Лиса

Сириус, выслушав историю о философском камне, пришёл в бешенство и пропал из дому, хлопнув дверью так, что она слетела с петель. Вернулся через три дня пьяный и грязный, как маргинал, пинком впечатал дверь обратно в проём и молча уставился на меня таким взглядом, от которого мне саму себя стало жаль. Лестница тихо скрипнула от шагов, а вскоре показался и Ремус — уставший и бледный, словно не спал несколько ночей. Спустился и, подойдя ко мне, он вдруг в торжественном молчании вручил мне старую потрёпанную мантию. — Это намёк на то, что мне пора устроить стирку? — я не без скепсиса перебрала пальцами ткань, кажется, это был бархат. — Если что, я завтра собиралась. — Рем, ты уверен? — хмуро спросил Сириус, окинув мантию таким взглядом, как будто она значила нечто гораздо большее, чем старый кусок ткани. — Она ещё маленькая… — Она уже взрослая, — вдруг твёрдо ответил ему Ремус, и одним движением развернул мантию. — Джемма. Запомни одно: эта мантия единственная в своём роде, и никто не должен знать, что она у тебя. — Она краденая? — с опаской переспросила я, недоверчиво потянув за подол и осмотрев узор. Мелкий и частый настолько, что и различить нельзя было, он был похож на какую-то ажурную паутину и почему-то отливал серебром. Сириус вдруг фыркнул и усмехнулся. — Эта вещь принадлежала твоему отцу и всему твоему роду, — серьёзно заявил Рем и неожиданно накинул её мне на плечи. Ткань была прохладной и мягкой, настолько лёгкой, что почти не чувствовалась на теле. Задумавшись, я нащупала капюшон и накинула на голову, и в этот момент Сириус вдруг взял меня за плечи и развернул к зеркалу. И… у меня не было отражения. Меня — не было.

***

Сентябрь наступил слишком быстро. В последнюю ночь луна была полной, и Сириус, не раздумывая, аппарировал со мной с первым волчьим воем. Это случилось в полночь, и до рассвета мы с ним просидели на берегу Темзы, доедая черничный пирог, который Ремус успел приготовить к отъезду. Сириус старался отвлечь меня и рассказывал о звёздах, которых в городе совсем не было видно. Я задремала на Андромеде, и проснулась, когда солнце уже обжигало кожу. Сириус сидел рядом, пил кофе из простого картонного стакана, и приятный горьковатый запах щекотал нос. — О чём думаешь? Он дёрнулся от вопроса, и поджал губы в усмешке. — Как у тебя дела с французским? — Мне больше нравится болгарский, — уловив странную, но вполне вероятную мысль, я пожала плечами. — Там и деревьев больше. Я читала, что в Болгарии у оборотней больше прав… почему вы с Ремусом остались в Англии? — Не спрашивай, — как всегда глухо выдохнул Сириус, и отпил кофе. — В жизни много правил, и многие мы не в силах изменить. — Как и не изменить то, что я должна ехать в Хогвартс, да? — я усмехнулась, и он скривил губы в кривой ухмылке. — Или как-то, что война начнётся снова? Встрепенувшись, он сурово посмотрел на меня. Я отвела взгляд. Днём Темза казалась мутной и грязной, и в жару от неё сильно веяло тиной. — Ты подслушивала? — Вы не одни, кто говорит об этом. Он не ответил, и в тишине было слышно, как гудит на том берегу мёртвый огромный город. Настроение неизбежно падало, запах тины забился в нос, заставляя кривиться. Чемодан, лежащий на траве, казался неподъёмным камнем, который мне вот-вот предстоит взвалить на свою душу. Сириус поднялся молча, словно не найдя слов, и так же молча протянул мне ладонь, другой рукой обхватив потрепавшуюся от времени ручку. От встряски потемнело в глазах, и я чуть оступилась, коснувшись ногами мощёной камнем платформы. Сириус, лёгким движением забросив мой тяжелейший чемодан в один из вагонов, обернулся и, присев на одно колено, положил ладони на мои плечи. — Пообещай мне, что если вдруг в школе начнётся какая-то дрянь… — серьёзным голосом начал он. — Я не буду вам об этом писать, — не сдержавшись, я фыркнула и мотнула головой, пытаясь развернуться и вырваться. — Да знаю я, — почти раздражённо фыркнул он, легко повернув меня обратно, и заглянул в глаза с какой-то странной жалостливой улыбкой. — Лисёнок, если почувствуешь опасность, не стесняйся бежать. Твоя жизнь дороже твоей чести. — Сириус, ты забыл, что я слизеринка. У нас не принято быть отважными. Вдруг Сириус засмеялся родным, лающим смехом, и я не сдержала улыбки. В холодном, сыром от тумана Лондоне как будто на мгновенье случилось тёплое лето.