Лиса

Пятница стала поистине знаменательным днём — я впервые сама нашла прямую дорогу до Большого Зала, не прокатившись на своевольной лестнице, не угрожая портретам и не пытаясь отпинать доспехи. В это утро мне пришло письмо от Римуса — его принёс Рэй, сапсан, которого я три года назад нашла в лесу с перебитым крылом. И который неделю назад наотрез отказался путешествовать в птичьей клетке. Это было существо настолько же своенравное, насколько, наверное, и я сама. И в этом случае я поддерживала идею о том, что питомец похож на своего хозяина — у нас с ним была именно что дружба. Мы даже на охоты вместе ходили — Рэй высматривал добычу, я подкрадывалась и нападала, независимо от того, лисой я была или человеком. Сириус написал о том, что удивлён моим зачислением на змеиный факультет. Римус предложил выслать несколько тёплых кофт и плед, чтобы я не заболела. Оба в постскриптуме сошлись на том, что мне не стоит переживать из-за Слизерина и что это не помешает мне полюбить школу и найти друзей. Я дочитала письмо, молча окинула взглядом собравшихся за столами однокурсников и пришла к выводу, что если я кого-то себе здесь и найду, так это жертв. И стаю, — добавила для самой себя я, зацепившись взглядом за подошедших к завтраку Нотта и Забини. С ними шёл светловолосый, практически выбеленный мальчишка — его звали Драко Малфой, и это была та самая куница, которая сцепилась тогда с рыжим псом. Нас познакомил Забини вчера ночью, когда мы вместе возвращались с Астрономической Башни. Если не брать во внимание его заносчивость и врождённый высокомерный цинизм, с этим человеком вполне можно было иметь дело. Чем я, собственно, и занялась, общаясь с ним вчера на гербологии, целенаправленно и, безусловно, случайно опрокинув на него кружку с водой для полива мандрагоры. Специфический метод знакомства, но, что характерно, действенный. Малфой, Нотт и Забини, поздоровавшись, расселись рядом со мной, продолжая свой разговор о том, как смехотворно выглядит наш преподаватель по ЗоТИ. Эту тему я просто не могла не поддержать, и за активной дискуссией, преисполненной насмешек, мы позавтракали и вернулись в подземелья. В классе, где на полках стояли стеклянные банки с заспиртованными животными, было не особо уютно и довольно прохладно — пробыв там несколько минут, я почувствовала, что у меня замёрзли руки. Профессор Снейп появился неожиданно и резко, и появление его заставило невольно вздрогнуть. Он производил впечатление таинственного, возможно, страшного человека — подол его мантии развевался, словно крылья, и весь его вид был настолько мрачным, что он словно олицетворял тьму. Он прошёл вдоль рядов парт и замер возле учительского стола, суровым взглядом окинув собравшихся. Все оторопело смолкли, и мне казалось, что в этой тишине я слышала, как дышат сидящие рядом Нотт и Забини. Его взгляд задержался на мне — цепкий, колкий и словно ледяной. Он смотрел на меня так, будто пытался что-то увидеть в моём лице. Что-то, что имело для него значение. И это казалось странным — от напряжения я забыла дышать и стояла, словно заколдованная не произнесённым ступефаем. А потом профессор отвёл взгляд и заговорил, и оцепенение немного спало. Он провёл перекличку, на несколько секунд задерживая взгляд на каждом присутствующем, и я неосознанно напряглась, когда он назвал моё имя. Но на этот раз его взгляд едва скользнул по мне, совершенно бесстрастно и холодно. — Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку, — начал он. Я, можно сказать, прониклась. Звучало многообещающе. — Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки, — продолжил профессор, бесстрастно оглядывая собравшихся. — Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но все это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки. Нет, всё-таки я прониклась. Тишина, которую никто во время его речи не осмеливался нарушать, теперь стала абсолютной. Кто-то многозначительно переглядывался, девочка с гриффиндора нетерпеливо ёрзала на стуле, вызывая откровенное раздражение. И, судя по взгляду преподавателя, не только у меня. — Поттер! — неожиданно окликнул меня он, заставив встрепенуться. — Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни? — Полынь сильное снотворное, златоцвет ядовит, — ненамеренно оттягивая время ответа, я усиленно пыталась вспомнить, чему меня учили дома. — Из них можно приготовить напиток Живой Смерти, сэр. Презрительное выражение на лице профессора не дрогнуло ни на мгновение. — А если я попрошу вас принести безоаровый камень, где вы будете его искать? — невозмутимо продолжил он, но на этот вопрос я давно знала ответ. — В ближайших горах, сэр, — и, заметив, что ему не понравилась формулировка ответа, уточнила: — безоар это отложение, которое образуется в желудке диких козлов, чаще всего у горных. Их, соответственно, ищут в горах. Он едва заметно приподнял брови, не скрывая скепсиса. — Хорошо, Поттер, а в чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха? — Я понятия не имею, что такое клобук монаха, но аконит, волчья отрава, имеет множество названий, поэтому я смею предположить, что разница здесь только в названии, — неуверенно, но чётко проговорила я, стараясь не дрожать под его тяжёлым взглядом. — А растение одно. Профессор окинул взглядом класс и коротко приказал: «записывайте». Перья тотчас заскрипели по пергаменту. Зельевар искоса посмотрел на меня, как будто оценивающе. Колким, холодным взглядом. Зато теперь я точно знала, кто он. Он не змея, нет. Он — коршун.