magic - madness - heaven - sin

Они были наследниками двух крупнейших племен. Хосоку не оставили выбора. Сын альфы и беты, вождей племени реки, героически погибших в войне с другим племенем, восстанавливал деревню с помощью нескольких выживших альф, когда ему было лишь четырнадцать. Но даже тогда, за четыре года до инициации, решение о том, что именно ему, будущему альфе, который силой и умом затмит славу великого отца и мудрейшей матери, быть следующим вождем племени – было негласно принято всеми жителями. Тэхёну стать правителем было суждено по праву рождения. Уверенности остальных в том, что он альфа, он никогда не разделял. Он был высоким, но в то же время худым и нескладным; спокойным и неконфликтным; его не интересовала охота, как многих других альф. И, чем меньше времени оставалось до инициации, тем чаще в голове появлялась мысль: а не выгонят ли его из деревни, если священное дерево решит, что он омега, когда правителем может быть только альфа? Джин, его отец-родитель, омега, (на которого Тэхён похож гораздо больше, чем на Намджуна, что только добавляет беспокойства) в такие моменты всегда подходит, чтобы потрепать глупого сына по волосам и успокоить улыбкой. - Пап, а если я и правда окажусь омегой? – спрашивает тот, тычась лбом в живот отца. - Помнишь, что я тебе говорил? - Да-да, что тебе бабка нагадала сына альфу, - ворчливо отзывается Тэ. – Так вот Чонгук и будет альфой, а я бракованный какой-то… - Не это я тебе говорил, - Джин с улыбкой приподнимает пальцами подбородок сына, и тот смотрит на него огромными печальными глазами, - я сказал, что мое сердце так чувствует. А оно никогда не ошибается. Я ведь, когда твоего отца увидел, сразу почувствовал, что мы будем вместе. - А раньше ты говорил, что почувствовал, что хочешь ему врезать… - Ну… - Джин неловко прикусывает губу. – Это почти одно и тоже. И вообще, - он наклоняется ближе и нежно касается губами лба, - ты не бракованный. Ты мой любимый сын, которому суждено стать прекрасным альфой. Тэхён и так знает, кому действительно суждено стать прекрасным альфой. И он ему безумно завидует. Хосок, его лучший друг, альфа по природе. Никто не учил его им быть, никто, кроме самой жизни. В семнадцать он уже потрясающе охотится, рыбачит, чинит потрепанные ураганами крыши, напевая дурацкие песенки, и управляет целой деревней. У Тэхёна шесть учителей, военные лекции от отца, бесконечность которых может устранить только Джин, и книжки, которые он бы познакомил с костром. Тэхён ничего не смыслит в том, как быть альфой и какие они, настоящие альфы. Можно спросить у Хосока, он наверняка знает… В окно влетает вишневая косточка, и Тэхён отрывается от чтения – два часа прошло, а он на той же странице. Он аккуратно встает, чтобы не привлечь внимание уснувшего учителя, и высовывается из окна. Внизу, с полным мешком лесных фруктов, стоит Хосок – сияющая улыбка на загорелом лице, тонкая царапинка на скуле, оставленная терновником. Тэхён что-то спросить хотел, кажется, но мысли вышибает до пустоты, только в сердце беснуется и жжется. - Спускайся, пошли купаться! - Ты спятил? – шипит Тэ. – Неделя до испытания, меня на метр из дома не выпускают! - Ну разочек, только сегодня, а? – у Хосока улыбка сладкая, попробуй только не уступи этому демону соблазнителю. У Тэхёна – ноль иммунитета к этой улыбке. – Один раз, обещаю, - говорит Чон, замечая сомнение на чужом лице. – Я же с тобой прохожу испытание, все по-честному. - Ну да, по-честному… - ворчит Тэхён и со вздохом сдается. – Поймаешь меня? - Конечно. Разве я когда-нибудь тебя подводил? – Хосок разводит руки с чертовски несправедливой улыбкой на лице. Тэхён садится на подоконник. До испытания всего неделя, и помимо них с Хосоком участвуют еще двое наследников других племен; проверять будут самые основные умения для альфы-правителя, военные навыки, стратегическое мышление, знания о выживании. По результатам испытания будущим правителям достанутся лучшие невесты, и, чем выше тебя оценят судьи, тем краше и умнее будет твоя невеста. Тэхён знает, что он не будет первым, и знает, кто будет. Но не это самое страшное – не его зависть к Хосоку и не то, что он проигрывает ему во всем. Господи, совсем не это… Тэхён отталкивается от подоконника и прыгает, не раздумывая. Он любит Хосока. Своего лучшего друга, будущего правителя другой деревни. Альфу. И это катастрофа. Хосок ловит его сильными руками, словно он вовсе ничего не весит, прижимает к горячему телу и улыбается, а Тэхён по инерции обвивает шею руками, тайком нежится в тепле лишнюю, неправильную секунду. Как ощущалось бы быть омегой в его руках? Каково это принадлежать ему? Но Хосок возвращает Тэхёна на землю физически и душевно. Тэхён не знает, каково быть омегой рядом с Хосоком, но быть рядом с ним влюбленным альфой – мучительно. - Снова переживаешь по поводу испытания? – спрашивает Хосок, пока они идут через лес к озеру. - Вот только не начинай про «у тебя же такие родители, такие учителя»… - У Тэхёна нервы с каждым днем сдают все больше, и Хосок еще спокойный как удав, как будто ему плевать совершенно. Конечно - выиграет, женится на красавице, будет жить долго, счастливо, без Тэхёна… Тэхён встряхивает челкой и забуривается взглядом в мокрую землю. Иначе и быть не может, на что ты вообще надеешься… - А что, тебе лучше было бы без них? На мое место хочешь? – Хосок совершенно спокоен, но Тэхёну от стыда провалиться хочется. Потому что ему жаль, что Хосоку не досталось то, чего он достоин. Потому что он действительно в каком-то смысле хочет на его место и совсем забывает, чего оно стоило для Хосока. – Люби свою семью, Тэтэ. Ты не знаешь, что такое жить без нее. - Я твоя семья! – выпаливает Тэ, совсем алый от стыда. Хосок улыбается, мажет нежным касанием по плечу. - Да, ты моя семья. Поэтому я точно знаю, что ты справишься, и верю в тебя. - Почему ты вообще такой спокойный… - смущенно бурчит Тэхён под нос. - А мне плевать, – Хосок подходит ближе к краю озера и сбрасывает обувь. – Я участвую в испытании, потому что так принято и этого хочет моя деревня. - И тебе все равно, кто достанется тебе в невесты? - Это меня волнует меньше всего. Главное, это наследник, со всем остальным я готов смириться. Это неправильно. Это все в корне неправильно. У Хосока способности величайшего из альф, Хосок создан, чтобы побеждать, завоевывать, быть лучшим, а у него во взгляде ни искорки. Тэхён бьется за то, к чему у него нет таланта, с собой бьется… Хосок стягивает футболку через голову, и Тэхён с жадностью ласкает взглядом его голую спину, изнывая от желания зацеловать каждый сантиметр, пройтись зубами там, где проступают крепкие мышцы. И это неправильнее всего. До инициации еще месяц, а он уже чувствует ее на себе. - Думаешь, я стану альфой? – тихонько роняет Тэхён, надеясь не быть услышанным. Но Хосок, по колено в воде, оборачивается и сияет улыбкой. - Ты станешь прекрасным альфой. И я вместе с тобой. Мы до конца своих дней будем лучшими друзьями и достойными правителями наших племен. Хосок ныряет в воду, и Тэхён замирает, уставившись в водную гладь, сомкнувшуюся над его головой. Что делать, если Тэхён до конца своих дней хочет лишь, чтобы Хосок принадлежал ему? Испытание кажется сущей пыткой. На старте Тэхён нервничает, огрызается на каждого, кто хочет его подбодрить, кроме, разумеется, Хосока, который подходит, чтобы молча сжать его плечо. На финиш Тэхён приходит вторым, потому что наблюдает за парнем краем глаза весь забег до леса; наблюдает, пока они добегают до стрельбища; жрет голодным взглядом, когда Хосок, откинув челку с мокрого лба, резво натягивает лук и отпускает почти не целясь, а у Тэхёна от одного взгляда на гибкие, жилистые руки едва не выпадает лук. Они бегут обратно в лес, разглядев одну добычу, но Тэхёну плевать на нее - он следит лишь за Хосоком, слушает лишь его тяжелое дыхание и, черт возьми, если бы целью этапа было поймать любую добычу, Тэхён бы с радостью кинулся на Хосока, вжал в теплый, нагретый солнцем мох и целовал до исступления… Тэхён отвлекается горячими мыслями и пропускает момент, когда у следующего этапа на Хосока бросается другой участник, валит в траву, и Тэхён едва не срывается следом с горящим в горле криком «моё!». Но Хосок играючи скидывает противника с себя и бежит дальше еще быстрее. И это все до самого конца сплошной Хосокхосокхосок, ни одной мысли и вздоха без него; Тэхён лажает, спотыкается, на вопросы старейшин отвечает как полнейший идиот и на финиш приходит вторым. А первым, конечно же, угадайте кто. Тэхён смотрит, как Хосок аккуратно берет свою будущую жену за руку, говорит ей, слегка испуганной, что-то нежное, тихое, а Тэхён звереет и рассыпается на кипящие угли - на девочку рядом с собой ему плевать совершенно. Импульс прошибает до стоп – он почти делает шаг вперед, почти хватает Хосока за загривок и почти целует до развязанной между племенами войны, почти становится счастливым… Но Хосок оборачивается к нему, посылая дурацкую улыбку, полную светлого сожаления, и Тэхёну требуется вся воля, чтобы выдержать до конца награждения и только потом бросить печальную омегу рядом с собой и сбежать. Он слышит, как отец посылает за ним Чонгука, но Тэхён скрывается между деревьями, несется глубже в лес, прячется за скалами. В груди жжется и плакать хочется так, что дышать невыносимо; вода заливает глаза, мутит картинку, и он жмется спиной к скалам, сдерживает всхлипы, как девчонка – как омега. Но он, черт возьми, альфа, он знает, что он альфа, он почувствовал это в ту самую секунду, когда только увидел, как Хосок улыбается этой дряни, как только представил, что через пару недель, когда случится инициация, он женится на ней, сделает ей ребенка, наверняка такого же прекрасного альфу, как он сам; будет целовать ее, непростительно хрупкую. Тэхёну разорвать ее хочется, а Хосока - украсть на край света, любить его долгими горячими ночами, сберечь для себя навсегда. - Ну зачем ты сбежал, дурной, - слышится рядом нежное, теплейшее. Тэхён лицом в скалу прячется как от галлюцинации, но та нагоняет его теплыми прикосновениями, разворачивает и прижимает к себе. Тэхён поддается руке на затылке и прячется у шеи Хосока, обнимает узкую талию своими длинными руками. - Ты расстроился, что проиграл мне? – голос Хосока мягкий, осторожный, словно он ребенка успокаивает, и Тэхён, зависимый от его нежности, только впечатывается теснее. Он проиграл гораздо раньше, в ту секунду, когда понял, что влюбился. – Или тебе невеста не понравилась? – спрашивает Хосок, и Тэ громко всхлипывает, сотрясаясь в плечах. Хосок в его руках гибкий, поджарый, но такой тонкий и правильный, необходимый до боли. – Ну что же ты, хороший мой, - нежит он, чувствуя намокающую ткань на плече, и гладит по вискам, слегка отстраняя от себя. Тэхён смотрит на него во все глаза, дышать боится, потому что пальцы на щеках ласковые-ласковые, и губы следом за ними – теплые и почти не ощутимые. Хосок с детства так делает, прикосновения и поцелуи для них нормальны, но в какой-то миг реальность, безумную и до одури правильную, разворачивает на сто восемьдесят. Кто-то из них тянется первым или сдаются оба – вот Хосок перед ним, и в глазах не по разу пересчитано каждое созвездие, вот его дыхание на коже с катастрофичной близостью, и сердце пропускает по удару через два… Вот его губы – на тэхёновых. Тэхён вминается в них и раскалывается тихонько, со вздохом еле слышным, перехватывает талию пальцами, запоминает себя на -своем- месте. Но Хосок пугается его хватки и губ, вскипающих нежностью, отталкивается и выстреливает испуганным: - Черт, Тэ, прости, я… - Хосок… - с шепотом тянется за ним Тэхён, когда тот интуитивно отпрянывает к каменистому боку. Руки находят его вновь, долгожданного и родного, осторожно касаются плеч, но Хосок втягивает в них голову и бросает в пол: - Ты не должен был узнать… - Господи, неужели ты тоже… - Хосок вскидывает тревожный взгляд, спрашивая: «что тоже?» на грани слышимости, и Тэхён смеется от счастья и облегчения, льнет ближе, обнимая любимое лицо ладонями и зацеловывает каждый кусочек. – Глупый, глупый Хосок, ты во всем разбираешься, а этого не заметил - я же влюблен в тебя до безумия, с самого первого дня, много лет назад, понимаешь? У Хосока в глазах не радость взаимности, не спокойствие человека, который спустя столько же лет наконец встретил искомое; у Хосока в глазах ужас человека, который смотрит как горит целое поселение. - Ты что, ты... - паника на секунду захлестывает его взгляд и тут же отступает, стоит ему перехватить тэхёновы руки за запястья и отвести от себя. - Прости, ты меня не так понял. Тэхён отшатывается с ощущением жгучего шлепка по лицу. - Подожди, - рвется нелепое с его губ. Хосок стремительно отворачивается, оправляет одежду, словно стряхивая с себя чужое присутствие, и по пути в лес бросает через плечо: - Меня, наверное, уже потеряли в деревне, я пойду. Тэхён делает один шаг и еще десять несделанных провожает неестественно прямую спину глазами. Он хотел догнать, он почти сорвался, потому что тело не может врать, губы не могут врать - так не целуют друзей, так отчаянно и тесно не целуют своих лучших друзей. Но его страх вспыхнул на сомнениях, высказанных чужими словами, и оставил Тэхёна смотреть на пожарище из своих надежд. Он ведь правда надеялся, глупо, безобоснованно, но разве могло быть по-другому в момент, когда их губы соприкоснулись так, как Тэхёну мечталось всю сознательную жизнь. Тэхён плетется в лес по другой тропе, что ведет к его деревне, не разбирая дороги. Блин, отец же из него, наверное, коврик для коридора сделает... - Ну и давно ты влюблен в Хосока? Он поворачивает голову на звук и натыкается на Чонгука, сидящего на камне у выхода из леса и лениво снимающего яблочную кожуру с ножа. Несколько секунд они молча, напряженно смотрят друг другу в глаза; Тэхён ищет какое-нибудь доказательство тому, что его действительно услышали, чтобы понять, насколько Чонгуку может быть противно оттого, что его брат влюблен в альфу (он даже не рассчитывает, что может и не быть). А младший смотрит на Тэхёна и его мордашку побитого щенка и ухмыляется беззлобно, слыша как брат вздыхает от облегчения. - Ты все слышал, да? - Тэ даже не спрашивает, когда подходит ближе и садится рядом - он по лицу все понял, - но Чонгук с коварной улыбочкой забивает финальный гвоздь: - Слово в слово. - С трагичным вздохом Тэхён прячет лицо в руках. - Я только одного не понимаю, ты какого черта тут делаешь? - В смысле? - Чонгук пару секунд недоверчиво смотрит на то, как хлопают длинные тэхёновы ресницы, и разочарованно фыркает: - Нет, я понимаю, что весь интеллект от родителей достался мне, но Тэхён, - тот хочет треснуть ему в плечо, но зависает, споткнувшись о непривычно серьезное лицо младшенького, - нужно быть не просто идиотом, но еще и слепым, чтобы не заметить, что Хосок тебя любит. - Он? Меня любит?.. - еле слышно выдыхает Тэхён и гаснет снова. - Ты все придумываешь. - Придумываю? То, как он на тебя смотрит, как разговаривает, лапая тебя где надо и не надо, как обнимает тебя во сне - я как-то видел, как вы дремали у озера. Придумываю? - Он просто... - бормочет старший, краснея, - любит прикосновения. - Значит, ты не против, если я пойду поприкасаюсь к нему? Тэхён звереет на волне ярости и дергает брата к себе за воротник. - Только попробуй, - рычит он в паре сантиметров от чужого лица. Чонгук закатывает глаза. - Я имел в виду, что я пойду раскрашу ему лицо за то, что он тебя мучает, ревнивый ты придурок, - и вырывается из хватки. - Ты с таким пылом лучше бы к нему рвался. - Да как я смогу... - опустив голову, произносит Тэ, - отец наверняка меня запрет после сегодняшнего. - Да? - задумчиво спрашивает Чонгук, похрустывая яблоком. - А мне кажется, что у твоей комнаты ночью случайно сломается замок. Совершенно случайно. - Чонгуки! - пищит Тэхён в крайнем восторге. - Вот только обнимать меня не надо, - смеется младший, потихоньку сползая с камня, но Тэхён слезает следом за ним и надвигается, угрожающе раскинув руки, - Тэхён, блин! - звучит последнее перед тем, как Чонгука на радостях валят в траву. Ночью, услышав щелчок замка, Тэхён выбирается из комнаты и из дома, умудрившись даже ничего не снести по пути. До деревни Хосока он добирается пешком, чтобы успеть остыть или, может быть, одуматься, но в голове пусто, а в крови сплошной адреналин и безумие. Ему плевать, если Чонгук окажется неправ, плевать, если прав окажется Хосок - воспоминания о его тоскливом, полном сожаления взгляде на финише достаточно Тэхёну, чтобы понять, что прав, на самом деле, он сам. Тэхён пробирается в соседнюю деревню и, видя знакомый дом, почти переходит на бег. Что-то бьется в нем полубезумное в ожидании добычи, этого чувства ему не хватало во время испытания, а сейчас - разметает по венам с острым вкусом предвкушения, гонит слепой уверенностью в том, что он не отступит. Тэхён вдыхает ее полной грудью и, переходя на инстинкты, отключает разум. - Хосок! - шипит Тэхён в открытое окно на втором этаже. - Хосок, я знаю, что ты там! - Темнота слегка подергивается тусклым светом и мгновенно затухает обратно. - Не вынуждай меня выламывать дверь! Буквально через пару секунд недоверчивое лицо парня высовывается из окна. - Тебе сил не хватит, - бурчит тот слегка недовольно. - Ты проверить хочешь? - угрожающе тянет Тэ и что-то в его рычащем голосе заставляет Хосока вздрогнуть. - Я сейчас спущусь, - отвечает он, смущенно отведя взгляд, - хватит соседей пугать. Тэхён, скрестив руки, приваливается к дереву в ожидании и ленно прочесывает плывущие в сознании мысли. Опасные мысли. Он буравит дверь колючим взглядом и думает, что если Хосок не появится через минуту, он вытащит его из дома на руках и, разбудив альфу внутри себя раньше, чем за него это сделает Священное Древо, силой возьмет будущего правителя на главной площади его же поселения. Хосок бесшумно выходит из дома босой, в мягких домашних штанах и покрывале поверх голых плеч; Тэхён обнимает взглядом тело в уютном коконе, беззастенчиво скользит по обнаженному торсу и крепким, слегка очерченным мышцам живота и груди. Хосока хочется притянуть за уголки покрывала, взвалить на плечо и запереть у себя дома, чтобы ласкать до самого усталого стона - но он вспарывается об пронзительно острый взгляд и следом наталкивается свежими ранами на холодное: - Что тебе нужно? У Хосока в голосе точеная сталь и ею же высеченный, властный профиль, подсвеченный лунным светом до того ирреально, что и не будь его подданным испытаешь трепетное благоговение. Он знает, как смотреть и как говорить, чтобы вызывать страх и уважение. Хосок альфа, неожиданно вспоминает Тэхён, он учился им быть. Хосок - альфа. Хосок - его любимый. И все остальное перестает иметь значение. Одним рывком Тэхён дергает покрывало на себя и вжимает растерянного парня в дерево. - Тэ, какого... - произносит Хосок на выбитом от удара выдохе. - Давай, - Тэхён сдавливает ладонями плечи и клонится ближе, - повтори, что я не так тебя понял, - глаза Хосока искрят от испуга, и Тэхён, не сдержав победную улыбку, ликует глубоко внутри. Попал. В яблочко, разрыв мишени - попал. - Скажи, что мне показалось и ты не влюблен в меня, ну же. - Хосок давится резким, жадным вдохом и, кажется, больше не дышит. Попал в самое сердце, прошил нежную плоть насквозь, вплелся в сосуды и впитался в кровь - Тэхён видит себя глубоко внутри сквозь черные горящие провалы чужих глаз; его оттуда не вытащить, не искоренить, выдирай с кровоточащим сердцем. Его собственное от этого осознания заходится грохотом. Как он мог быть таким слепым... - Тэхён, - осторожно пробует Хосок, но в его тоне вместо попытки образумить сплошная беспомощность. Тэхён продавливает открывшиеся бреши в обороне и жмется ближе, почти вплотную. - Какого черта ты молчал, Хосоки? - Меняет наступление на ласковость и не ошибается, потому что Хосок от его нежности сдается совсем немного и будто - господи, только бы не показалось, только бы не показалось - тянется в ответ. - Нам нельзя... - звучит еле различимо. Тэхён смотрит на чужие губы, любимые, красиво очерченные, втирается в каждую черточку, каждую морщинку на мякоти, кажущейся неистово нежной; у Хосока губы немыслимо притягательные, и Тэхён, неосознанно облизывая собственные, дышит на них горячо и загнанно. Сердце колотится, вбивая в ритм самое сладкое предчувствие из испытанных, сжимается томно, когда то, обретая форму, укладывается в голове Тэхёна стайкой маленьких опасных мыслей, сыплется мурашками по позвоночнику. Они сейчас поцелуются. Боже, они сейчас поцелуются, точно поцелуются, они же... Хосок срывает Тэхёна к себе за воротник и впивается губами. Своими прекрасными, запретными губами, сладкими как вкус победы и долгожданными, как приз, о котором мечталось годами. Тэхён сдается его напору и рукам, что, не встречая сопротивления, проскальзывают выше, тянут ближе за шею и затылок, - и приоткрывает рот, чтобы... Тэхёна коротит по всем нервным центрам, пережигая их к чертовой матери, и осознание приходит слишком поздно. Слишком - это Хосок. Он слишком хорошо целуется, непростительно умело, Тэхён бы заревновал, если бы смог, но мысли смывает одним поцелуем, жадным, настойчивым и одновременно ласковым до щемящей нежности. Он отчаянно притягивается в ответ, пока они не сталкиваются телами до выбитых из легких вздохов, наклоняет голову, чтобы ближе и глубже, и они целуются еще и еще, шумно, мокро и совершенно головокружительно. Хосок отрывается от губ и жмется своими мокрыми в шею, зацеловывает без разбора и шепчет бессвязно: - Тэхён, Тэхён, нам же нельзя... - и в противовес трется губами об нежную кожу, желая больше всего на свете вцепиться в нее зубами. Тем же желанием терзается Тэхён, когда ведет вдоль бьющейся жилки носом и представляет, каким будет запах Хосока после инициации. Мысль об этом лишь заставляет крепче обнять, втереться губами в теплое, мягкое местечко между шеей и плечом - Хосок на прикосновение отзывается тонким, сладким вздохом и прячет лицо в чужих волосах. - Что мы делать-то будем? - тянет он слегка обреченно. Тэхёну хочется взять его лицо в ладони и посмотреть в глаза, но это, оказывается, так страшно, что смелости хватает лишь на то, чтобы обнять сильнее. - Я не знаю, - шепчет Тэ, - мне все равно. - Но... - Мне все равно, Хосок, ты альфа, я альфа, я все знаю, боже, - в сердцах выпаливает Тэхён, сжимая кулаки на чужой талии, - ты мой, Хосок, понимаешь? - тот кивает мелко-мелко, закапывается носом в волосы за ухом, и обнимает так тесно, что саднит в плечах. - Я правда без тебя не смогу, останься со мной, пожалуйста, - говорит он, наконец оторвавшись, и мягко отстраняет лицо Хосока от себя, чтобы посмотреть в глаза, но тот их держит закрытыми и припадает в новом ласковом поцелуе. Не потому что сомневается, а потому что боится посмотреть на Тэхёна и понять, что не сможет тоже. Неделя до инициации становится самой счастливой в жизни Тэхёна. Каждый ее день он проводит с Хосоком, а от подозревающих взглядов родителей отбивается тем, что, раз он проиграл Хосоку, тот вызвался всему его научить. И он учит: как сходить с ума от его поцелуев, как млеть под прикосновениями, как сдерживать голос, когда они бессильно влипают друг в друга за одним из домов средь бела дня. Они проводят вместе дни и поздние вечера, наполненные бесконечными, жадными поцелуями, словно им хотелось нацеловаться на много лет вперед взамен упущенным, робкими, но горячими прикосновениями друг к другу - они не заходят далеко, касаясь только через одежду, дальше неловко и вроде как нельзя и им ровным счетом ничего неизвестно о своих телах, кроме крышесносного желания быть ближе и жарче. Тэхён, его исполняя, возвращается домой на ватных ногах и едва преуспевает пройти мимо Джина, спрятав зацелованные до алого губы, незамеченным, буркнув еле слышное "я не голоден", прежде чем закрыться в своей комнате. Вряд ли он когда-либо сможет объяснить отцу, как восхитительно и сытно было есть с хосоковых рук, целовать тонкие, изящные пальцы, а потом и самого Хосока, повалив того в траву. В ночь перед инициацией Тэхён просит Чонгука о помощи, и тот аккуратно вскрывает замок на задней двери (родители, кажется, начали что-то подозревать, раз стали закрывать все двери на ключ) без лишних вопросов. Тэ добегает до другой деревни в мгновение ока, стучится в дверь, видя за ее порогом Хосока в крайнем удивлении, но он, к счастью, не задает глупых вопросов и не читает лекций о том, что Тэхёну нужно быть дома, нужно выспаться, набраться сил... Тэхён врезается в грудь Хосока под рывком его рук, слыша за спиной хлопок закрывшейся двери, и счастливо выдыхает в чужие губы. Это безумно и необъяснимо, но они тоскуют друг по другу так, будто не виделись целую жизнь, а восполняют упущенное, словно не увидятся втрое больше - тяга между ними сумасшедшая, голодная; они несутся по лестнице, спотыкаясь на ступеньках, но не расцепляя объятий, только чтобы, завалившись в комнату, упасть вместе на кровать. Тэхён обнимает сидящего на его бедрах Хосока со слепым отчаянием, вдавливает руками в себя, пока становится нечем дышать от поцелуев. Ему почему-то страшно до слез от одной мысли, что завтра... - Хосок, - сдавленно зовет он, сжимая в руках футболку на спине. Парень чуть приподнимается, уловив дрожь в чужом голосе, а Тэхён натыкается глазами на рассыпанные под ключицами засосы и, не выдержав, оттягивает провисший воротник, жмется к розоватым пятнышкам губами, втирает в них шепотом мучительно-влюбленное: - Хосок, останься со мной. - Я и так с тобой, Тэ, - тихий хосоков смех путается в чужой макушке. - Давай сбежим? - наконец осмеливается Тэхён. Хосок распахивает глаза, испуганные и недоверчивые, но Тэхён не дает ему ответить, целует с жадностью, притягивая к себе за бедра, пока они не сталкиваются пахом до болезненно вспыхнувшего возбуждения. Низкий, сбивчивый стон горит у Тэхёна на губах, и он пользуется чужой растерянностью, чтобы скользнуть языком между губ, а руками на задницу Хосока под два слоя ткани - он впервые позволяет себе подобное и от стыда (или сладкого, безумно сладкого хосокова стона) у него дико горят скулы. Он топит Хосока в горячем желании, потому что боится оставлять его в трезвом рассудке или потому что Хосока хочется невероятно, где-то глубоко за гранью, установленной природой, и это невыносимо - Тэхён не уверен. Но он уверен в том, что он повторяет раз за разом, пока мнет упругую задницу, втирая в себя: - Давай сбежим? Пожалуйста? - шепчет в губы. - Завтра, прежде чем все деревни отправятся на инициацию, я буду ждать тебя у своих ворот. Хорошо? Ты придешь, Хосок? - Тот приоткрывает зажмуренные глаза и горячо выдыхает через нос. - Ты сделаешь это ради нас? Хосок слегка кивает и раньше, чем Тэхён заметит тусклые, горькие искорки сожаления в его глазах, молча целует любимые губы. Утром Тэхён приходит раньше, чем стоило; люди только-только собираются на церемонию, а самого Тэхёна никто не ищет, наивно полагая, что тот ждет в своей комнате, пока его позовут, поэтому он стоит с внешней стороны ворот так, чтобы его никто не увидел в деревне, но увидел Хосок, когда он придет. В том, что это будет "когда", а не "если", Тэхён даже не сомневается. Первые пару часов. Когда люди начинают потихоньку уходить из деревни, а где-то позади слышится суета, отдаленно подсказывающая, что посвящена она, скорее всего, поиску пропавшего Тэхёна, тот жмется в тень у ворот с едким чувством беспокойства. Но ни через десять, ни через двадцать минут, когда до церемонии остается всего десять, оно не проходит, а лишь становится сильнее, облепляя изнутри ледяными пальцами дурных предчувствий. Тэхён трясется то ли от холода, то ли от подсознательного понимания происходящего - на верхние, трезвые слои рассудка Тэхён его просто не подпускает. Боится. Боится, что если просто хоть на секунду допустит мысль, что Хосок не пришел... А если он не так понял? Если он ждет у своих ворот? Черт, Тэхён почти срывается с места, чтобы убежать к нему в деревню. потому что иначе не может быть, Хосок бы не смог, он бы не бросил... Чья-то рука смыкается у него на плече, и Тэхён, чувствуя, как легчают обороты сердца, оборачивается со счастливой улыбкой. И обмирает. - Где тебя носит?! - рычит Чонгук. Он весь злой и взъерошенный, как мокрая ворона, потому что в поисках брата перебрал уже сотню дурных вероятностей от убийства до кражи, и вот он сейчас не постесняется, что он младше, и... Тэхён вдруг бледнеет до смертельного, гаснет, плечи опускаются, уныло нависая над грудной клеткой, пока он, едва шевеля губами, шепчет осознанное: - Он не придет. Хосок не придет. - Тэхён, Тэхён, что с тобой? - Чонгук слегка встряхивает за плечи. - Приди в себя, скоро родители будут здесь, я не знаю, как тебя отмазывать. - Еще минуту, - вдруг срывается Тэхён, и в глазах его вспыхивает огонек надежды, - он придет, он должен прийти, он должен, - повторяет, пока буравит отчаянным взглядом кромку леса. Он даже не моргает, боясь упустить даже мгновение, в глазах сводит и сохнет, но он упрямо буравит взглядом полумрак между деревьями. - Ты что творишь, а?! - грохочет рядом. Тэхён вздрагивает от громкого голоса отца, втягивает голову, когда его больно дергают за предплечье. Намджун смотрит на него с такой яростью, что Тэхёну даже не надо поднимать глаза, чтобы почувствовать, что отец безумно зол. - Мы с ног сбились тебя искать! Как можно быть таким безответственным! - Тише, Джуни, - мягко встревает Джин, тут же привлекая подавленного сына к себе, - он всего лишь переволновался, вспомни себя на его месте. Смотри, какой бледный, видно же, что нервничает. Тэхён беспомощно приникает головой к плечу отца, уставившись в землю. Он не нервничает совершенно. Лучше даже сказать, что он не испытывает ничего - его так долго распирало надеждой, что, стоило ей лопнуть, на ее месте не осталось ничего кроме огромной, ноющей дыры. Он кидает последний взгляд в сторону леса и до боли прикусывает губу. Его куда-то ведут, что-то говорят, успокаивают нежным, мягким, словно свежий хлопок, голосом; Тэхён различает голос отца и ему ничего не хочется, кроме как прижаться к нему ближе, спрятав лицо в его коленях, и завыть. Но он стойко плетется к месту церемонии, идет мимо толпы с нечитаемым серым лицом и, только видя начало крепких корней у себя под ногами, поднимает голову и... Что-то лопается, раскалывается пополам прямо перед глазами, расходится лоскутьями и валится к ногам - иллюзии, надежды, доверие, слепое и наивное, все, что держало его на дурной вере так долго. Тэхён видит Хосока напротив, с другой стороны дерева, и уверен, что тот знает о его присутствии, потому что - глаза в пол, шея напряжена, плечи застыли словно каменные. Да он, кажется, даже не дышит. Что, стыдно? Чувствует себя виноватым? Хосок выстреливает пробным взглядом, до того коротким и незаметным, что ресницы едва двигаются, но этого Тэхёну хватает, чтобы в глазах все побелело от ярости. Он не помнит, как срывается с места, как его, неожиданно сильного, едва удерживают три человека, и что, если у них не хватит выдержки, он собьет с ног Хосока, до которого неожиданно остается полтора шага - не осознает тоже. - Ты трус! Ты просто трус, Чон Хосок! Собственный крик отрезвляет его на какое-то время или это руки Чонгука, которые, обвившись вокруг талии, тащат обратно к жителям его деревни. Хосок низко опускает голову и становится последним, что видит Тэхён, прежде чем отвернуться, осторожно вывернувшись из рук брата, и вернуться на свое место. Он стойко выдерживает церемониальную речь, практически не слушая проводящего обряд и глядя в широкую, мощную крону Священного Дерева. Обида плещется на дне его пустоты кислотой, и Тэхёну ничего на свете не хочется так сильно, как подойти ближе к хрусткой, бурой коре, прижаться лбом и просто спросить "за что?". За что все - так? Его действительно подводят к дереву, но только спиной, как и других трех участников церемонии; Хосок оказывается за деревом с противоположной стороны. Тэхён окидывает скользящим взглядом жителей своей деревни, переплетенные пальцы родителей, ободряюще улыбается брату, который стоит с тем же лицом, что и в детстве, когда боялся, что кто-то заметит, что он плакал - и закрывает глаза. Энергия струится по телу сквозь каждую клеточку, что соприкасается со стволом, вплетается вокруг позвоночника тонкими ветками-нитками, заполняет собой пустующие, ждущие ее места. Тэхён почему-то думал, что будет больно, но ему хорошо и спокойно; новая жизнь занимает его мягко, неспешно, она похожа на прикосновения Джина, на его ласковые, теплые руки - он даже не успевает испугаться, что так, наверное, чувствуешь себя, когда становишься омегой, потому что сила, наконец, заполнив его изнутри, будто разворачивается во весь свой необъятный масштаб. Тэхён делает свой первый новый глубокий вдох, чувствуя, как энергия внутри него крепчает, множится, отзываясь пугающим ощущением полной непобедимости. Он медленно открывает глаза, инстинктивно распрямляя плечи, и раньше, чем успевает сделает еще один глоток воздуха, слышит испуганный вздох толпы. А потом кислород пробирается вместе с запахом, и Тэхён, жадно втягивая его носом, на секунду умирает. Он знает этот запах, он всегда ощущал на себе его жалкий отблеск, а теперь чувствует до краев, многослойно, целой палитрой полутонов и отражений, что сплетаясь образуют аромат до того сильный и одновременно ненавязчивый, что Тэхён, задерживая его в легких, впитывает каждым нервом. Вокруг дерева стоят три альфы. И Тэхён - один из них. Он улавливает движение рядом с собой шестым чувством раньше, чем оно случается, и им же осознает, в какую сторону оно направлено. Суетливый шепот в толпе переходит на вскрик, когда Тэхён, сам едва замечая, как успел переместиться с такой скоростью, вжимает локоть в горло второго альфы, пришпиливая его к дереву. - Только дернись к нему, - рычит он, тяжело дыша. - Да я просто хотел убедиться, что он в порядке, - задушенно отвечает второй, и он, может быть, даже не врет, но зрачки расширены, дыхание сиплое, он ничем не лучше Тэхёна, который от сильного запаха медленно теряет голову. - Дернись и ты сам будешь не в порядке. Третий альфа, просто подслушав их диалог, не решается двинуться с места, и Тэхён, наконец-то избавившись от угрозы, мотает головой в сторону жителей реки, но не находит искомого - старейшины деревни увели Хосока как только почувствовали опасность. - Тэхён! Он оборачивается к родителям, замечает побелевшее лицо своей невесты, которой уже завтра, на следующей церемонии, суждено стать омегой - его омегой - и поворачивается обратно на запах, туда, куда ушел действительно его омега. - Пусть идет, - тихо произносит Джин, сжимая руку дернувшегося к сыну Намджуна. Но Тэхён этого уже не видит, потому что срывается с места, едва услышав одобрение отца. На входе в деревню его пытаются остановить; энтузиазм охранников угасает почти сразу - может быть, потому что они узнают в перекошенном от напряжения лице Тэхёна парня, который вечно таскается за их будущим правителем, или потому что тот, если быть до конца честным, выглядит действительно пугающим. Тэхён, стряхивая их руки с себя, примораживает к месту одним взглядом. Он никогда не ощущал в себе такой силы, такой мощи разнести здесь все и камня на камне не оставить, и отчасти побаивается сам. Не себя, не силы, сквозь которую дышит так тяжело, что грудная клетка расходится чуть не с треском.... Тэхён выбивает плечом тонкую, но цельного дерева дверь в дом Хосока (не он ли утверждал, что не получится?) и сталкивается нос к носу с паникующими старейшинами и прочими сопереживающими, которыми обычно пустующий дом единственного жителя сейчас забит до краев. - Вон отсюда, - цедит Тэхён. Его голос тихий, предостерегающий, но отчетливо слышен каждому. - Всех касается. Боится Тэхён - последствий. Что если хоть кто-то сейчас осмелится открыть рот, Тэхён без лишней мысли развяжет войну. Но требование, видимо, оказывается понятным для всех, потому что старейшины, осторожно обходя альфу, пусть и не удерживаются от испуганных взглядов в его сторону, но все-таки спешно покидают дом. На деле Тэхён кажется таким могущественным, что рядом с ним жутко находиться рядом. Он и сам это чувствует - силу, что, наполняя его до краев, проливается горячими волнами и дрожит вокруг тела, словно магнитное поле. И чем сильнее запах, которым сейчас пропитан, кажется, каждый метр даже первого этажа, тем сложнее Тэхёну держать себя под контролем. Он делает первый тяжелый шаг вперед и поднимается по лестнице. И дело ведь не только в запахе. А в том, что Тэхён не меньше чувствует себя напуганным, растерянным и самую малость преданным; то же он ощущает, не доходя до комнаты всего два шага, резонирующее чем-то тонким, острым, горькой полынью на языке - это ли не предназначение, о котором так много говорят? Когда дверь в комнату открывается, Хосок обнаруживается за ней концентратом этих ощущений: он сидит на кровати, насмерть вцепившись в ее край, и держит голову так низко, что Тэхён почти видит очертания седьмого позвонка, пока тело Хосока мелко трясется под импульсами - еще один, пугающе сильный, прошивает вдоль позвоночника, словно намереваясь согнуть пополам, когда Тэхён заходит внутрь и закрывает за собой дверь. Он молча стоит несколько секунд, просто пропуская запах сквозь себя, и прожигает Хосока, мокрого и изможденного, полубезумным взглядом. Он делает вдох, выдох, затем еще раз, медленно-медленно, ничего сложного.... Пока Хосок не поднимает глаза и, натыкаясь на Тэхёна, не прикусывает губу - из него рвется тихий, болезненный скулеж, задавленный где-то в глотке и потому почти не слышный, но Тэхён слышит. Кулаки приходится сжимать до впившихся в мясо ногтей. - Ты знал? - спрашивает он раза со второго, потому что в первый горло способно только хрипеть. Хосок на его голос реагирует волной неконтролируемой дрожи, обнимает себя руками. - Ты знал, что будешь омегой? После долгого молчания Хосок лишь качает головой, а потом находит в себе силы заговорить: - Я боялся этого. - Его голос слабый, выцветший и сухой, словно пепел; Тэхёну хочется обнять дрожащие плечи и покрывать лицо бесконечными поцелуями, но он давит это желание и снова спрашивает: - Как это возможно, Хосок? - Отчаяние в его голосе слышится им обоим. Если бы он только знал... - Ты же сильнее, способнее нас троих, ты же, ты же... - Тэхён, задыхаясь, только глубже напивается запахом; тот скользит сладостью во рту в противовес словам, - ты же лучший альфа среди всех нас. - Ты думаешь, я этого хотел? - цедит Хосок растущим в крик тоном, впивается колким взглядом. - Думаешь, меня хоть кто-нибудь спрашивал? Четыре года учили, готовили, "выбора другого нет, ты должен стать правителем деревни, должен быть самым лучшим", должендолжендолжен, - голос обрывается хрипом, и Хосок жадно глотает воздух, прежде чем просипеть из последних нервов: - Я старался, правда, видит небо, я так старался, но меня никогда, ни разу в жизни, не спрашивали, чего я на самом деле хочу. Хосок не успевает заметить как Тэхён оказывается рядом, только чувствует его руку на своей щеке и под нажимом поднимает голову. Тэхён стоит близко, так близко, что его черная, словно нефть, огромная радужка накрывает как два затмения. Вздох застревает в горле с позорным всхлипом. - А чего ты хочешь? - спрашивает Тэ. Хосок столько властности в его голосе не слышал никогда в жизни и невозможностью ослушаться его попросту прошибает. - Я думал, что если буду держаться от тебя подальше, я смогу, - губы Тэхёна оказываются в опасной близости от его собственных и Хосок, припадая к ним взглядом, шепчет: - я боялся быть рядом, я с тобой, понимаешь, совсем голову теряю... Тэхён застывает близко-близко, когда невозможно понять, чье дыхание горит на губах, и сердца обоих душно колотятся в горячей многозначительной тишине. Тэхён слышит, как Хосок с резким шипением втягивает воздух, когда он слегка, самую малость подается вперед, едва касаясь острого контура верхней губы. - Хочешь, чтобы я ушел? - тянет он низко, соблазнительно. - Господи, нет... - в сердцах выдыхает Хосок, но конец предложения тонет в губах Тэхёна, потому что он прижимается ими порывисто, целуя сразу глубоко и властно, так, что свой первый несдержанный стон Хосок теряет на чужом языке. Тэхён вплетает пальцы в волосы на взмокшем затылке, тянет к себе ближе, словно наконец-то знает, что делать. И на чистых инстинктах он мягко продавливает тело Хосока, заваливая того спиной на кровать, впечатывается сверху, проскальзывая языком по искусанным губам одним кончиком и, не давая передышки, снова целует ласково и одуряюще сладко. Хосок цепляется трясущимися руками в плечи и подсознательно раздвигает ноги, подпуская на себя. Бедра сжимаются на чужой талии с сорванным стоном, и только тогда Хосок, кажется, осознает, что происходит. - Тэ, нет, - пугается он и упирается ладонями в грудь. Тэхён беспокойно заглядывает в чужие глаза: ошалелое возбуждение смешивается с испугом не меньшей силы, плещется молниями. - Нам нельзя, правда, Тэ, у этой деревни нет никого, кроме меня, поним... Хосок застывает с широко распахнутыми глазами и немым стоном на приоткрытых губах - рука Тэхёна, плавно скользнувшая вниз, жмется между ягодиц, давит средним пальцем в мокрый насквозь шов хлопковых штанов. - Ты омега, Хосок, - проговаривает Тэхён так близко, чтобы от его жесткого, тяжелого взгляда хосоковы вены крутило узлами. - Тебе никогда не править этой деревней, потому что природа так решила, - он нажимает еще раз, буквально чувствуя, как пульсирует под тканью, и как Хосока выгибает от удовольствия. - Потому что ты создан для меня. Тэхён торопливо целует подставленную шею, замешивая улыбку между поцелуями - Хосок наконец обнимает вокруг плеч и притягивает нерешительно, но так долгожданно, - и трется носом по влажной коже, давит под ухом и, словно замерев всем существом, делает глубокий вдох. Запах щекочет ноздри, наполняет изнутри, лаская каждую клетку; Хосок пахнет сумеречным лесом, иллюзорно-дремлющим, темным и сладким, как чужие тайны; Хосок пахнет лесом, в котором они прятались от дождя, тогда Тэ вжимал его тело в теплую кору, целовал до распущенных по телу рук. Так и сейчас Тэхён, передавая воспоминание кожей, целует, гладит неразборчиво, стаскивая одежду; Хосок на разрыве контакта только притягивает к себе отчаяннее, давит тэхёново лицо к своей шее, выдыхая сладкое надломленное: - Еще... Тэхён проезжается по коже самым кончиком клыка там, где смертельно хочется оставить свою метку, вцепиться зубами и прокусить до крови, и Хосок, кажется, чувствует это желание насквозь, потому что выгибается в руках и сдавленно стонет. Колено, прижатое к его копчику, ощутимо мокнет. - Какого черта у тебя течка?.. - вопрошает Тэхён измученно, припадая губами к местечку над солнечным сплетением, целует бронзовую, влажную от пота кожу, гладит языком между ребер и выше, вокруг соска. Хосока ломает от пронзительного удовольствия, ведет грудной клеткой вслед движению языка. - Я из-за тебя, черт возьми, всю неделю ходил возбужденный и... аххх, - зубы смыкаются на напрягшейся плоти, и Хосок выдыхает, хрипло, прерывисто, запускает обе ладони в чужие волосы с невыразимой ласковостью, отчего тэхёново сердце заходится бешено, - посмотри, что ты со мной сделал. - Что я еще с тобой сделаю... - многозначительно обещает Тэхён, поднимая глаза, но не прерывая поцелуев. Хосок зажмуривается от того, как хлестко вспыхивает внизу живота, и кусает свои губы в попытке сдержать стон - Тэхён целует его беспорядочно, гладит руками, языком по контуру проступающих мышц, сам едва не стонет, дорвавшись до заветного. Хосок сильный, гибкий и отзывчивый, но такой маленький и хрупкий под ним, что Тэхён, сжимая его бедра своими широкими ладонями, едва не смеется. Как он мог быть таким слепым? Штаны съезжают к щиколоткам с соблазнительной медлительностью и так же, доверчиво и неспешно, расходятся ноги Хосока, пока Тэхён зацеловывает тонкую кожу над коленями, чувствительную - на внутренней стороне бедра, нежную, особенно сладкую - внизу живота. - Перевернись, - шелестит, не прерывая поцелуев, и лишь поймав подозрительное молчание в ответ, поднимает глаза. - В чем дело? Хосок ощутимо вздрагивает от того, как щурятся, впиваясь тяжелым взглядом, темные глаза. - Я попросил тебя перевернуться, - произносит Тэхён с нажимом, и голос его рассыпается по коже Хосока как ледяная крошка. - Тэ, я не могу, я... Тэхён сам не знает, насколько сильным он стал и насколько действительно способен это контролировать, но когда при виде упрямой гордости в чужих глазах в нем поднимается что-то опасное, а руки с такой легкостью переворачивают Хосока на живот, словно он ничего не весит - он не успевает испугаться. Его до краев наполняет желанием если не проучить, то доказать право на свои владения. И потому он жмется горячим телом к спине тесно, чтобы его бешеное сердцебиение отдавалось у Хосока в груди, исчезает так же стремительно, проскальзывая языком вдоль позвоночника вниз и, вздернув чужие бедра наверх, мажет губами по копчику. - Тэхён... - Голос Хосока, испуганный и тонкий, его дыхание, его запах, отравляюще сладкий - вплетаются в тонкую сетку и душат тэхёнов самоконтроль до рвения брать и не спрашивать, и Тэхён, чувствуя как выдержка дает трещину, поддается бушующему в нем желанию, сжимает хосоковы ягодицы обеими ладонями, слегка раздвигая. Хосок резко хватает воздух, но Тэхён не дает ему и слова сказать, выбивая из него умение говорить вообще - оттягивает большим пальцем тонкую собранную кожицу, размазывая по подушечке влажный блеск, и лижет широко, медленно, а затем, не давая передышки, обводит кончиком языка по контуру складочек. Хосок плавит тишину таким крышесносным, глубоким стоном, что у Тэхёна самого дрожат колени. Чужой вкус жжется на языке, прошибает до самых кончиков пальцев на ногах, - Тэхёну приходится зажмуриться от того, как колотится все внутри сильно, словно разреженный воздух перед грозой. Он боится взорваться как молния, потому что хочется Хосока бесстыдно: целовать нежную, нетронутую никем кожу, вылизывать его так, чтобы он еще неделю ощущал язык Тэхёна внутри. И своим желаниям он отдается без остатка: размазывает вкус по губам и припадает снова, дразнит кончиком языка и медленно проникает внутрь, аккуратными, степенными толчками обещая о большем. Хосок захлебывается стонами, смутно звучащими как имя Тэхёна, загребает покрывало в кулаки, страшно желая вцепиться в него зубами. У Тэхёна длинный язык, а еще гладкий, сильный и безумно ласковый, господи, - когда-то давно они в шутку сравнивали, кто ниже коснется им подбородка, но разве мог Хосок тогда представить, что будет от его прикосновений умирать в пыль, что будет хотеть его глубже и сильнее? Разве мог Тэхён представить, что будет сам умирать от желания? Потому что Хосок стонет беспорядочно, сжимается гладкими стенками, течет ему на язык - а он рассудок теряет от одной мысли, как сладко будет оказаться внутри? - Ты мой, Хосок, - жарко шепчет Тэхён, и от его выдоха у Хосока мурашки на пояснице, - ты мой омега, понимаешь? - и в доказательство собирает кончиком языка проступившую крупную каплю смазки. - Ты не альфа, ты не выиграешь и не проиграешь, если поддашься мне, и я здесь не для того, чтобы ломать твою гордость, - Тэхён поднимается выше, целуя каждый позвонок, и мягко скользит по бокам ладонями, - а чтобы показать, что ты мой навсегда. - Я знаю, я просто... я немного... - думать с горячими поцелуями на шее, от которых волосы вздымаются на загривке, невозможно совсем, - боюсь. - Поддайся мне, - шепот Тэхёна лезет под кожу, проползает глубже, щекочет нервы так цепко, что Хосок неосознанно извивается, подставляя лицо чужому дыханию. - Я позабочусь о тебе, только поддайся мне. Тэхён держит его в сильном, теплом кольце, и Хосоку от его рук хорошо, больно и стыдно немного, потому что желание отдаться прямо сейчас, без раздумий, зарождается где-то глубоко и накрывает медленно, но неотвратимо, словно приливная волна. - Хорошо, хорошо, я... - он замолкает с широко распахнутыми глазами, потому что Тэхён, крепко ухватившись за его бедро, без предупреждения толкается внутрь на несколько первых сантиметров и останавливается. Ему хочется войти до упора, захлестнуть собой, потому что стенки сжимаются вокруг его члена так сильно, что перед глазами идет пятнами, но он смотрит на Хосока, который застывает, вхолостую глотая горячий воздух, видит, как язык скользит по губам, и горло слегка подрагивает, словно он вот-вот попросит остановиться или прекратить... Но вместо этого с его губ рвется совсем другая просьба: - Г-глубже. Тэхён не слышит, как воздух выбивается из легких Хосока с хрипом, когда он резко вдавливает его в кровать, нажав ладонями на лопатки, и проникает до конца, пока не сталкивается бедрами с призывно выставленной задницей - у него в ушах шум вперемешку с грохотом, а перед глазами красивое и невероятно отзывчивое тело, и это больше, чем он может воспринять остатками рассудка. Хосок, вопреки интуитивному сопротивлению, принимает его горячо, тесно - Хосок поддается. Тэхён гнет его жестче, делает первый аккуратный толчок, выбивая целый ворох задушенных стонов - Хосок гибкий и выносливый настолько, что его хочется испытывать на прочность. Тэхён вспоминает жаркое лето, проведенное у реки, как Хосок прыгал с обрыва, делая немыслимые сальто, как он наблюдал за движением крепких мышц под кожей, как хотел целовать сильное тело до беспамятства. Тэхён смотрит на него сейчас под собой - плавные, мягкие линии талии, очерченные тени на бедрах - и делает еще один глубокий толчок, глядя на то, как Хосок сжимается, сладко вздрагивая, и стонет надрывно, пугается собственного голоса. У Тэхёна с той же сладостью колышется в грудной клетке, бьется, словно колибри в тесной клетке, и он, снимая одну ладонь и упираясь в кровать рядом с хосоковым лицом, целует в плечо, в шею, затылок, слегка царапает зубами у линии роста волос. Хосок дрожит бесперебойно, потому что Тэхён его то ли задушить хочет, то ли утопить в нежности, шепчет в волосы жаляще-ласковое, как любит сильно, как счастлив, что Хосок оказался омегой, потому что не знает, как дожил бы эту жизнь без него. И Хосок, решая, наконец, прислушаться к омеге внутри себя, гнется глубже, подставляясь под неспешный, глубокий ритм, прячет пылающее лицо в покрывало. - Что ты там сказал? - тянет Тэхён с нескрываемой ухмылкой. Хосок снова бубнит что-то неразборчивое, и Тэхён оттягивает его за волосы - не сильно, но многозначительно - и требует на полтона ниже: - Повтори. Хосок скребет пальцами кровать, мнет мокрые губы, даже не догадываясь, как бешено от этого Тэхёну целовать их хочется, и врезаясь горящим от желания взглядом в черные огромные зрачки напротив, повторяет: - Быстрее, Тэ. Тэхён швыряет его обратно в кровать и берет такой бешеный ритм, что хосоково горло раздирает едва сдержанным стоном; Тэхён давит на шею, перекрывая кислород, вбивается сильно, глубоко - у Хосока кожа горит под шлепками, колени саднят от трения, и в легких жжется. Но он перекатывает во рту миллионы просьб одну за другой и только сжимается теснее, отзываясь волной мелкой дрожи, скулит после каждого толчка. Ему хочется сделать хоть что-нибудь и одновременно не делать ничего, хочется Тэхёна еще быстрее и глубже и одновременно, чтобы он замер внутри, хочется прикоснуться и одновременно отдаваться без сопротивления - его рвет в разные стороны, полосует контрастами, потому что Тэхён вместе со стонами выбивает из него последние остатки навязанной искусственной гордости. Он и сам не замечает как на порыве, неосознанно, находит губами чужой большой палец, лежащий критически близко у его лица, только чувствует как Тэхён слегка сбивается с ритма. Хосок кусает костяшку, втягивает в рот по первую фалангу, обводит языком и сосет с таким усердием, что парень над ним едва не кончает - у Тэхёна от этой картинки туго завязывает в паху, и он, чувствуя нарастающее напряжение, снимает руку с шеи, наваливаясь всем телом. Кислород бьет в легкие, но Хосок, кажется, все еще задыхается, потому что не осознает, как тянет Тэхёна к себе за затылок, откидывая голову в бок; инстинкты внутри него кричат, вьются огнем по венам, и он, не сопротивляясь просит сорванным голосом: - Сделай это. Раньше, чем Хосок окончательно осознает смысл своей просьбы, Тэхён загоняет зубы ему в шею, прокусывает кожу и пряный вкус крови наполняет его тело вместе с оргазмом. Когда Хосок чувствует обжигающий жар внизу живота, тэхёновы зубы все еще внутри, и он сам все еще внутри, пока торопливо дрочит Хосоку, выбрасывая того за грань. - Тэ... - сипит он чуть испуганно, пока инстинктивно пытается выбраться - его наполняет и растягивает с такой пугающей неотвратимостью, что паника охватывает его с головой. Но Тэхён обвивает руками, целует плечи нежно и бережно, хотя самого кроет нещадно от того, как тесно и горячо внутри Хосока. - Тише, не бойся, - его голос низко, бархатисто теплеет на коже, и Хосок неожиданно для себя кончает снова то ли оттого, как давит на простату, то ли оттого, что Тэхён, чувствуя новый спазм вокруг члена, кончает следом и хрипло, сыто стонет на ухо. Они лежат, прижавшись друг к другу, слушая тяжелое дыхание, и бешеное возбуждение понемногу ослабевает; Тэхён тычется носом под своей меткой и почему-то боится заговорить. Хосок теперь его - он всегда был его, а теперь официально и навсегда, но Тэхёну страшнее, чем раньше. Что, если Хосок этого не хотел? Что, если это всё был просто зов плоти; что, если нужно было дать Хосоку свыкнуться с мыслью, что он омега, принять ее; что, если он сильнее всего хотел править деревней, а Тэхён взял и все испортил, присвоив его себе? - Я люблю тебя, - произносит Хосок и неловко чмокает подставленный мокрый висок. Тэхён не верит, что слышит в чужом голосе улыбку, и прячется еще глубже, задавливая всхлип. Он, может быть, и альфа, но способность Хосока превратить его в сентиментального слюнтяя, видимо, действует на него несмотря ни на что. - Ты раздавишь меня, Тэ, - Хосок смеется, чувствуя как его сжимают крепко-крепко, словно хотят в себе растворить. И не ошибается ведь. - Прости, - бубнит Тэ в плечо. - Старейшинам это скажи. - Хосок вздыхает и слегка ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, но тут же морщится, только загоняя Тэхёна глубже. - Потому что пока я не знаю, что делать. - Я разберусь. - Тэхён чуть приподнимается, впиваясь горящим взглядом, в котором если не отчаянная смелость, то как минимум желание перевернуть ради Хосока целую планету. - Я же обещал, что позабочусь о тебе. - Тэ... - тихо говорит Хосок, прикусывая губу. Тэхён пугается, что сейчас услышит что-нибудь, после чего ему никогда не собрать свое сердце обратно, и снова обнимает крепко-крепко. - Я все сделаю, я разберусь, тебе никогда не придется волноваться, я.... - задыхается он. Хосок обрывает его с улыбкой. - Тэ, я не об этом... - Тэхён поднимает голову и смотрит непонимающе, - ты так ерзал, что разбираться тебе придется со мной. Его глаза блестят теплыми смешинками, и Тэхён, влюбляясь в каждую по очереди, с неудержимой улыбкой лезет целоваться. ___ - То есть, ты хочешь сказать, что лишаешь нашу деревню правителя, чтобы уйти к речным и править вместе с Хосоком? - Намджун укладывает подбородок на сложенные в замок руки и давит внимательным взглядом сидящую по другую сторону стола парочку. - У вас все еще остается Чонгук, а у Хосока нет никого, - сухо говорит Тэхён и порывается навалиться на стол, но его тянут за плечо назад. - Простите, это моя вина, - Хосок пристыженно опускает глаза. - Детка, разве ты можешь быть виноват в том, что ты омега, - Джин улыбается ласково и тянет руку, чтобы погладить взволнованного Хосока по голове. - Тем более, глядя на это огромное бурое недоразумение у тебя на шее, могу сказать, что виноват тут только мой озабоченный сын. Пунцовый от стыда Хосок тут же прикрывает метку воротником, пока Тэхён тянет обиженное "ну пап!". - Тем более, не то чтобы ваш случай был первым. - Как это?! - Посмотри на меня, Тэхён, - усмехается Джин, - ты правда думаешь, что глядя на меня кто-то мог подумать, что я буду омегой? - Он закатывает глаза. - Да я в семнадцать был шире и выше твоего отца на полголовы. - Неужели ты тоже оставил деревню ради папы? - спрашивает Тэ, повернувшись к Намджуну. Тот нервно фыркает. - Я? Оставил деревню? - Намджун, видя как его муж, прикусив губу, смотрит с нескрываемой издевкой, закипает. - Да он меня после первой ночи взвалил на плечо и выкрал в свою деревню, сюда! - А нечего! Думал, украдешь мою невинность - и в кусты? - Я бы даже удивился, если бы ты получился нормальным, - бурчит Намджун в сторону Тэхёна, но Джин разворачивает его к себе и сочно целует в губы. - "Нормально" это не про нашу семью, - улыбается он, - и ты любишь меня за это только сильнее. Хосок заражается чужой улыбкой и, кинув взгляд в счастливое, светлое от радости лицо хихикающего Тэхёна, думает, что у него с Намджуном, оказывается, есть нечто общее.