Звери разумные

      — А теперь, Нохаво, скажи, что ты думаешь об этом человеке, — Айво повернулся к рыжему самцу.       — Он молод, наблюдателен и хорошо обучен, но слишком молод, — медленно начал Нохаво, задумавшись. — Его оказалось легко сбить с настроя и навязать манеру общения.       — Сопровождающие его маги так же попадают под это описание, — посчитала нужным добавить Найва.       Айво повел ушами взад-вперед, принимая слова самки.       — Это неспроста.       Рыжий тигроволк напрягся и поводил носом, словно принюхиваясь. Тут же подошла четверка воинов. Айво, Нохаво и Найва встали в центре площади, а воины возвели вокруг них артефактный барьер от прослушки. Более того, тигроволки перешли на древнее наречие.       — Решение сделать сопровождающим тебя, Нохаво, принято в последний момент. Не просто так. Кто-то — или что-то — следит за нами. Совет Империи людей слишком эффективно реагирует на наши действия.       — Наши подозрения насчет моего отца подтвердились частично, — Нохаво чуть наклонил голову, отведя уши назад. — Он не знал о том, что является шпионом.       — Ошейник Тронка, — Айво отвел уши назад, прикрыв глаза. — Стоило догадаться раньше.       — Он был на виду. Сложно искать что-то скрытое, если это выставлено напоказ, — Найва дернула хвостом, прижав уши и опустив голову. Она приняла слова старого тигроволка на свой счет.       — В твоих словах больше истины, чем ты думаешь, — старик мягко посмотрел на самку и та приободрилась. — Даже опытные не смогли бы заметить подобного сразу.       — Великий Совет будет собран? — Нохаво решил сменить тему на более важную.       — Да. Вестник от драконов уже прилетал. Он состоится на границе Великой Бури. Драконы обеспечат защищенность от посторонних. Нохаво, ты идешь со мной. С нами отправятся двое старейшин, Найва, обеспечь защиту стаи, пока нас не будет. Совет принял твою кандидатуру на место Скрытого Стража.       — Да будет так, — синхронно ответили те, склонив головы.       — Да будут чисты наши тропы, — Айво махнул хвостом влево, одновременно посмотрев на одного из воинов.       Барьер исчез, и тигроволки разошлись по своим делам.              Спустя некоторое время, Айво полулежал посреди своей хижины — самой обычной для тигроволков постройки из досок и соломы. Перед ним сидел, держа спину ровно и обвив лапы хвостом, лисоволк Тронк.       Они молчали уже долго, но не было напряжения, волнения — просто встреча, требующая таких вот своеобразных проявлений вежливости. К Тронку подплыла миска, наполненная мясным бульоном с травами, тот с благодарностью кивнул.       Они молчали не просто так — оба знали, что ошейник передает только звук. Айво чуть склонил голову набок, прикрыв глаза, словно предлагая лисоволку начать первому. Тронк склонил голову ниже и прижал уши. Он чувствовал вину за то, что принес в селение прослушивающий артефакт, от которого так просто не избавиться. Нельзя просто снять и выбросить подарок одного из отпрысков Императора.       Тигроволк тихо фыркнул, облизнул нос — простой жест, говорящий «не беспокойся». Они все знали, и белый гигант своим пренебрежительным отношением к проблеме показал это отцу Нохаво. Лисоволк осторожно начал лакать бульон, стараясь не шуметь, в ответ Айво с хрустом прокусил кость, лежащую перед ним.       «Мы будем осторожничать?»       «Нет»       Стороннему наблюдателю показалось бы, что огромный белый зверь двух метров в холке просто пугает лисоволка, что еле-еле достигал метра, но это был диалог. Своеобразный диалог, в котором действия заменяют слова. Вот Айво с шумом смахнул хвостом мусор, а Тронк вздрогнул, сжавшись.       Тигроволки не боятся двуногих. Тигроволкам не нужен был этот союз, что он есть, что его нет. Ключевое слово — «был». Кое-что изменилось.       К лисоволку по воздуху подплыла маленькая записная книжка, от которой пахло Айво — это была его собственность. Тронк осторожно подцепил ее зубами, поклонился, и покинул жилище, оставив старого зверя наедине со своими мыслями.              Нохаво, фыркая, плыл по озеру, иногда ныряя. Не для какой-то цели, просто для своего удовольствия — ему нравилось плавать. Он вообще любил воду, эту стихию, что могла быть спокойной, словно зеркальная гладь озера, а могла быть разрушительной, словно огромное цунами. Что текла, обходя все препятствия, но в то же время медленно подтачивая их, крупинка по крупинке…       — Нохаво! Ты где?! НОХАВО!!!       — А кто-то — явно любит огонь… — пробулькал тигроволк, медленно погружаясь на дно.       Если Найва была спокойной и степенной, то Лиова — настоящий ураган. Дикая, неудержимая, несущаяся туда, куда ей нужно и не думающая о последствиях. А еще невероятно шумная, часто огрызающаяся с оскаленными клыками, и не признающая никаких авторитетов. Она однажды покусала старика Шинво, и тот ставил ее на место, вцепившись клыками в загривок и неслабо потрепав. Вот только уважения как не было, так и не появилось, как и страха — она просто пообещала вырасти и надрать задницу «старому псу». Как она собиралась это сделать, если старик уже был ростом почти два метра — непонятно. Но вот шрамы от длинных клыков у нее остались на всю жизнь.       — НОХА-А-АВО-О-О!!!       Рыжий тигроволк решил от греха подальше уплыть, но тут услышал, как самка прыгнула в воду. Кажется, она его все-таки увидела и теперь спешила к нему. Мысленно взвыв, самец приготовился прорываться с боем.       — Лисистый, хватит плескаться! — Лиова остановилась чуть в стороне, чем вызвала сильное удивление. Обычно она была более бесцеремонной. Вынырнув на поверхность, Нохаво недовольно посмотрел на тигроволчицу.       — Чего тебе?       — Идиот! Твоя мать! Ей плохо!       Нохаво чуть по воде не побежал, настолько стремительно он понесся к берегу.       Ионва. Мама! Рано постаревшая тигроволчица, ставшая жертвой браконьеров, охотившихся за экзотическими животными ради их шкур. Яд ведь так и не вывели, но ведь маги обещали… обещали, что еще несколько лет ей не будет угрожать смерть!       — Оми’ва! — от страха Нохаво использовал древнее наречие. Он почувствовал отвратительный запах смерти еще до входа в жилище, и теперь застыл на пороге.       Ионва, его мама, его оми’ва умирала. Он чувствовал это всем своим естеством. Так не должно было быть. Не должно! Не сегодня… Он знал, что она умрет — яд слишком силен и слишком страшен, от него не существовало противоядия. Знал и готовился, думая, что у него есть еще несколько лет.       Но сейчас у него не было и получаса.       — Как же так… — тигроволк подошел к лежанке. Рядом лежал отец, закрывший морду лапами, словно пытающийся спрятаться от реальности. На фоне его матери он казался маленьким, а из-за позы — не только по размеру. Он тихо поскуливал.       — Нохаво, — голос Ионва не был голосом смертельно больного существа. Он был сильным, глубоким, но из него исчезла одна важная компонента.       Уверенность. Голос не дрожал, нет, но был словно обезличенным. Словно Ионва уже сдалась и теперь старалась показать обратное.       — Оми’ва…       — Да, мой аде’во. Время неумолимо, но сейчас не время раскисать. Так что, буду признательна, если ты пнешь своего отца. К несчастью, он забыл, какими острыми бывают мои клыки.       Пинать лисоволка не потребовалось — он сам вскочил на лапы, вот только вид у него был жалкий, побитый. Он царапнул когтями ошейник.       — Сними его, Нохаво. Не хочу, чтобы… — он не договорил.       — Ладно уж… может, я была и не права, называя тебя ручным зверьком имперского сынка, — по-своему поняла недосказанность Ионва. — Но все же, не стоит нам, свободным разумным, позволять надевать на себя ошейники. Помни об этом, аде’во.       Под конец ее голос ослаб, и она тяжело задышала. Нохаво знал, что она терпеть не могла ошейник на шее Тронка, и не подпускала его к себе, пока на нем висело «украшение домашней псины».       — И все же, — кивнув отцу, рыжий самец снял ошейник и положил его в коробку. Ее подарил им сам Айво, и он же шепнул Нохаво по секрету, что она глушила любые звуки извне. — Спасибо…       — Не раскисать! — рявкнула Ионва и тут же растеклась по лежаку, обессиленная. Метнула острый взгляд в сторону бросившихся к ней сына и супруга.       Даже на грани смерти она была собой — сильной, уверенной в себе и своих действиях черной тигроволчицей, единственной из самок, что пошла по пути воина. Именно уверенность и умение стоять на своем воспитывала она в Нохаво, и так презирала поздно вскрывшееся почитание людей в Тронке.       — Все к этому шло. Мы все знали это, — она заговорила короткими, обрубленными фразами, тяжело дыша. — Не так рано. Но все же. Я не потерплю человеческих соплей. От вас особенно. Мы — сильные звери. Сильные телом. И духом.       — Да, оми’ва, — сказал Нохаво, просто чтобы что-то сказать, чем-то заполнить слишком долгую паузу. Тронк сидел и тигроволк видел, как дрожат его уши, хвост, лапы, а к его морде прилипло выражение страшного горя.       — Я хочу гордиться. Вами. Даже после смерти. Ты — будущий вожак, аде’во.       И снова — долгие секунды отдыха. Нохаво застыл, словно статуя, боясь проявлять любые эмоции, сбить Ионва с речи. Она опустила голову на лапы, прикрыла глаза. Дыхание ее замедлилось, словно она успокаивалась после долгого бега.       — Я люблю вас обоих. Мои маленькие… обормоты…       Повисла тишина. Оба — и сын, и отец, почти не дышали, пытаясь уловить дыхание Ионва, но его не было.       Ионва, первая и единственная тигроволчица, выбравшая путь воина, способная без труда оттаскать за шкирку вожака стаи, а то и старейшину, умерла.       Ее не хоронили, как было принято в стае в последнее время. Вожак, зная о Ионва очень многое, решил провести древний ритуал «последней охоты», которым когда-то провожали погибших воинов.       К телу тигроволчицы, закованному в полные боевые доспехи, со всем оружием, принесли добычу — еще живого молодого кабанчика. Он визжал и вырывался, дрыгая в воздухе лапами, но даже щенки не улыбались, смотря на это.       Дротик вылетел из колчана и впился в глаза добычи, сразу пронзив мозг. Это был хороший удар, как раз под стать воину. Кабанчик дернулся несколько раз и затих, его тушка легла перед мордой Ионва. Тигроволки расступились, пропуская Тронка.       Лисоволк так и не надел ошейник. Вместо этого он надел тигроволчьи доспехи. Даже облегченный вариант для молодняка висел на нем, словно на вешалке, но никто не смел сейчас сказать что-либо. С совершенно бесстрастным выражением морды Тронк коротко поклонился добытчице, следом к ним подошел Нохаво, так же в полной экипировке. Перед ним в воздухе висел разделочный нож.       Добычу разделали, мясо завернули в шкуру, и следом в круг из зверей вошел вожак. Белый тигроволк ростом больше полутора метров, Данво. Он поднял лежащий на земле сверток с мясом, и коротко поклонился Ионва.       — Принимаю твой последний дар, воин и добытчик стаи. Твоя охота окончена. Теперь ты можешь отправиться в последний путь.       С Ионва сняли доспехи, оружие. Вместо них — надели матерчатую сумку, в которой лежало вяленое мясо, фляга с водой, походный нож и маленький набор лекарских принадлежностей первой необходимости. Лапы обмотали бинтами, чтобы сберечь их в долгой дороге.       Вожак отошел, заняв место в кольце. Все тигроволки как один поклонились воину, даже щенки. И, разом развернувшись, покинули поляну. В последний путь отправляют самые близкие родные — спутник жизни и дети.       Нохаво молча поднял тело матери своей силой и возложил его на сплетенный из сухого дерева стол. Его столешница была закольцована, и символизировала Бесконечный путь. Изготовить его для тигроволков было просто. Пустое пространство заполнили дрова, пропитанные алхимическим зельем.       — Пусть твой последний путь будет легок и интересен, — произнес Тронк, чей хвост предательски дрожал.       — Пусть на твоем пути не чинят препятствия твои враги и твоя добыча, — в свою очередь произнес Нохаво.       Искры, высеченные с помощью ножа и кремня, легко подожгли пропитанные горючим веществом дрова, и костер вспыхнул, сразу и весь. Отец и сын сидели перед отправившейся в последний путь Ионва, их тени плясали, подобно языкам пламени перед ними. Костер горел недолго — минуту, может две. Остался лишь пепел, который очень быстро развеялся ветром. Знак того, что ритуал проведен по всем правилам и воина приняли на Бесконечный путь.       Тронк и Нохаво взвыли, прощаясь со спутницей жизни и матерью, вкладывая в этот крик все эмоции, что их переполняли. Вой подхватили остальные члены стаи, и он еще долго не утихал.       Все оставшееся время до Великого Совета Нохаво провел, словно в тумане. Его никто не тревожил, вокруг вообще образовалась пустота, и юный тигроволк был благодарен за это одиночество. Ему требовалось смириться с произошедшим, найти в себе силы жить дальше. Ведь он — будущий вожак, ведь ему вскоре сопровождать старейшину Айво на Совет.       Но он не мог. День за днем он приходил в комнату Ионва, из которого еще не выветрился — и вряд ли выветрится — ее запах. Спал на ее лежаке, зарываясь носом в ткань, часами разглядывал предметы на полках. Он чувствовал себя маленьким, слабым щенком, что потерялся и теперь цеплялся за знакомые вещи и запахи.       Но если Нохаво еще находил в себе силы медленно преодолевать меланхолию, то Тронк впал в черную депрессию. Легко лечащие других, лисоволки не могли помочь самим себе, отчего многие тихо умирали на своих лежаках. Слишком эмоциональные они были, слишком близко принимали все утраты и потрясения, потому и вошли в Империю, где у них было чувство защищенности.       Этот день мало чем отличался от других, разве что тем, что уже завтра надо идти на Совет. Но Нохаво не чувствовал себя готовым к нему, внезапная — не неожиданная, а именно внезапная — смерть матери была чудовищным ударом. Тигроволк лишь чудом не сломался, но надломился. И зарастить надлом будет очень непросто.       Сегодня Нохаво и Тронк вдвоем лежали в комнате Ионва. Лисоволк зарылся с головой в ее лежак и тяжело дышал, словно после долгого забега. Рыжий тигроволк в который раз разглядывал игрушку, не механическую — обычную, вырезанную из дерева. Ионва сделала ее два года назад, через три месяца после того, как оправилась от полученных в схватке с браконьерами ран. Сказала, что это — для ее будущего щенка. Целый год она готовилась снова стать матерью, мастерила игрушки, думала, как обставить комнату, в общем, занималась отнюдь не свойственным для себя делом. А потом ей сказали, что яд, циркулирующий в ее кровеносной системе, убьет дитя за считанные дни.       В тот день Нохаво впервые в жизни увидел рыдающую мать. Ему с трудом удалось ее успокоить — она боялась, что даже слезы ее отравлены и не подпускала его к себе, но магам удалось убедить убитую горем самку в обратном. Но приговор был произнесен — кровь Ионва так же ядовита, как и оружие, что ранило ее. Позже, оправившись от потрясения, она говорила об этом с доброй порцией иронии, мол, теперь ее раны станут столь же опасным оружием, как и дротики в колчане.       — Она меня покусала всерьез всего однажды, — неожиданно заговорил Тронк. — Когда узнала о моем почитании людей. Когда узнала, что я преклоняюсь перед ними за их помощь нам.       Нохаво затих, внимательно слушая — до сих пор родители ничего не говорили о той ссоре, после которой лисоволк боялся подойти к жилищу ближе, чем на десяток прыжков. Это длилось долгие два месяца, прежде чем они помирились.       — Знаешь, сынок, она не стала трепать меня за холку. Не стала драть когтями. Она придавила меня к земле и чуть не откусила то, что делает нас с тобой самцами. Мол, если я настолько жалок, что готов прислуживать людям, то мои висюльки мне уже не понадобятся.       Тигроволк вздрогнул, чувствуя, как шерсть встает дыбом по всему телу. Да, мать могла — если она намеревалась ударить, то била точно. Муж потерял гордость и честь? Ну что же, значит, не будет мужа. Будет подруга.       — Вот только, не этого я испугался, Нохаво. А ярости, гнева, презрения в ее взгляде, позе, запахе. Того, что она не видела во мне члена семьи — только того, кто потерял честь. И долго еще я встречал этот взгляд… а в кошмарах он мне виделся еще дольше.       — Почему ты мне это рассказываешь?       — Я… мне кажется, это я виноват… — Тронк тяжело вздохнул. — Не смог уговорить ее отправиться на лечение… может быть, помогло бы.       — Она могла отказаться только если плата с ее точки зрения была слишком большой, — осторожно заметил Нохаво.       — Да нормальной она была! — в бессильной ярости взвыл лисоволк, вскочив на лапы. Шерсть вздыбилась, он оскалил клыки, прижимая уши и смотря куда-то вверх, словно пытаясь докричаться до Ионва. — Всего лишь должен был пару месяцев поработать словесным лекарем! Два месяца! Да, на окраине Империи, но всего два месяца! Почему она отказалась? Почему?!       Нохаво промолчал. Он понимал, что отец знает причину, и он сам знал. Ионва бы скорее проткнула себе сердце дротиком, чем позволила бы супругу прислуживать людям. Но в душе тигроволк соглашался с отцом и так же отчаянно выл «почему?!».       А Тронк рыдал. Бессильно подвывал, зарывшись в подстилку на лежаке, вздрагивал, всхлипывал — совсем как человек. Поэтому Ионва требовала, чтобы они были спокойны, именно из-за того, что и тигроволки, и лисоволки рыдают так же, как и люди.       Нохаво не мог позволить себе слез, он должен был скоро идти на Великий Совет, вместе с Айво и двумя другими старейшинами. Данво оставался следить за стаей. Молодой тигроволк не имел права лить слезы сейчас. Великий Совет собирается очень редко и по очень важным вопросам. И нынешний был чуть ли не таким же важным, как тот, на котором обсуждали возможность Катастрофного прорыва магии.       Не выдержав, рыжий самец покинул жилище, на мгновение остановился у входа, посмотрев на доспехи Ионва, стоящие на стойке, и отправился к любимой полянке. Ему требовался отдых, нужно был расслабиться и настроиться, хоть он и сильно сомневался, что у него получится.       Поляна была такой же, как и обычно — высокая трава в окружении деревьев, шелест листьев на ветру. Здесь Нохаво любил просто лежать, ни о чем не думая, отдыхая телом и разумом. Именно то, что ему было сейчас нужно. Приподнявшись на задних лапах, тигроволк шумно вдохнул, отведя уши назад, и не смог сдержать недовольного оскала — кто занял его место. Кто-то лежал в траве, и это был незнакомец, что уже было невероятным. Тихо фыркнув, молодой самец с шумом начал нюхать воздух, пытаясь понять, кто же посмел нарушить границы стаи.       Странные запахи, никак не ассоциирующиеся с лесом или городом. Запах… нагретой чешуи? Такой Нохаво чуял лишь однажды, когда ему встретился драконий вестник. Но тот уже прилетал, и ему сейчас нечего было делать. Невольно обернувшись, словно ожидая увидеть сопровождение из воинов-хранителей, тигроволк медленно пошел на запах, не особо скрываясь. Это земля его стаи, и не ему таиться от нарушителя!       — Нохаво Рыжий? — раздался тихий, немного шипящий голос, и над травой поднялась зеленая змеиная голова на длинной шее.       — Назови себя, нарушитель, — тигроволк поморщился — Рыжим его звали только драконы. Любят они присваивать прозвища.       — Шоэс Стелящийся, вестник. Я ожидал тебя здесь.       — Что тебе нужно, вестник драконов? — Нохаво не спешил расслабляться. Ему не нравилось, что Шоэс просто прилетел и даже никого не предупредил.       — Сначала просить прощения. Мы опоздали с помощью Ионва Воительнице, — Шоэс склонил голову, раскрыв крылья над собой, а сердце тигроволка кольнула боль.       — О чем ты говоришь?       — С нами связался Айво, за час до смерти твоей матери, — почему-то прошептал Шоэс. — Мы спешили, но опоздали. Она уже умерла. Я… видел ритуал.       Нохаво не слышал последние слова вестника, судорожно считая в уме. Он успел на последние слова матери, минут пятнадцать, даже меньше — точно сказать он не мог. Но Айво связался с драконами раньше. Почему он не отдал приказ найти его сразу?       «Дурак! Конечно же, понятно, почему! Он надеялся, что драконы успеют, и не хотел паники!»       — Почему ты говоришь тихо, Шоэс Стелящийся? — так же прошептал Нохаво.       — За нами следят, будущий вожак. Эта информация только для тебя, Нохаво Рыжий.       И снова в голове тигроволка закрутились шестеренки. Он сразу понял, что Шоэс действует чуть ли не вопреки приказу или совету, неважно. Главное — предполагалось, что он, Нохаво, ничего не узнает об этом. Почему? Снова этот вопрос. Принюхавшись, благо ветер постоянно менял направление, он смог учуять знакомый запах.       — Найва, что ты тут делаешь? — вестник скрылся в траве, не потревожив ни единой травинки, а тигроволк повернулся к предполагаемому месторасположению самки.       — Во время твоего траура прилетали драконы, — из-за дерева вышла Найва. — Их прилетело трое — два взрослых, один из которых был целителем, и вестник. Когда они улетели, один из воинов-хранителей заметил, что с ними не было вестника.       — Ты думаешь, он мог скрыться здесь?       — Всем известно, что это — твое место, Нохаво, — Найва окинула взглядом поляну. — И что у тебя траур. Если он хотел скрыться поблизости от нашего селения — лучше места не найти.       — Зачем это делать драконам, Найва?       — Мне это неведомо, но наши границы должны соблюдаться. Впрочем, поиски вестника — не моя задача, — самка чуть склонила голову набок, а Нохаво мысленно укусил себя за хвост. Он только что фактически сдал Шоэса.       — И что же за задача привела тебя сюда? — с легким холодом в голосе спросил тигроволк, смотря тигроволчице в глаза. Та почти сразу отвела взгляд в сторону.       — Старейшина Айво хочет говорить с тобой, Нохаво. И, раз уж ты здесь уже побывал, то вестника тут искать смысла нет — вряд ли бы он укрылся от твоего носа и уха.       Довольно грубый комплимент, но вместе с тем, Найва дала понять — в случае чего, все подозрения падут именно на рыжего самца. Тигроволк тихо фыркнул и направился к селению. Поравнявшись с самкой, он потерся о ее бок своим, показывая, что несмотря ни на что они еще близки, а он ей доверяет. В ответ она ткнулась мордой в его плечо и тихо фыркнула, после чего пошла следом, держась чуть позади.       У жилища Айво она отстала, сев в стороне от выхода, а Нохаво, собравшись с духом, отодвинул лбом занавеску и переступил порог.       Старый тигроволк лежал боком к входу, перед ним лежал свиток со сломанной печатью. Старейшина был внешне расслаблен, но в воздухе витал запах напряжения и тщательно сдерживаемого раздражения. Рыжий самец сел недалеко от порога.       — Шоэс уже рассказал тебе все, не так ли? — не поворачивая головы, спросил Айво. Потратив несколько мгновений на раздумья, Нохаво произнес:       — Да, старейшина.       — Тронк сейчас не в себе, и скорее всего, все забыл. Он должен был передать тебе мою записную книжку, после того, как ознакомится с записями сам. Обязательно возьми ее, это важно.       — Да, старейшина.       — Прежде чем мы начнем обсуждать основную тему, я хочу спросить — какими ты считаешь мои действия?       — Я бы поступил так сам, старейшина, — не секунды не раздумывая, ответил Нохаво.       — Не сказал бы никому ни слова, связался с драконами сам, игнорируя правило о Помощи извне, опираясь лишь на чуть изменившийся запах и странный взгляд?       Молодой тигроволк напрягся, обвив лапы хвостом.       — Она бы жила еще, понимаешь, Нохаво? — надтреснутым голосом произнес Айво. — Я надеялся на ее благоразумие, на ее привязанность к вам с Тронком. Но она просто перестала принимать отвар. Думаю, она сливала его в канал.       — И я, кажется, знаю, почему…       — Конечно, знаешь, так же как и я. Если бы информация о Великом Совете была объявлена перед всеми — она бы подождала еще немного, и умерла бы после того, как ты уедешь. Просто чтобы не портить тебе настрой перед ним, — гигант на несколько секунд затих, словно собираясь с силами, и вдруг рявкнул. — Вздорная девчонка! О чем ты думала, когда решала закончить свою жизнь досрочно?! Впрочем, я знаю, о чем…       — Член стаи не должен быть обузой для остальных, — прошептал Нохаво, чувствуя, как земля уходит из под лап. Снова.       — Я хочу задать тебе один вопрос, Нохаво. Ты хочешь идти на Совет?       — Почему вы все это мне рассказали сегодня?       — Потому что еще вчера я не был уверен в своих выводах. Три дня назад я был уверен, что плохо изученный яд желтоногого сверчка просто оказался сильнее магического отвара. И только сегодня я, опросив половину стаи, выяснил, что Ионва вот уже месяц как регулярно посещала выход канала на поверхность.       — Почему сегодня?       — Потому что я не хочу, чтобы между нами появилось недоверие, Нохаво. Да, когда ты станешь вожаком, я уже отправлюсь в Эфир, ну или на Бесконечный путь. Но я не хочу, чтобы ты думал обо мне, как об… интригане, — последнее слово Айво словно выплюнул, оскалив клыки.       — Старейшина, — тигроволк подошел к белому зверю. — Айво, я никогда не считал и не буду считать тебя кем-то, кто скрывает информацию. Да, ты не нравился моей матери, но только из-за того, что слишком много общался с людьми. И то, даже она признавала, что ты не перенял ни одной их черты.       — Она, наверное, не рассказывала, но это я ее учил, — пробормотал старик.       — О, правда? — Нохаво удивленно склонил голову, навострив уши. — И… какой она была?       — Язвой, — фыркнул Айво. — Правда, не такой, как Лиова, она протестовала тихо. И я первым порекомендовал проверить ее на возможность идти путем воина. Шуму было…       Нохаво осторожно прилег рядом, слушая ворчание старого белого тигроволка. Сейчас тот совсем не был похож на мудрого старейшину, скорее на дедушку, вспоминающего молодость. В этом было что-то… теплое, что заполняло опустошенную душу.       — Думаю, ее отец бы челюстью сделал еще одну Бездонную пропасть, если бы узнал, каким путем она идет. А узнав, с кем семью создает…       — А каким он был, дедушка?       — Мирным, спокойным, любил возиться с механизмами. Боевой характер Ионва унаследовала от своей матери, Нохаво.       Столь краткая характеристика не удивила тигроволка. Тигроволки вообще обладали очень странным отношением к предкам — они их почитали, но все их решения, все их достижения были обезличены. То есть, известно, что кто-то когда-то создал, допустим, механический арбалет. Но кто — неизвестно. Так повелось уже давно, когда считали, что таким образом удастся избавиться от присущего людям консерватизма и привычки следовать идеям и принципам своих прямых предков. Когда не знаешь, был ли твой дед воином или механиком, когда нет династий, дети развиваются по-другому. Каждый сам выбирает, кем он хочет стать, бывает и так, что молодой тигроволк перебирает по десятку занятий, прежде чем выбирает то единственное, чему готов посвятить всю жизнь.       С тех пор прошло много времени, но традиция обезличивания осталась. Дети не знали имен своих предков, только родителей, родители почти ничего не рассказывали о своих отцах и матерях. Нохаво подумал, а не является ли Айво его родственником? Это было возможно. Конечно, люди считали такие традиции чудовищными, но… за десятилетия никто так и не заикнулся об ее отмене. Хотя любой мог высказаться, и скорее всего, его бы поддержали. Рыжий самец подумал, а не попались ли они в ловушку консерватизма, сами того не заметив? Ведь они поступают так, как поступали их предки многие столетия назад.       Хотя, конечно же, был и плюс. Любой щенок мог скакать вокруг какого-нибудь старика с воплями «дедушка-расскажи-сказку», и старик обязательно расскажет, если не слишком занят. Маленькие щенки — дети всей стаи.       А родовые древа ведут старейшины. Причем как-то хитро, каждый старейшина знает, кто был предком другого, но своих — нет. Как это возможно с учетом переплетений семей, было трудно понять… Да и, так ли это важно? Нохаво был уверен, спроси он сейчас прямо, как звали его дедушку с бабушкой, Айво спокойно ответит. И любому другому ответит. Но зачем? Зачем сбивать умерших с Бесконечного пути? И его мать надо бы уже перестать звать по имени, не отвлекая ее от Вечного путешествия. Нохаво вдруг понял, что его отец уже неделю как не произносит имени своей супруги. Наверняка и в мыслях его она достаточно обезличена, любимая спутница жизни…       — Нохаво, я повторю вопрос — ты хочешь идти на Совет?       Рыжий тигроволк посмотрел вверх. Сейчас он не чувствовал себя таким же разбитым, как полчаса назад. Сейчас он понимал, что просто обязан быть достойным своей матери, чтобы она гордилась им даже в Вечном путешествии.       — Да, старейшина Айво. Я готов.       — Хорошо. Все, что нужно, уже собрано. Завтра мы выходим, с нами идут старейшины Ройво и Танво.