***
Как только Ода покинула храм, то немедля сняла правую перчатку и приложила ладонь к проржавевшему железу, что обрамляло дверной проем. В памяти яркими вспышками стали появляться некогда заученные пентаграммы, но ни одна из них не могла помочь ей сделать задуманное, однако Ода была тем редким мастером, что умело совмещал символы, создавая новую, действенную формулу. Сперва на железе вспыхнули округлые стрелы, а за ними поверх рисунка появились круги с треугольными ответвлениями по четырем сторонам. Стражница легким движением рук вытащила из набедренной сумки маленький флакон с лавандой и капнула пару капель на пол, сбивая и без того слабый кислый аромат. Она удовлетворённо взглянула на свою работу, что заняла у неё меньше минуты, и бесшумно побежала в свой кабинет. На пути ей встретилось всего два наемника, что по её же приказу стали патрулировать коридоры. Ода вбежала в кабинет и сразу же кинулась к шкафу, где в завалах одежды лежала вещевая сумка. Впервые Ода подумала, что стоило бы чаще наводить порядок в своём кабинете, но эти мысли сразу же покинули её, когда верхняя полка, забитая книгами, с грохотом обвалилась, придавив собой большую часть вещей. Женщина тихо ругнулась и, найдя кожаные ручки, резко дернула их на себя, вытаскивая из завалов потрепанную сумку. Ода на мгновение замерла, прислушиваясь к звукам в коридоре, но, убедившись, что никто не отреагировал на её шум, стала быстро набивать сумку провиантом. Еды оказалось мало. В кабинете Ода смогла отыскать только несколько кусков отсыревшего хлеба и парочку красных яблок, что ей подарил один из наемников, очевидно, надеясь заручиться её расположением. К своему несчастью, она смогла найти только часть своего походного снаряжения, а мантия и вовсе оказалась разодрана и придавлена массивной полкой с грудой книг поверх неё. Все мысли девушки состояли из ряда проклятий и ругательств, но медлить ей было нельзя. Печати, что замедлили время в помещении храма, продержатся совсем недолго, но к моменту, когда они сломаются и Табиус заметит её побег, Ода надеялась оказаться на коне и как можно дальше от башни. Сменив старые ботинки на высокие сапоги из черной кожи и накинув выцветший зеленый плащ, стражница ринулась к лестнице, ведущей к торговым коридорам. Секунды, что заняли у Оды на преодоление ступеней, растянулись в долгие минуты, и когда она наконец оказалась на шумной торговой площадке, то смогла с облегчением вздохнуть. В её душе клокотало волнение от внезапного приключения, на которое она все-таки осмелилась решиться. Хотя, по правде говоря, она даже не раздумывала над тем, что делала. Осознание происходящего даже сейчас не до конца дошло до Оды, но, чем бы это не обернулось для неё, стражница не собиралась поворачивать обратно. Орден не содержал коней в Йоровой башне, так как нужда в них была редка, но если кони все же были нужны, то они арендовали их у местных крестьян. У Оды же не было времени бежать на отдаленные от башни фермы, но идти пешком было бы верхом глупости. Она остановилась у закрытых ворот и, тяжело вздохнув, бегом направилась к ближайшей ферме, что принадлежало мерзкому семейству Тортофоф. Ода была в хорошей физической форме, и даже два года в пределах башни не убавили её силы, так как каждый день она не брезговала и занималась. Весь путь от ворот башни до фермы она преодолела легким бегом, лишь слегка запыхавшись. Сейчас небо было ещё темным, но рассвет приближался, и вскоре Тортофофы должны были выйти, чтобы накормить скот и отправить коров в стадо. Когда Ода подбежала к воротам фермы, то собаки взвизгнули и заливисто залаяли на чужака. Уже через несколько мгновений на пороге дома появился низкорослый широкоплечий мужчина с густой рыжей бородой, в одних подштанниках, но зато с вилами в руках. — Пошел прочь! — взвизгнул мужик и пригрозил вилами. — Или я спущу псов! — Мистер Тортофоф, я служитель башни, а не разбойник, — улыбнулась Ода, поднимая руки в примирительном жесте. — Мне срочно нужно доставить личное послание в соседний город, а коней нет. Выручите? Мужик прищурился и, сильнее сжав в руках вилы, спустился с крыльца, медленно подходя в воротам. — Я тебя не знаю… — промямлил он. — Да ты же девка! — Вроде того, — согласилась Ода, решив придержать сарказм. — И я все ещё спешу. — Никто баб в гонцы не отправляет, — уверенно заявил Тортофоф. — А если и отправляют, то своих жеребцов я тебе не доверю, угробишь ещё. Глаз нервно дернулся. Оде вдруг захотелось перепрыгнуть через хилый, низкий заборчик и, скрутив упрямого мужика, угнать одну из его лошадей, но она быстро отогнала от себя такие мысли, не желая привлекать лишнее внимание. — И даже деньги тебя не уговорят? — стражница запустила руку в сумку, надеясь сразу достать мешочек с дрейками, но поводив рукой в полупустой сумке и не обнаружив золота, громко ругнулась. «Я же совсем забыла о деньгах!» — пронеслось в голове девушки. Она все ещё в тщетной попытке переворачивала содержимое сумки, на что Тортофоф только скептически усмехнулся. К этому моменту фермер уже свободно опустил вилы в землю, наблюдая за растерявшейся девушкой, но когда Ода подняла на него рассерженный взгляд, то заметила, что Тортофоф уже не смотрел не на неё, а на кого-то позади. Ода резко обернулась, боясь обнаружить там Табиуса или кого-то из наемников башни, что мог послать старик, однако позади неё, почти на расстоянии вытянутой руки стоял гончий с маской пса на лице. Он слегка склонил голову набок, когда женщина сделала осторожный шаг назад. Стражница замерла в полусогнутом состоянии, так и не вытащив руку из сумки. Она ожидала, что за ней могут следить, но вновь увидеть так близко гончего — нет. Больше всего Оду испугало то, что она за все это время даже не заметила слежки и приближения незнакомца. Все внутри похолодело от страха, что вновь придётся сражаться с этими чудовищами, но, когда свободной рукой Ода прикоснулась к рукояти сабли, гончий снял маску. — Нам нет нужды драться, — ровным голосом сказал гончий, однако держал руки поближе к рукоятям мечей у себя на поясе. — Нам срочно нужна лошадь, я хорошо заплачу, — обратился он к фермеру. Мужик, очевидно, понимая, кто перед ним, резко кивнул и ринулся к конюшне. Все это время гончий неотрывно смотрела на Оду, как и она на него. Они оба ожидали друг от друга внезапной атаки, но, когда Тортофоф привел коня и гончий швырнул тому мешочек с золотом, напряжение между магами возросло только сильнее. — Ты сказал, нам нужен конь, — наконец отозвалась Ода, и гончий согласно кивнул. — Ты, видимо, не понимаешь… — Нет, я все прекрасно понимаю, — оборвал её гончий и слегка улыбнулся, отчего Ода только сильнее нахмурилась. — Я последний, кто остался в башне, не жди засады. Хотя, насколько я могу знать вашу охрану, то тебе и так известно, что я один, верно? — Или вы хорошо позаботились о том, чтобы я так думала, — огрызнулась женщина. — Никто не ожидал, что кто-то из торговцев покинет башню, — спокойно ответил гончий, подводя лошадь к девушке. — И, как я понимаю, ты очень спешишь. — Много же ты понимаешь, — фыркнула Ода. — В башне ты последний, а за ней? Гончий пристально посмотрел на удаляющуюся фигуру мужика и, дождавшись, когда тот закроет дверь, ответил: — Вы не помните меня? Я вернул браслет и… — Не сдержал слово, — закончила стражница. На мгновение он растерялся, успев пробормотать нечленораздельные звуки, но быстро собрался с мыслями и ответил: — Я сдержал слово, хотя и несколько своеобразно. Я всё объясню в пути, сейчас нужно уходить. Ода перевела взгляд на коня, а затем обратно на собеседника. Она имела слишком печальный опыт с гончими, чтобы в одночасье довериться одному из них, но Ода так же помнила о спешке. Каждая секунда, что она тратила на размышления, приближали её к окончательному провалу, когда же помощь от гончего грозила смертью или пленом, что были ей не так страшны. Видя замешательство женщины, гончий вынул из кармана круглый, поблескивающий серебром предмет и протянул Оде. Все ещё было достаточно темно, а поблизости не горело ни единого фонаря, и даже банальные факелы, вставленные в забор, не были подожжены, однако стражница сразу же поняла, что это за предмет. — Эта вещь принадлежала убитому торговцу, — пояснил гончий, не так поняв реакцию женщины. — Наш командир приказал обыскать тела, и мы забрали браслет с этой монетой, решив, что это особые атрибуты вашего ордена. Тогда я вернул браслет, но монета была не у меня. — Хочешь сказать, ты ограбил собственного командира? Гончий загадочно улыбнулся. — И он до сих пор не знает об этом. Ода скептически усмехнулась и вновь посмотрела на лошадь. — Ты собираешься ехать со мной, я правильно понимаю? — Да. Придется брать одного коня, чтобы в случае провала не искали двух спутников, — гончий вручил стражнице вожжи и отступил к воротам фермы. — Не смотри так, если за нами будет погоня, то я смогу стать твоим козырем. — Или концом, — шепотом ответила она, когда мужчина скрылся в фермерском доме.***
Нервно отбивая ритм по поверхности стола, Сивис то и дело вертел головой между двумя входами в таверну. Уже как два часа назад он получил новый заказ, а Мьон так и не появился на месте встречи. Каратель мог бы и самостоятельно справиться, притом, что Ульва в любом случае была бы с ним, но он упрямо ждал неудачливого мага, что за прошедшие недели с момента их знакомства стал ему другом. Ульва спокойно потягивала вино, словно спешить и вовсе было некуда, а нервозность друга была для неё столь обычным явлением, что узнавать причину не имело смысла. Однако, когда дверь в таверну распахнулась и Сивис сорвался с места, протаранив бедром стол и перевернув стакан с вином, она все же обратила внимание на взвинченного карателя. — Богов ради, просто сядь и выпей! — сказала Ульва, стряхивая капли вина, что попали на мантию. — Надо его поискать, — ответил мужчина, вновь садясь за стол. — Он педант и скорее начнет махать мечом, чем позволит себе опоздать. — Он такой хороший следопыт? Сивис непонимающе уставился на подругу. — Я хочу сказать, так ли он необходим нам на заказе? Это ведь наверняка новое тело, даже мой браслет поет. — Он маг, — ответил каратель так, словно это все должно было объяснить. — Я тоже, — улыбнулась Ульва. — Да, но ты же… Как это называется? В общем, ты не по боевой части. — Душитель, — напомнила женщина. — И это именно та специализация, что необходима нам, а вот от паралича, на который способен мальчишка, толку мало. — Ты не видела, что он сотворил в лесу, прежде чем нас убили, — Сивис вновь покосился на вошедшего в таверну. — Мне отнюдь не нравится, что в ордене появился дешевый убийца, но это произошло, и тут о способе наказания раздумывать нет смысла. Нам нужен кто-то со способностями Мьона, наш нарушитель тоже маг и, скорее всего, как-то сумел обойти печати. — Или у него настолько большие резервы, что печати не мешают ему творить столь сильные заклинания, — предположила Ульва. — И, насколько я понимаю, то произошедшее в лесу он сумел сотворить, только сломав печати. — Сейчас это не имеет значения, Карателям куда меньше печатей ставят, у него даже на лбу ничего нет, — возмутился мужчина. — Сивис, ты вообще видел символы у него на руках? Такие печати ничем не лучше той своры завитушек на всю руку. Сивис промолчал. Он плохо разбирался в магии, но прекрасно понимал, что способности Ульвы вряд ли помогут найти и тем более наказать нарушителя. Карательница была способна воздействовать на разум, но такая магия плохо действовала на самих магов и просто тех, кто знал о способностях Душителей. Сивис мельком взглянул на профиль подруги и на её маленькие, изящные смуглые руки, что покоились на столе. Он невольно припомнил единственный случай, когда она смогла удушить человека, убеждая того в невообразимой силе, что давила на его горло. Тогда Ульва оправдала себя как настоящий Душитель. Ульва поднесла руку ближе к уху. — Пойдем, — спустя долгие минуты молчания, сказала женщина, вставая из-за стола. Мужчина послушался, и они оба отправились в жилой район, где их ожидал новый заказ.***
Мьон с трудом понимал, что с ним произошло, и даже ведро холодной воды ничуть его не отрезвило. Висок пульсировал от боли, и маг невольно задумался над тем, что для ледяной воды, что на него только что вылили, жидкость у виска слишком теплая. Перед глазами мелькали расплывчатые образы незнакомых лиц, а их слабые перешептывания казались ему беспрерывным потоком шипения. — Ты ему что-то вколола? — спросила Кескилена у стоявшей рядом сестры. Девушка подняла голову, чтобы всмотреться в лицо сестры и оценить, довольна та или рассержена, но увидела только свойственное Кескилене беспристрастное выражение. Женщина смотрела на прикованного к столбу мужчину так, словно тот был не человеком, а пятном на стекле, которое хотелось поскорее стереть. — Да, совсем немного… — неуверенно ответила девушка, боясь гнева сестры. — Но, как видишь, вместо развязанного языка он совсем перестал на нас реагировать. Кескилена промолчала. Она подошла вплотную к магу и тщательно осмотрела глубокий шрам на груди. Все тело мужчины оказалось исполосовано старыми, неровно зажитыми шрамами, но больше всего женщину заинтересовала татуировка в районе сердца, изображающая солнце. Женщина долго всматривалась в узорчатые завитушки лучей, пытаясь вспомнить все гильдии и кланы, что могли носить такое знамя, но на ум ничего не приходило. — Миша, что тебе напоминает это солнце? — спросила женщина, у стоявшей позади сестры. Девушка не решилась приблизиться, она зажгла ещё один светильник и, всмотревшись в татуировку, отрицательно кивнула. — Не знаю, я такие символы только в сказках видела. — Сказках? — усмехнулась Кескилена, и Миша сразу же закусила губу, стыдясь, что выдала свою любовь к добрым историям. — И в каких же? — Я мельком посмотрела ту книгу, саму историю не знаю, — промямлила девушка, но, заметив колючий взгляд сестры, поняла, что оправдания ту не интересуют. — Кажется, то была история о жителях человеческого поселения, что бежали от войны в эльфийские земли, и в знак уважения они отказались от своих богов и приняли эльфийских. — Эльфы поклоняются солнцу? — спросила Кескилена скорее себя, чем сестру, и вновь взглянула на татуировку. — Мне это неизвестно, но солнце стало символом того поселения. В той книге было много иллюстраций, и на каждой был символ, похожий на это солнце. — И они делали татуировки? Миша неуверенно кивнула. — Если это хоть отчасти правда, то этот человек может многое нам рассказать, — ухмыльнулась женщина, развернувшись, чтобы покинуть комнату. — Больше ничего ему не вкалывай, сухожилия не режь и не трогай язык с глазами, — она ещё раз взглянула на мага и, заметив странный блеск в районе кисти, нахмурилась. — Что у него на руке? — Это браслет, — промямлила Миша. — Он цельный, и никак не получилось его снять. Он не гнется и не плавится, даже царапины не остаются. — Так отрубите кисть, — сказала женщина. Миша судорожно сглотнула. Она понимала, что пленники хоть и находятся под её присмотром, но наносить им серьезные увечья ей было запрещено. Кескилена таким образом лишний раз доказывала, что вся власть в их небольшом братстве принадлежит только ей. Миша искренне хотела всадить кинжал ей между глаз, и только мысли о мести приободряли её в такие моменты. — Это небезопасно, — ответила девушка. — У него на руках странные печати, неизвестно, что может произойти, если мы сломаем их, отрубив руку. Кескилена прищурилась, испытующе всматриваясь в миловидное личико своей младшей сестры. Долгие минуты они смотрели друг на друга, пока старшая наконец не сказала: — Отруби кисть, — повторила женщина и покинула комнату. Сжав кулаки, Миша обернулась к мужчине. Будь её воля, то жизнь мага оборвалась бы ещё в парке, под символом Таморан, что так воспевал весь Кермаш. Миша не любила пытать, от вида предсмертной агонии и гримас боли всё внутри неё холодело от ужаса, но она продолжала сидеть в подземелье и пытать всех неугодных её старшей сестре. Она покосилась на использованный шприц, раздумывая над тем, ввести ли ещё одну дозу, чтобы Мьон не только не почувствовал боль, но и вообще перестал реагировать на любые раздражители. Однако Кескилена ясно дала понять, что никаких препаратов ему давать нельзя. Глубоко вздохнув, Миша вырвала из пня топор.***
Весь день Ода гнала лошадь вперед, и даже гончий, что сидел позади неё, поражался такой спешке. Хоть стражница и согласилась взять его с собой, но отвечать на лишние вопросы она не собиралась, но, к счастью, мужчина и сам догадался их не задавать. Уже на закате показались шпили Кермашских башен, и только тогда Ода остановилась, давая лошади долгожданный отдых. Гончий вынул из сумки бурдюк с водой и, немного отпив, протянул девушке. — Тебе ведь не нужно в Кермаш, верно? — спросила Ода, возвращая обратно бурдюк. За весь долгий путь от Йоровой башни они так и не обмолвились и словом, и только сейчас, когда цель, казалось бы, была почти достигнута, Ода решилась заговорить с гончим, который, к её удивлению, не пытался начать беседу первым, хотя именно он нуждался в ней больше всего. Гончий убрал бурдюк в сумку и приложил пальцы к маске, что висела у него на груди. — Нет, но и в любое другое место мне тоже не нужно. — Значит, сбежать ты мне помог из доброты душевной? — усмехнулась стражница. Гончий как-то странно на неё посмотрел, а затем склонил голову в еле заметном поклоне. — Вам не интересно узнать, что я сделал с фермером и его семьей? Ода вздрогнула. Чувство превосходства в момент исчезло, оставив только напряжение. Пока она гнала лошадь, то с таким же успехом отгоняла от себя все ненужные мысли, но безмятежное лицо гончего, закрывающего за собой дверь фермерского дома, ничего хорошего не предвещало. Ода знала, с кем имеет дело, и ничего хорошего не ожидала. — Это очевидно. — Неужели? — мужчина постучал указательным пальцем по маске. — Я их не убивал и не калечил, но все же заставил замолчать. Никто не вспомнит о гончем, покупающем лошадь, и никто не вспомнит о беловолосой женщине-гонце. Стражница нахмурилась, не совсем понимая, куда клонит гончий. — Я знаю, что вас это мало волнует, но меня зовут Тимьян, — он вновь слегка поклонился. — До Кермаша при прежней скорости мы доберемся за час, и я мог бы подождать с просьбой, но… Ода резко развернулась и зашагала к привязанному у дерева коню. Она отвязала поводья и, запрыгнув на коня, ударила его в бока. Тимьян остался на месте, провожая взглядом быстро удаляющуюся всадницу. — Стоило подождать, — горько усмехнувшись, гончий поправил сумку и зашагал в направлении Кермаша. Он не ожидал многого от магессы, но то, что она просто сбежала, оставив большую часть провианта, в некотором смысле подбодрило Тимьяна. В его понимании Ода сомневалась в нём, но как врага уже не воспринимала. Гончий слабо улыбнулся собственным мыслям и решил не тратить время. Надев маску, мужчина надрезал подушечку мизинца, выпуская каплю крови. Через мгновение на месте, где упала кровь, заклубился серый дым, а за ним появилась огромная собака с угольно-черной шерстью. Тимьян похлопал существо по спине, проверяя настрой питомца, и, поняв, что тот вполне спокоен, забрался на широкую спину. Пес некоторое время тихо рычал, но гипнотизирующий шепот гончего быстро его успокоил. Уже через мгновение существо понеслось вперед с такой скоростью, что позавидовал бы даже самый искусный наездник. Тимьян мог с легкостью догнать и обогнать Оду, но он не собирался вновь показываться перед ней, вместо этого гончий поскакал в окружную к северным воротам Кермаша. С его скоростью он мог прибыть в город даже раньше Оды, хотя окружной путь был куда длиннее. Тимьян не сомневался, что сумеет отыскать девушку в большом городе, ведь монета все ещё была у него.