимаешь, что просишь за какую-то жалкую неделю! Она не стоит и одной брахны! — завопил старик, отчего Сивис посуровел.       — В таком случае сделка не состоится, — отчеканил торговец и встал из-за стола, решительно направившись к двери.       Мьон застыл на месте. Нет, он не собирался продавать время, но оставлять рабство на произвол судьбы было чересчур. Он посмотрел на застывшее от ужаса лицо юноши.       Сора дернулся с места и выкрикнул:       — Пожалуйста, я заплачу за время, дайте мне всего неделю!       — Мьон, мы уходим.       — Зачем тебе спасать этого старика? — проигнорировав слова Сивиса, спросил мужчина.       — Я должен.       — Должен? — бровь скептически приподнялась, но уже через секунду опустилась. Мьон понял, что это за чувство. — Неволя.       Старик скрипнул зубами, а Сивис поморщился.       — Так вот что это за псевдомагический запашок, — прошипел торговец.       Были в этом мире прекрасные существа, что, подобно диким животным, обитали в лесах. Однако леса для них были везде, где только можно вообразить жизнь. Они не имели форм, а существовали в порывах ветра, засухе, дожде, в человеческом смехе и скрипе двери, и имя им было Воля.       Мьон схватил юношу за подбородок и стянул с его больного глаза повязку. За ней оказалась вырезанная на слое черноватой кожи руна привязки, формой напоминающая букву М.       — Мьон, мы уходим, — ещё раз повторил Сивис, но в его голосе слышалось сомнение.       — Можешь вышвырнуть меня из ордена, но, как маг, я не оставлю Волю в этом гниющем теле, — прошипел мужчина и зубами стянул перчатку с свободной руки.       Сивис промолчал, только с грустью взглянул на исказившееся от злобы лицо старика, который и пошевелиться не мог, чтобы адская боль не пронзила все тело.       — Ειρήνη ελευθερώνει όλους*, — утробным, двоящимся голосом прошептал Мьон, с силой надавив на черную глазницу большим пальцем.       Юноша, временно носивший имя Сора, не сопротивлялся, словно наконец вспомнил, кто он такой, и с готовностью принимал помощь мага. Именно Воле клялись юные маги и именно ей отдавали честь торговцы времени.       Через мгновение тело мешком упало на пол. Сильнейший кисловатый аромат выскользнул из помещения через мельчайшие щели в стенах, а Мьон, побледневший, но с довольным видом, развернулся к старику. И в тот же момент улыбка сошла с его лица. Мьон увидел торчащий в груди старика нож и рядом стоявшего Сивиса, что смотрел на горсть брахон в своей ладони. Заметив взгляд торговца, он тут же сжал руку и устало вздохнул.       — Так или иначе, но заказ выполнен.       — Ты убил его, — ахнул мужчина.       Несмотря на полосу трупов, к которым Мьон заставил себя привыкнуть во времена войны, он все же не был сторонником убийства. Он был готов убить, но это никак не означало, что он того хотел. И сейчас, видя мертвое тело, ему стало дурно от самого факта, что за его спиной отобрали чью-то жизнь, пусть то был и паршивый человек.       — Не я, — сухо ответил Сивис, — Он сделал заказ.       — Ты служитель Времени, серый посланник, а не наемный убийца!       Мужчина молча поднял висящую руку старика. Она была целой, хотя и частично замотанной рваными бинтами, которые, очевидно, в спешке пытались сорвать.       Когда оба торговца в полном молчании прошли уже несколько миль от злополучной хижины, которую они благополучно подожгли, Мьон сказал:       — Ты, должно быть, самый паршивый каратель в ордене.       — Как ты — самый паршивый служитель нейтралитета.       Теперь они оба знали, что ещё не скоро их браслеты покажут в разные стороны, а значит, они ещё не скоро расстанутся.