magic - madness - heaven - sin

Обычное раннее утро в Хогвартсе: котлы шкварчат, студенты тихонько переговариваются, решая, когда класть следующий ингредиент, и периодически косятся в сторону преподавательского стола - профессор чует страх острее любого дикого животного, а как почует, так выставит и к экзамену не допустит. Если и было что-то хуже общепотокового факультатива по опасным зельям в семь тридцать утра, то это профессор, который его вел. Аудитория погружена в благоговение пред священным таинством варки зелий...кроме одной конкретной и крайне бессовестной парты в самом центре. - ...а потом он обещал каждый вечер носить ей цветы под дверь, пока она не согласится пойти с ним на Рождественский бал. - И она что? - Не, ну ты понимаешь, я бы с такой фигурой на меньшее, чем на хрустальные орхидеи не согласился, и пусть он в Альпы хоть пешком чешет, а он ей какими-то розами дурацкими порог заваливает. - И что, и что потом? - Я все понимаю, но, может быть, вернетесь к зельям? - хмуро спрашивает Хосок, поглядывая на шепчущуюся парочку напротив. Чон Хосок, известный в Пуффендуе ботаник - вернее, зоолог, который на факультатив по опасным зельям пошел, только чтобы лечить своих ненаглядных тварюшек - относился к тому типу зубрил, что всегда рвутся учиться, но им что-то мешает. В случае Хосока, мешает как раз-таки кто-то. О дружбе с Ким Тэхёном он жалеет стабильно минимум два раза в день: утром, когда того приходится стаскивать с кровати, чтобы разбудить, и после ужина, когда внутренние часы Тэхёна указывают, что пришло время приключений. - Ты, вообще-то, помешать забыл, если не успеешь в следующие шесть секунд, придется переделывать, - говорит Джин, как бы между прочим полируя ногти. - Уже четыре. Хосок судорожно хватается за половник, прожигая партнера по зельям взглядом гораздо более жарким, чем бурлящее в котле варево. Когда он узнал, что к ним с Тэхёном подсадят Ким Сокджина, которому не хватило пары, радости его не было предела, потому что слухи о гриффиндорской звездочке ходили даже у них на факультете, а сидеть в паре со студентом с высшими баллами по всем экзаменам - легко, правда же? Чего Хосок не слышал о Сокджине до встречи с ним, так это что тот настолько же ослепительно, как и положено звездочке, красив, насколько совершенно невыносим характером. Но Хосок молчит хотя бы потому, что Тэхён тащится по Сокджину как лукотрусы по мокрице. - Так что, она согласится пойти с ним? - жадно спрашивает Тэ, уставившись на парня. Джин закатывает глаза. - Если она фанат дешевой ванили, то разумеется. От внезапного хлопка по столу вздрагивают все присутствующие. - ПАК! Джин прячет за кулаком ликующую улыбку и устраивается поудобнее. Ну наконец-то, как по часам. Профессор зельеварения вскакивает из-за стола и буквально пикирует на первый ряд, агрессивно взметая полы мантии. За одной из парт втягивает шею тот, кто совершенно точно знает, что добычей этой летучей мыши быть ему. - Пак Чимин, - слышится преувеличенно холодно, странно, что от этого тона котлы инеем еще не покрылись, - прежде, чем вы решите мне ответить, я настоятельно советую вам хотя бы сейчас попробовать воспользоваться своим скудным интеллектом. - Джин бы посоветовал убрать котел подальше от профессора, иначе яду изо рта накапает - пол этажа на воздух взлетит. - Вы что, только что хотели добавить весь этот асфодель в зелье? - Простите, профессор Мин, я... - Пак Чимин, которому бы лучше на единорогах кататься в окружении цветочных фей, а не на Слизерине учиться, сжимает ручку от ножа дрожащей ладонью и стыдливо прячет мокрые глаза. Джину его даже жалко немного - ну совсем чуть-чуть, потому что без этой фиалки он бы помер от скуки на зельях, - ибо Чимин боится профессора больше, чем быть запертым с сотней дементоров, и от одного взгляда трясется так сильно, что, кажется, не выдержит бесконечных притязаний и просто прирежется. - Весь этот асфодель. В зелье. Напиток Живой Смерти. - Голос Юнги режет без ножа, потому что Чимин с каждым словом кажется все меньше и меньше. - Вы могли умереть от его паров, Пак Чимин, вы это понимаете? - Да, простите меня, я просто, я-я очень плохо спал, допоздна читал, как можно улучшить зелье... - Так мне что, приходить к вам каждый вечер, чтобы укладывать спать? - наклонившись так низко, что Чимин весь умещается под его тень, спрашивает Юнги сквозь зубы. Джин подпирает щеку рукой. - Иногда мне кажется, что они флиртуют, - и усмехается тихонько. Взгляд профессора вмиг впивается в него словно две острые шпаги. - Вы хотите что-то сказать, Ким Сокджин? Студенты поворачиваются назад, чтобы одарить безумца последним взглядом перед смертью, но Джин, задавливая самодовольную ухмылку, поднимается с аристократической медлительностью и, очаровательно улыбнувшись, произносит: - Да, я хотел сказать, что можно добавить отвар из васильков к использованному асфоделю в пропорции два к одному, чтобы нейтрализовать ядовитый пар. Юнги морщится, слегка фыркнув, - и студенты задерживают дыхание, уверенные, что профессор с такой мордой котят в зелье вечной красоты шинкует, - но Джин-то не просто так шестой год сидит у него на факультативе, знает же, что только что почесал самодовольному упырю чсв. Надо вообще втереться ему в доверие и выведать, каким чертом у него выходит оставаться таким красивым, скрывая свой возраст. Бледной коже и светлым волосам Ужаса, Летящего на Крыльях Слизерина, завидуют даже девчонки. - Садитесь, - чуть успокоившись, говорит Юнги, возвращаясь на место. Джин присаживается обратно, адресуя ослепительную улыбку победителя всем зевакам. Тэхён шкодливо лыбится. - "Ваниль" ты не жалуешь, с простыми смертными не разговариваешь, может ты, вон, - и мотает головой в сторону преподавательского стола, - пожестче любишь? Они хихикают втроем, даже Хосок, который от смеха чуть не топит половник в котле. Джин был одним из немногих, кто до сих пор не выбрал партнера на бал, поэтому судьба его и других таких же приверед была главной темой для обсуждений не то что в их треугольнике, но и во всей школе. - Я, милый мой, за цветочки и угрозы не продаюсь, - Джин жмет кончиком наманикюренного пальца в тэхёнов нос, - мне нужно гораздо больше. - Ты просто оправдываешься, потому что от тебя все шарахаются, - фыркает Хосок, игнорируя испепеляющий взгляд в свою сторону. Джин за столько блистательных лет в Хогвартсе заслужил если не титул Короля (Королевы, - шутил Хосок и получал по башке), то репутацию самого завидного и недоступного красавчика в школе. За ним, по всем правилам, должны штабелями падать, плитку целовать, караулить у Астрономической башни, но перевелись, видимо, смельчаки в этом мире... Может быть, потому что последний завоеватель неприступного джинового сердца, вылетел из гриффиндорской гостиной со свиным хвостиком? Пусть еще спасибо скажет, что ему руки мхом не покрыли за то, что лапать пытался. - Мне нужно, чтобы меня удивили, - говорит Джин, мечтательно уставившись в окошко. - Чтобы это был не просто набор юного пикапера - я хочу видеть искренность, порыв, хочу чего-то необычного, яркого, хочу взрыва эмоций... Что-то позади них действительно взрывается - с грохотом, испуганными вздохами, шелестом сыплющейся побелки с потолка. Джин, обреченно втыкаясь лицом в ладони, даже не оборачивается. Потому что у этой катастрофы может быть только одно имя. Как Ким Намджун попал в Гриффиндор, негласному слогану "слабоумие и отвага" соответствуя лишь в первом пункте - было тайной для всех. Юнги смотрит на облитые неудавшимся зельем стены, перевернутую парту, нерадивого студента и просто вздыхает. Он ничуть не удивлен - не было пока ни одной пары, чтобы Намджун не выкинул что-нибудь эдакое, а если бы такой сенсационный день все же наступил, Юнги бы сам подбросил ему что-нибудь в зелье. А то мало ли, нарушится еще какой-нибудь вселенский порядок, вдруг Намджун своими разрушениями их от катаклизмов спасает... - Староста Гриффиндора, разберитесь, - произносит он с многовековой усталостью в голосе. Джин сжимает челюсти и идет убивать Намджуна разбираться. Когда сюрпризы начинают происходить, Джин настолько их не ждет, что даже не сразу замечает, что что-то идет не так. Вернее, наоборот, слишком так. Они с Тэхёном сидят на скамейке во внутреннем дворе, наблюдая за тем, как бродят падкие до зимнего солнца студенты седьмого курса, - наблюдает, на самом деле, только Джин, потому что Тэхёну внутренняя сваха покоя не дает. - Хорошо, как тебе Джину? - Не хочу, чтобы на нас смотрели и сравнивали, кто красивее. - Джексон? - Когда я сказал, что хочу, чтобы меня добивались, я не имел в виду "сломали пополам в процессе". - Дино? - Серьезно? На три курса младше? - Джин закатывает глаза и отвешивает подзатыльник нахально скалящемуся Тэхёну. - Да меня посадят раньше, чем я школу закончу. - Тэ, признай, что это все бесполезно, - Хосок, с прижатыми к груди свитками, материализуется словно из воздуха за их спинами, - и пошли на пару. - Да вы просто не понимаете! - Джин вскидывает руки и вздыхает так тяжело, словно собирается объясняться перед детьми. "Дети" переглядываются с хорошо читаемым "ну сейчас начнется". - Мне нужна не красивая мордашка, а стремление! - Джин заводится и трещит, чуть ли не задыхаясь: - Чтобы, я не знаю, звезды только во имя меня зажигались, цветы под ногами распускались, чтобы я каждый день просыпался и не знал, что меня ждет!.. - Тэ, - Хосоку хочется треснуть себе по лицу, но тогда свитки выпадут, - напомни, что он там про дешевую ваниль говорил? - Боюсь, ради такой ванили ему Мерлина воскресить придется, потому что подобные штуки только ему подвластны. - Да он сам воскреснет, когда узнает, что где-то такой красавчик без пары, ясно? Тэхён задорно хихикает, а Хосок просто пожимает плечами; им обоим, на самом деле, не до искреннего сопереживания Сокджину и его поиску идеального партнера, потому что первый еще месяц назад позвал на бал какую-то миленькую пуффендуйку, а Хосок на бал не собирался - у него на те числа яйца гиппогрифов проклевываются. - Кажется, это будет очень феерично, - фыркает Чон с нескрываемым сарказмом, - Джин призывает Мерлина, тот наколдовывает ему принца в сияющей мантии, который падет к его ногам... За общим смехом они не сразу слышат испуганное "ой!" прежде чем к ногам Джина падает нечто, чему принцем не быть даже в следующей жизни при наличии безупречной кармы: Намджун в попытках увернуться от пролетающего поблизости снежка делает шаг назад, наступает на край мантии и стремительно встречает затылком пол. - Черт возьми, - цедит сквозь зубы Джин и присаживается на землю; вокруг них уже образовывается толпа - Намджун лежит неподвижно, а на холодном камне почти нет снега, чтобы смягчить удар. Джин слегка шлепает по щекам эту ходячую катастрофу. - Эй, есть кто дома? Хотя у кого я спрашиваю. Намджун осоловело хлопает ресницами и, с трудом наведя фокус на силуэт над собой, порывается закрыть глаза обратно. У него то ли звездочки в глазах от удара, то ли зимнее солнце ложится на голову Джина словно нимб - смотреть больно. - Какой же ты красивый... - выдыхает он. - Ты что, ангел? - Ага, ангел смерти, - холодно произносит Джин, слегка красный от смущения. Ему часто говорят, что он красивый, но в голосе Намджуна столько беззастенчивой честности, что Джин и не знает, как сопротивляться, будто в первый раз услышал такие слова в свою сторону. - Пришел забрать тебя в ад, а то сковорода уже накалилась, а тебя все нет. Улыбка растягивается на губах Намджуна широкая, яркая и ужасно бесячая - Джину нестерпимо хочется вмазать ему по лицу еще раз. Или себе, потому что он второй раз за несколько минут сталкивается с тем, что не знает, чем обороняться. - Если перед смертью полагается поцелуй, я согласен. - Ты в своем уме вообще? - Джин отпрянывает и, нервным движением заведя волосы за ухо, фыркает: - Верно про тебя слухи ходят, что ты болотной травой обкуриваешься, придурок. Намджун вздрагивает, будто его действительно ударили, и его улыбка тут же исчезает. - Значит, слухи о том, что ты самовлюбленная пустышка, тоже правда? Джин почему-то не обижается. Хуже - намджуново лицо затягивает чем-то горьким, болезненным, и Джин с ужасом, пробравшимся в теплое нутро ледяными, колючими пальцами, понимает, что ему... стыдно. - Блин, Намджун, что ты начинаешь... - звучит как дешевая попытка сгладить конфликт, но он не в состоянии придумать что-то существеннее, потому что как обращаться с внезапным чувством вины он тоже не знает. - Да ты даже имя мое знаешь, - Намджун садится и отряхивается от снежка, глаз не поднимает. - Я-то думал, ты только слухами интересуешься. - Намджун, черт! - Тот бросает в него быстрый скорбный взгляд - Джину им простреливает по всем внутренностям и это, черт возьми, нечестно, неправильно и вообще какого хрена! - и поднимается, чтобы уйти. Что-то реагирует в Джине быстрее, чем мозг, гордость и сознательность, потому что он сам удивляется, когда кричит ему в спину: - Ладно, господи, ладно, прости! Хорошо? Намджун останавливается на несколько секунд, а когда оборачивается, на его лице та самая, безобразная, омерзительно счастливая и яркая, словно солнце в зените, улыбка. - Только если ты сходишь со мной на свидание. - Да... - толпа неверяще ахает, и Джин вмиг краснеет - от злости, честное слово, - д-да пошел ты! Намджун с совершенно дебильнейшим хохотом убегает, чуть не спотыкаясь опять. Джин провожает его взглядом, когда надо было до медпункта, и тоже поднимается на ноги. В улыбке придурка Ким Намджуна, кажется, есть какие-то заразные бактерии - Джин чувствует, как подрагивают уголки губ, когда собирается уходить. А когда возвращается в свою комнату ближе к вечеру, на столике около своей кровати, под стеклянным куполом, находит хрустальную орхидею с вершины самих, мать их, Альп - самый красивый цветок, что когда-либо доводилось видеть человеческому глазу. - А она настоящая, представляете, настоящая, на моем столе! Эй, вы меня вообще слушаете? Хосок с Тэхёном, завороженно воткнувшись взглядами в квиддичное поле, одновременно кивают. Сегодня вечерний товарищеский матч между Гриффиндором и Пуффендуем - людей на трибунах немного, за исключением самых ярых фанатов, а эти двое вообще ни одной игры не пропускали. Им бы с такой страстью самим в команду, но Хосок высоты боится, а Тэхёна от скорости укачивает. Джин не относился к фанатам квиддича, но ему срочно, срочнейше надо было кому-то рассказать о своем тайном поклоннике, иначе он просто лопнет. К тому же, по трибунам ходил фотограф, пятигодка с Когтеврана, который лицо гриффиндорского старосты фоткал чаще, чем квиддич - кто Джин такой, чтобы отказывать бедняжке в удовольствии разместить его шикарную фоточку в новом выпуске газеты? Сегодня его, конечно, невыгодно выделяли мешки под глазами, потому что он всю ночь смотрел, как лунный свет блестит на прозрачных лепестках будто алмазное крошево. Джин на секунду прикрывает глаза - ох, от одного воспоминания щекотно под коленками. - Я тебя слушаю. Джин вздрагивает и оборачивается. - Боже, Чимин, напугал. - Слизеринец неловко, нервно улыбается, словно извиняясь за вторжение. - Сядь ближе. Я, конечно, и с сединой буду восхитителен, но давайте попозже. - Я... - Джин настойчиво хлопает по скамье рядом с собой, и Чимин все-таки перелезает, сжимая коленками ладони, - я только хотел сказать, что считаю это очень романтичным. И немного тебе завидую... - Ты что, все еще не нашел себе пару? - удивленно спрашивает Тэхён. Джин, надув губы, пялится на него со всем своим негодованием. - Ага, значит, теперь тебе интересно? - Ну, Чимин же довольно симпатичный, - Тэхён пожимает плечами и возвращается к игре, - странно, что он без пары. - Я не пойду на бал, потому что... - Чимин смущенно терзает нижнюю губу и едва слышно признается: - потому что тот, с кем я хочу пойти, никогда не посмотрит в мою сторону. - Безответная любовь, да? - Джин кладет ему руку на плечо и коварно ухмыляется. - Дай угадаю: Профессор Мин? Чимин весь съеживается, низко наклоняя голову, и его маленькие ушки приобретают такой симпатичный розовый оттенок... а потом он вдруг выдыхает "да" и Джин вообще забывает, о чем думал. - Что?! - кричат все трое, оборачиваясь к слизеринцу. Чимин скукоживается так сильно, будто сейчас сам в себе исчезнет как испуганная улитка. - Серьезно?! Мин Юнги? Блин, а я же... я же пошутил... - давит Джин сквозь не прекращающийся хохот, - послушайте только - Мин Юнги! Знал же я, что все слизеринцы извращенцы! - Он утирает слезы и все смеется и смеется, а Чимин багровеет с четким намерением воспламениться. - Ему же, наверное, лет двести, иначе стал бы он себя со школьных альбомов удалять! - И вообще, он же, блин, противный и вредный, как Плакучая Ива! - морщится Хосок. Тэхён, задыхаясь от смеха, добавляет: - И врезать, наверно, тоже может! - Неправда! - Чимин подскакивает со скамейки; кулаки сжаты, грудь ходуном, глаза горят от негодования, разве что искры не летят. - Он прекрасный человек! И очень добрый! Я-я видел как он подкармливает белок у Запретного Леса! - Белок? - ухмыляется Сокджин. Чимин, понимая, какую яму только что себе выкопал, прикусывает губы и молчит. - Серьезно, белок кормил? - Джин страшно жалеет, что у него нет с собой попкорна, можно было бросать зернышки в горящие щечки влюбленного слизеринца, и они бы моментально готовились. - И часто ты за ним подглядываешь? - Чимин с тонким беспомощным вздохом оседает обратно, и Джин притягивает его к себе. - Ладно тебе, любовь зла - полюбишь и Мин Юнги. А ты попал в нужные руки - уж я-то тебе расскажу, как растопить сердце этой горгульи, помогу во всем. - Кажется, помощь сейчас нужна совсем не ему. Джин прослеживает взглядом направление тэхёновой руки и чуть язык себе не прикусывает от злости. Какого черта, Ким Намджун! Когда Намджуна на третьем году взяли в квиддичную команду на позицию охотника, даже местная желтая газетенка занялась расследованием, как человек, после которого разве что только ядерные кратеры не оставались, смог попасть в основной состав, кому заплатил и кто его покрывает. Расследование закрылось после первой же игры - Намджун, по природе своей, безупречно разбирался в теории всего, а потому знал, куда полетит мяч, какие силу и угол нужно применить, чтобы забить. Но вселенная идеальна и гармонична, и квиддич не стал исключением в неспособности Намджуна применять теорию на практике - играл он, в общем-то, неплохо и команда во многом держалась его советов, но количество бладжеров, прилетающих в него за сезон, даже было предметом ставок в Слизерине. Но сегодня он превзошел самого себя: в одном из расчетов он не учел, что стоит ему забраться на метлу с ногами, чтобы получше закинуть квоффл, кто-то может этим воспользоваться. И вот он, подрезанный пуффендуйцем, висит на одной руке, пока метлу на огромной скорости раскручивает вокруг своей оси. Джин, сцепив зубы, вскидывает палочку и тут же читает первое пришедшее в голову заклинание, которое стабилизирует метлу и мягко опустит Намджуна на землю. Тот, будучи в полете, находит его на трибуне, улыбается как всегда по-дурацки, и Джин только собирается разозлиться, потому что каким надо быть идиотом, чтобы в такой ситуации улыбаться в лучших традициях пациентов Святого Мунго, и какого черта такому недоумку вообще досталась улыбка эта потрясающая - но тут слышит крик Тэхёна позади: - Джин, посмотри наверх! И поднимает голову. - Господи боже... - выдыхает он скованными легкими. На небе сотнями, тысячами мерцающих огоньков выткано послание и Сокджину приходится долго вглядываться в них неверящим взглядом, чтобы понять, что это не ошибка и не мираж - на темнеющем, сумеречно-синем небосклоне звездами сложено "Ким Сокджин, будь моим". Позади чьим-то шепотом слышится "в последний раз такое удавалось только возлюбленному Кандиды Когтевран" и дальше Джин больше ничего не слышит, потому что сердце его заходится с такой силой, что ирреальную, захватывающую красоту приходится наблюдать сквозь грохот в ушах. Рука Джина обессиленно падает вниз. А вместе с ней падает и Намджун. Из оцепенения его выдергивает испуганный вскрик зрителей, но слишком поздно. Намджун, не успев преодолеть последние три метра, сорвался с метлы и теперь лежит на земле - и это все бы походило на дурацкую временную петлю, если бы Намджун двигался. Но он лежит неподвижно все время, пока к нему бегут сокомандники и Джин, который оказывается лишь на секунду быстрее остальных, и которому ради этого приходится перемахнуть через трибуну и затормозить перед столкновением с землей своим же заклинанием. Да, он староста, да, отчасти этого его ошибка, но срывается он совсем не поэтому. - Намджун, эй, Намджун, идиот ты эдакий... Джин просто безумно испугался. - Отнесите его в больничное крыло! - кричит капитан команды, и к Намджуну, не подающему признаки жизни, бросаются сразу несколько человек. - Я сам его отнесу! И замирают в неловких позах, уставившись на Джина в таком удивлении, будто увидели короля кентавров. Джин, смутно догадываясь, что ляпнул какую-то очень сомнительную фигню, быстро оправляется: - Я же староста. А вы, придурки, его только уроните еще раз. Гриффиндорцы, медленно отступающие назад, мучаются от желания спросить, а не ударился ли сам Сокджин случайно, но тот уже поднимает тело Намджуна в воздух с помощью заклинания и левитирует его до больничного крыла. Медсестра, разумеется, ругается на чем свет стоит, называет их глупыми мальчишками, которые на своих вениках только переломаются быстрее, а когда ее праведный гнев затухает, все-таки осматривает распластавшегося по кушетке Намджуна и с некоторым облегчением бурчит: - Ушибся он тем же местом, вот и сознание потерял, - женщина накрывает его одеялом и поднимает глаза, - скоро в себя придет. Можешь возвращаться. - А можно я...останусь? Медсестра смотрит на него с тем же выражением, что он только что видел у своих однокурсников. Господи, ну неужели и она в курсе его репутации... - Ну... ладно, сиди, - отзывается она чуть удивленно и покидает палату. Несколько раз обернувшись. Пять. Да Джин и сам не знает, какого черта с ним происходит. Он же, блин, принц всей этой школы, люди перед ним должны падать ниц от благоговения или восхищения, а не смотреть так, будто у него лишаем лицо покрылось. Подумаешь, захотел сделать добрый поступок, может, он просто расчувствовался, сердечко оттаяло и вот надо было куда-то внезапную любовь к человечеству направить... А тут Намджун. Не лучший представитель человечества, но все же. Джин переводит взгляд с чужого лица и смотрит в окно. До квиддичного поля совсем недалеко, и последнее слово все еще можно разглядеть, если немного наклонить голову. Джин одними губами повторяет "моим", чувствуя как оно отзывается волной теплой, солнечной дрожи, и прикрывает глаза. - Спящим ты кажешься еще красивее. Джин открывает глаза и смотрит взглядом, от которого съеживаются даже хогвартские привидения. - А ты даже спящим кажешься все таким же придурком, - но у Намджуна явный иммунитет, потому что он не то что съеживается - улыбается как бесстыжий котяра, - я тут полчаса на тебя пялился, знаю, о чем говорю. - Целых полчаса? Ты что, и сам меня сюда принес? - скалится Намджун и ямочки на его щеках проступают до того сильно, будто это Джин их прожег своим гневным взглядом. - Кажется, ты всерьез раздумываешь о моем предложении пойти на свидание. - Пока я раздумываю, врезать тебе или с кровати скинуть, - говорит Джин и продолжает с наигранным сочувствием, - но ты и так на голову ударенный - буквально, - вдруг еще хуже станет. - Ты здесь целых полчаса, Джин! - улыбается Намджун, многозначительно поигрывая бровями. Джин подскакивает, задыхаясь, словно оскорбленная дама королевских кровей, и угрожает: - Я сейчас уйду. Рука Намджуна сцепляется вокруг его запястья раньше, чем Джин понимает, что он вообще сказал. "Я сейчас уйду"? Серьезно? Он что, девчонка? Надо было просто скинуть придурка здесь и пойти обратно. Какого черта он тут остался? Какого черта он все еще не скинул руку Намджуна? Джин смотрит в его глаза и режется тем же болезненно колким, и что-то внутри него на чужие чувства реагирует как камертон - Сокджин знает, что такое чувствовать себя одиноким. И опускается на место одновременно с тем, как Намджун говорит: - Останься, пожалуйста. - Я останусь, - Джин прокашливается и садится преувеличенно ровно, нацепляя привычное надменно-небрежное выражение, - но только потому что несу за тебя ответственность как староста. - Намджун кивает, но губы у него дрожат от веселья. - И потому что ты отчасти из-за меня упал. - И потому что я тебе нравлюсь. - Намджун! Джин не чувствует злости, и раздражения не чувствует, даже ударить не хочет - его почему-то наполняет смехом, тонной щекотных смешинок, которые расползаются внутри, дразнят и Джин внезапно понимает, что его трясет. Он смотрит на острые лучики в уголках намджуновых глаз, улыбку, широкую, обезоруживающую, все его глупое, смешное, счастливое и оттого очень красивое лицо. Намджун тоже смотрит; они обмениваются парой заразных взглядов, заболевают бесконтрольным хохотом и сдаются ему уже через пару секунд. А потом смеются-смеются-смеются, Джин уже за живот хватается, а Намджуна просто скрючивает на кровати, но они все хохочут, свободно и радостно, будто комнату веселящим газом наполняет. Джин уверен, что зайди кто - не поймет, какого черта они умирают со смеху. Но ему плевать, потому что он столь давно не смеялся просто так, что сейчас больше всего не хочет, чтобы это закончилось. - Спасибо, что замедлил падение, - говорит Намджун, когда они все-таки успокаиваются, - а то я мог бы конкретно разбиться. Ты все-таки хороший парень. - Не просто хороший, я офигенный! - Бесспорно. Джин отвечает на улыбку своей смущенной. - А ты придурок. - Тоже правда. Заливистый смех вновь разносится по комнате. На фокусе со звездами сюрпризы не заканчиваются. Джин то и дело находит необычные подарки в своей кровати (а гриффиндорцев он всех проверил!), под партами, за которыми обычно сидит. Волшебство случается с ним внезапное и невероятно прекрасное; когда у него на последнем ужине распустились за спиной огромные, прозрачно-белые, мерцающие легким блеском крылья - чувство зависти, исходящее от всего зала, буквально повисло в воздухе. Девчонки страдали, что никогда не видели от своих партнеров подобных ухаживаний, а ребята мучились непониманием, какое заклинание могло вызвать такую красоту. Джин, как и положено элите, принимающей ухаживания от какого-то плебея, сидел с максимально надменным и безразличным лицом... Да кого он обманывает? Он же умирает от любопытства! И надменное лицо совершенно не мешает ему аккуратно посматривать на уставившихся на него людей в надежде, что тайный поклонник спалится... Проблема в том, что на него смотрит вся школа и даже профессора - у некоторых на лицах не меньшее недоумение от того, что они впервые видят такие заклинания. Ну должно же быть что-то, хоть какая-то зацепка, он должен быть поблизости, чтобы знать, что сюрприз сработал... Еще одна проблема, гораздо более жуткая: рядом с Джином в такие моменты всегда Намджун. Да, понятно, они учатся на одном факультете, вместе едят, вместе, пусть и в определенном отдалении, ходят на пары - Джин себя тоже этим успокаивал. А сегодня утром они оба слишком рано пришли на Трансфигурацию, Джин проверил стол, разложил принадлежности, поздоровался с парой вошедших ребят из Когтеврана, которые тут же легли досыпать до звонка, снова поднял крышку стола и чуть не вскрикнул. Полость больше не была пуста - по центру, в красивой розовой ленте лежали его любимые, страшно дорогие конфеты, которые не продаются даже в Хогсмиде. А он только вчера жаловался, как скучает по ним. За ужином. Когда рядом сидел Намджун. Кажется, он сходит с ума. Аудитория медленно заполнилась студентами, а голова Сокджина - подозрениями. Это не мог быть Намджун. Или мог? Когда бормотание профессора заканчивается, и начинается практика, Джин не выдерживает и осторожно оборачивается. Намджун несколько секунд недовольно крутит в руках палочку - сходство с приматом, который дорвался до интересной веточки, очевидно прям до слез, - потому что та по непонятным причинам не работает, а потом пробует еще раз, ведет на несколько фатальных градусов левее, и превращает каплю не в литр чистой горной воды... а в гейзер. Тот радостно бьет из чаши в потолок, и насквозь мокрый Намджун поворачивается с широкой виноватой лыбой к побелевшему преподавателю. Джин с некоторым разочарованием поворачивается обратно. Так, какого черта? Если он жалеет Намджуна за то, что природа над ним не сильно старалась (а возможно, была вообще изрядно пьяна), это не значит, что у него есть к нему чувства. И вообще, Джин, не вздумай больше ставить слова "чувства" и "Намджун" в одном предложении. В день бала, за несколько часов до начала, у Джина все еще нет партнера. Зато у него есть сногсшибательный костюм (тонкая талия и широкие плечи ему не для галочки даны), отличное настроение и предчувствие, что тайный поклонник сегодня явит себя. Джин уже видит, как позволяет ему пригласить себя на первый рождественский танец - нет, сначала проистерит, какого черта ждал так долго, что ему даже пару раз пришлось отбиться от насмешек глупой слизеринки, мол, его поклонник, может, и смел на ухаживания, но очевидно некрасив лицом и трусит показаться. Джин на это ничего не сказал - зачем, когда он просто убедится, что девчонке понравилось приводить в соответствие свои, внезапно ставшие утром кислотно-зелеными, волосы к дорогущему розовому платью, и успокоится, полный миролюбия и всепрощения. Но за час до начала он все еще один, и вся школа собралась в танцевальном зале, а Джин наблюдает за ними с балкона второго этажа, потому что спускаться вниз ему немножко боязно. Все-таки загадка личности его поклонника стала главной темой обсуждения у всех старшегодок (наряду с тем, какой Джин в этом году непростительно красивый, разумеется), а ему не хочется жалостливых взглядов в свою сторону. - Не волнуйся, он покажется, - говорит Тэхён, который даже ненадолго оставил свою партнершу, чтобы постоять с другом в островке безысходности. - Я слышал, как когтевранцы обсуждали, что будет весело, если это просто чей-то пранк, - Джину очень хочется уткнуться в ладони от отчаяния, но слишком много людей смотрит, поэтому он продолжает говорить с королевской улыбкой на губах, - я взорву эту школу, если это правда. - Они просто тебе завидуют, - отмахивается Тэхён, - ты только представь, ты же сейчас как долбанная Золушка в финальной сцене - куча отвергнутых принцесс надеются, что у тебя либо нога жирная, либо в туфельке гвозди. - Умеешь же ты подбод... Внезапно в Джина что-то врезается и у него есть целая одна версия, что это может быть. Но, обернувшись, он находит Чимина, с трясущимися губами и мокрыми глазами, как у недоглаженного щенка. А он ждал кого-то другого? - Чимин, что случилось? - Джин приобнимает парня за плечи, замечая, что того нещадно колотит. - Он снова меня отчитал! - всхлипывает Чимин и начинает тараторить, проглатывая половину слов. - Я только вышел из гостиной, а тут он и давай причитать, что вот у меня пуговицы криво застегнуты, галстук косит, волосы взлохмачены, а ему как декану Слизерина просто стыдно на это смотреть! А я, может, вообще не собирался на бал идти, чего он прицепился! - последние слова Чимин почти выкрикивает, и Сокджин даже удивлен, что его на рыдания не пробило. - А он, может, хотел эти пуговицы сам расстегнуть, галстук снять и по волосам погладить... - говорит Джин с улыбкой. Чимин поднимает испуганные глаза. - Я тебе давно говорил, что он, возможно, тоже что-то испытывает, больно химия у вас неприкрытая. Помнишь, как я тебя учил? Осторожно к нему подойди, признайся, а потом... - Хватит с меня, - Чимин выскакивает из объятий Джина и сжимает кулаки. - Я хотел по-хорошему, - тянет он слегка угрожающе. - Я даже подарок ему на рождество приготовил, сам свитер связал - но все, это была последняя капля. Слизеринец внезапно срывается с места и быстрым широким шагом припускает по коридору, Джин с Тэхёном тут же пускаются за ним, опасаясь, как бы их солнечный мальчик не сделал с собой чего-нибудь и не вляпался в неприятности. Что неприятности ожидают вовсе не его, они смутно догадываются, когда останавливаются у кабинета Мин Юнги, чуть поодаль от Чимина. Тот с оттяжкой стучит в дверь, и вздрагивают все, даже сам Юнги, судя по его недоумевающему лицу, когда он показывается в проеме. - Пак? - в его голосе нет презрения, только удивление тем, что его студент делает вечером перед его кабинетом, когда должен быть на балу как все школьники. - Профессор, я тут зелье приготовил, - говорит Чимин темным, опасным тоном. Джин слышит в нем улыбку, но она звучит настолько пугающе, что у него самого коленки подрагивают. - Зелье Бесконтрольного Возбуждения. - Оу, - Юнги смотрит на бутылочку в ладони Чимина с тем же недоумением, - и что, вы собираетесь его пробовать при мне, чтобы убедиться в его действии? - Нет, профессор, - Чимин скалится, и вот тут-то Юнги скручивает в животе от дурного предчувствия, - это вы будете его пробовать. Чимин с невиданной силой толкает Юнги в грудь и, рывком дернув узел галстука на своей шее, с грохотом захлопывает дверь позади себя. Джин с Тэхёном еще несколько секунд молча смотрят в дубовое полотно, прежде чем второй тихонько пробует: - Может, постоим, чтобы убедиться, что Чимин в порядке? - Ты бы лучше за профессора переживал, - улыбается Джин, - потому что Чимин все-таки настоящий слизеринец. - Нам нужно идти обратно, а то... вот черт... Джин делает пару шагов и только потом понимает, что тэхёнов вопль совсем не относится к паре слизеринцев. У него под ногами распускаются цветы. Буквально. Он делает шаг, а вокруг него распускаются белые, голубые, розовые соцветия - не пробивают камень, а возникают из ниоткуда, раскладываются полным цветением; делает другой - и только ожившие, сочные лепестки словно поднимает внезапным ветром и они кружатся вокруг Сокджина мягко и ненавязчиво, с каждым шагом опадая позади него цветным шлейфом. - Я же говорил, что появится, - говорит Тэхён, с улыбкой уставившись на цветочный ковер позади друга, - красноречивее приглашения не придумаешь. Джин не замечает, как исчезает Тэхён - он все идет и идет, безостановочно крутит головой, наблюдая плывущие вокруг него лепестки, и улыбка сама собой появляется на лице. Он все идет и идет, чувствуя, что вот-вот придет к истине, и сердце колотится так быстро от всей этой непередаваемой красоты, и что-то замирает у него внутри, перехватывает дыхание как перед прыжком в холодную воду. Он никогда не верил, что это возможно. Он говорил об этом, мечтал, конечно же, но не верил, что однажды найдется кто-нибудь, кто отважится его глупую мечту сделать реальностью. А затем он поднимает глаза и видит в пустом коридоре Намджуна. И теперь он, кажется, совсем задыхается. Намджун смотрит на него со степенной задумчивостью, а затем делает шаг вперед, затем еще один, затем совсем бежит, и Джин физически чувствует, как все тело подается вперед, стремясь побежать навстречу, но внутри все так сжимается, дрожит, будто сделай вдох - и рассыплешься... Он ведь предчувствовал, он ведь... - Ты не видел здесь пикси? - спрашивает Намджун. Джин промаргивается. - Кого? - глупая улыбка, кажется, все еще на его лице, и она ощущается так неприятно, будто ему губы облили клеем. - Пикси, - Намджун вскидывает руки. - Кажется, одна пробралась в зал и стащила мои очки. Джин делает глубокий вдох, смотрит на взлохмаченные волосы Намджуна, на цветы вокруг себя, снова на Намджуна, который их будто в упор не видит - и вряд ли так может смотреть человек, причастный к тому, что только чуть не влюбил Джина в себя. - Нет, Намджун, - устало выдыхает он, - я не видел. Намджун, пожав плечами, пускается в поиск дальше по коридору, а Джин возвращается к своему месту на балконе. Люди внизу, красивые и счастливые, плавно двигаются в танце, зал поблескивает мягкими цветными огоньками, медленно-медленно кружится хрупкий волшебный снег... А Джин прокручивает свои мысли на пару минут назад и все-таки обреченно падает лицом в ладони. Он что, правда мог влюбиться в Намджуна? - Привет. Джин вздрагивает, услышав незнакомый голос, и оборачивается. Перед ним стоит парень: крепко-сложенный, улыбчивый, и красивый настолько, что Джин на секунду - всего на секунду! - сомневается, а не по ошибке ли его назвали самым красивым парнем в школе. - Мы...знакомы? - Не верю, что ты не заметил мой способ познакомиться, - незнакомец протягивает руку, снимая лепесток с волос Джина, и улыбается еще шире, обнажая милые кроличьи зубки. - Чон Чонгук, Когтевран, шестой год. - Вот черт... - выдыхает Джин, глядя огромными глазами на своего неожиданного принца. Во всех смыслах - в красивое лицо Чонгука невозможно смотреть не чувствуя себя пресловутой Золушкой. - Только не говори мне, что тебе не понравились мои подарки, - говорит Чонгук с насмешливой мольбой в голосе и осторожно берет Джина за руку, - это разобьет мне сердце. Джин ждет когда его сердце уже заколотится или замрет или что там должно было с ним случиться - что уже случилось несколько минут назад... Он слышит какой-то грохот и безотчетно поворачивает голову. Черт, кажется, Намджун уронил елку... - Неужели тебе правда не понравилось? Или ты мне не веришь? - Чонгук смотрит грустными глазами, а в каждом - по целой планете, но Джин будто принадлежит другой галактике, потому что его не трогает совершенно. Потому что он провожает глазами пробегающего позади Чонгука Намджуна, который, кажется, нашел чертову пикси и намеревался забрать очки... - Ну, в такие фокусы и правда сложно поверить, - улыбается Джин, но ничего кроме вежливости в эту улыбку выдавить не выходит, - особенно от парня, который на курс младше. - Разве не ты хотел, чтобы "звезды только во имя тебя зажигались, цветы под ногами распускались, чтобы ты каждый день просыпался и не знал, что тебя ждет"? Разве я не попытался сделать все, чего бы тебе ни захотелось? У Чонгука улыбка победителя, и какая-нибудь нежная дама при виде нее сдалась бы даже при наличии крепкой силы воли, но вот Джин только чуть удивленно щурится. - Подожди, где ты это слышал? - а потом до него медленно доходит, что именно в этой прекрасной истории не сходится. - Я говорил это во дворе на перерыве с нашего урока, а ты курсом младше, тебя не могло там быть. Чонгук на секунду меняется в лице, но тут же порывисто хватает Джина за обе ладони, сжимает и прижимается очень близко. - Это неважно, Сокджин, я обязательно тебе расскажу, но потом... - Нет, знаешь, Чонгук, не нужно, - говорит Джин, мягко вырывая свои руки. В конце коридора снова слышится грохот, и улыбка сама собой расцветает на лице. - Спасибо тебе за все это, но мне нужно кое-что выяснить. Джин больше не объясняется - сердце дергает его раньше, чем ноги, и он слишком запоздало осознает, что, бросив Чонгука, бежит по коридору на звук, надеясь, что Намджун еще не ушел далеко. Тот находится очень быстро, но Джину приходится бежать за ним добрых пять минут, потому что в борьбе с пикси Намджун сдается только оказываясь во внутреннем дворе. Вернее, он бежал бы дальше, но у Джина нет выносливости квиддичного игрока и, выбившись из сил, он все-таки его окликивает. Намджун оборачивается на зов и разочарованно вздыхает: - Что, у него не вышло, да? Джин от неожиданности замирает на месте, но Намджун, словно не заметив этого, продолжает: - Вот блин! - Он раздосадованно топает ногой, слегка встряхивая насыпавший на каменный пол снег. - Я ему каждое заклинание подробно написал, места на карте, время указал, все разъяснил как надо, а он!... - Намджун вдруг с щелчком захлопывает рот, только осознавая что же он ляпнул, и поднимает растерянные глаза. - Ой, я спалился, да?.. Джин оттаивает и делает небольшой шаг вперед, а затем еще один и говорит на выдохе: - Какой же ты все-таки придурок, - только теперь в его голосе не издевка, а чистое влюбленное восхищение. Намджун, опустивший голову, не видит ни его блестящих в сумерках глаз, ни широкой улыбки, продолжает: - Прости, Джин, я думал, что все предусмотрел, я даже книгу заклинаний мужа Кандиды Когтевран из запретной секции выкрал и наизусть выучил... - он поднимает голову, чувствуя, как Джин давит ему под подбородком, и слегка пугается его улыбки - вдруг он так улыбается прежде чем врезать? - А сам почему не делал? - тихо спрашивает Джин, глядя на то, как его дыхание облачками тает вокруг чужих пухлых губ. - Я же тебе нравлюсь. - Я знал, что у Чонгука точно получится, он ведь лучший на курсе, - Намджун улыбается чуть печально, - и, когда он обратился ко мне за помощью, я понимал, что именно такой как он... тебя достоин. Джин смотрит в его лицо и никак не может решить, целовать сейчас или все-таки чуть позже, а потом решает по-другому. Вынув палочку, он аккуратно ведет ею в воздухе, и мантию Намджуна засыпает мелкими блестящими огоньками, похожими на те, что сейчас сияли над ними, на тихом вечернем небе. - Что ты сделал? - недоуменно спрашивает Намджун, рассматривая себя со всех сторон - и мантия от движения только переливается ярче. - Неважно, - улыбается Джин. - Что это за волшебство? - Намджун поднимает голову и у него такое глупое, недоуменное, раздражающее, п р е к р а с н о е лицо, что Джин не придумывает ничего лучше, чем закинуть руки ему за шею, прижаться ближе и показать, что такое настоящее волшебство.