***
Пышный праздник заполнил все уголки Менегрота, не оставив равнодушным никого из дориатрим. Прекрасная золотоволосая невеста и любимец двора Келеборн, по всеобщему мнению, были идеальной парой, невзирая на происхождение Алатариэль. Коридоры и переходы украсились цветами; их пышные гроздья свешивались с потолка, а нежные лепестки кружились в воздухе и оседали на пол. Яркие светильники мягко мерцали в розовом и белоснежном цветочном кружеве, как крохотные звезды. Сотни фонтанов искрились в их свете, маня присесть на мраморный бортик. Главный зал Менегрота сиял ярче света Анора, отражаясь в драгоценных камнях, переливавшихся на стенах. Огромные ветви бука, раскинувшиеся над тронами, прятали бесчисленных птиц, поющих нежные песни и перепархивающих с ветки на ветку. А над головой вместо потолка разверзлось бескрайнее звездное небо. Элу и Мелиан восседали на высоких резных тронах, благодушно взирая на своих подданных. Финрод сидел рядом с ними, на ступеньку ниже стоял небольшой трон, принадлежавший Лютиэн. Сейчас он был пуст — принцесса не любила сидеть здесь, предпочитая на празднике танцевать и петь. Свадьбы часто игрались в Менегроте, но ни одна в пышности не могла сравниться с этой. Молодожены не сводили друг с друга сияющих глаз, не размыкая рук, которые соединили Финрод и Тингол. — Мне до сих пор не верится, что этот день наконец наступил, — жарко шепнул на ухо Артанис Келеборн. — Этот год стал самым долгим в моей жизни. — А мы не можем уйти незамеченными? — с надеждой в голосе прошептала Алатариэль, чувствуя, как от шеи вниз бегут сладкие мурашки. Эти месяцы, наполненные бесконечной нежностью, тайными встречами и робкими поцелуями, подошли к концу, заставляя истомившихся эльфов жаждать первой ночи, как умирающий от жажды ждет глотка воды. Келеборн осторожно погладил тонкий ободок на пальце любимой, словно все еще не веря, что теперь она принадлежит ему и никто не сможет отнять у него это счастье. — Мы должны станцевать еще хотя бы пару танцев, — с тоской в голосе ответил Келеборн, вспомнив, как несколько дней назад они с Трандуилом собирали кровать в покоях, отведенных молодой паре на первое время. — Надеюсь, ты просветишь меня потом, — подмигнул друг, прикручивая последний витой столбик. — Не у отца же об этом спрашивать! — Почему бы и нет? — подмигнул Келеборн. — Не думаешь же ты, что я стану делиться с тобой подробностями своей личной жизни? — Именно так я и думаю, — рассмеялся Трандуил. — А если серьезно, то я желаю тебе счастья и даже немного завидую. Едва ли мне светит то же с принцессой. — Уверен, в Белерианде уже родилась та дева, что станет твоей единственной, — серьезно проговорил Келеборн. — Может быть, и родилась, — хмыкнул Трандуил, сдув с лица белые волосы. — После твоей свадьбы, видимо, надо к Кирдану наведаться, в Дориате я уже всех знаю! Гул в зале нарастал, эльфы расходились, образуя огромный круг, в середину которого вышли молодожены. Не размыкая рук, они прошли вперед и, останавливаясь в центре зала, повернулись к Мелиан, которая шла к ним. В волосах ее горели многочисленные камни, окутывая голову майэ мягким сиянием, длинный шлейф переливающегося платья с легким шорохом тянулся по темно-зеленому мрамору пола. Владычица улыбнулась эльфам, не сводившим с нее глаз, и взяла в узкие ладони их переплетенные руки. — Пришло время и моего благословения. — Мелиан поочередно посмотрела в светящиеся лица влюбленных. — Мне не дано прозреть будущее ясно и четко, но я вижу, что брак ваш благословлен самими Валар. Будет он прочным и крепким и принесет с собою радости больше, чем горя. Хотя и его придется испытать вам, но испытания эти лишь укрепят ваш союз. Будьте счастливы! — Будьте счастливы! — эхом повторили эльфы, дружно ахнув, когда все светильники в зале, повинуясь взмаху руки королевы, погасли, лишь яркий свет Итиль, что сияла прямо над головами, разлился по залу, освещая оставшихся в серебряном круге Келеборна и Алатариэль. Нежная музыка полилась, казалось, отовсюду, полная обещаний, манящая, призывающая любить. Пара бесшумно закружилась по залу, окутанная звездным сиянием, будто и сами они стали на время двумя светилами, источавшими серебряный свет. Стихли все разговоры, эльфы восхищенно следили за танцующими, и музыка словно следовала за ними, а не наоборот. Сколько времени длился этот танец, не смог потом сказать никто, но когда вновь вспыхнули все светильники, собравшиеся удивленно переглянулись, словно очнувшись от колдовского наваждения. Келеборн и Алатариэль удалились почти сразу же после танца, поклонившись Владыкам и Финроду, не обращая внимания на понимающие улыбки, расцветшие на лице у каждого второго. Длинный коридор казался бесконечным, и в то же время закончился слишком быстро. Дверь тихо закрылась, отсекая шумный дворец от молчаливых покоев. Ветер колыхал занавески, скрывавшие огромное, во всю стену, окно. Ни один светильник не горел, оберегая стыдливую невинность, позволяя разглядеть лишь силуэт кровати. Но она все равно притягивала к себе взгляд, волнуя, маня и пугая одновременно. Алатариэль, поглощенная своим волнением, не заметила, как выскользнула ее рука из ладони мужа. Как сама она сделала несколько шагов вперед и замерла, неосознанно обхватив плечи руками. Келеборн тихо встал позади, подняв руки и осторожно вытягивая длинные заколки из сплетения ее золотых волос. Одна за одной они с тихим звоном падали на пол, и вот уже волосы тяжелой волной упали вниз, закрывая спину. Келеборн подался вперед, зарываясь в них лицом, кладя ладони на талию, легонько притягивая любимую к себе. Она потянулась навстречу с тихим вздохом, накрывая его руки своими, откинув голову ему на плечо. Смущение накрыло душной волной, когда его руки скользнули по плотной серебряной вышивке вверх, останавливаясь на груди и робко замирая. Он чувствовал, как под его ладонью бешено бьется родное сердце, грозя пробить грудную клетку. Бьется так же часто и сильно, как и его. Осмелев, Келеборн легонько сжал небольшие округлости, целуя волосы, найдя кончик острого уха и прикусив его. Алатариэль вновь накрыла его руки, и он испуганно замер, боясь, что слишком спешит. Но она ненадолго задержала свои ладони, одним движением перекинув золотую копну через плечо, открывая доступ к тугой шнуровке, начинавшейся у основания тонкой шеи и спускавшейся по позвоночнику. Келеборн понятливо потянулся к тесьме, чувствуя, как подрагивают пальцы, путаясь в сплетении серебряных нитей. Одна за другой они поддавались ему, обнажая спину, и он целовал ее, — каждый дюйм появлявшейся перед ним кожи. Последняя петля распустилась, вынуждая встать на колени и припасть долгим поцелуем к углублению в конце позвоночника, положить горящие ладони на прохладную кожу талии, позволить себе погладить ее, спускаясь к животу — и снова наверх, к груди. Алатариэль судорожно стиснула платье, прижав его к груди, но через мгновение выдохнула, опустив руки. Она прикрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула, прогоняя разраставшуюся панику, и заставила себя повернуться к мужу, поднимая на него взгляд. Он смотрел на нее пристально и очень серьезно, тяжелое дыхание разрывало тишину, опаляя губы. Алатариэль потянулась к нему сама, целуя мягко, но требовательно, прижимаясь к нему тонким обнаженным телом, запуская руки в шелк серебряных волос. И робость отступила. Ушло смущение, сменяясь всеобъемлющим чувством единения. Чувством, что теперь они действительно стали мужем и женой, связав свои жизни навсегда. — Галадриэль… — прошептал Келеборн, крепко её обнимая. — Моя Галадриэль.***
Меж тем пир продолжался, постепенно выплеснувшись из главного зала в коридоры и закоулки Менегрота. Рассыпавшись на тесные компании, эльфы разбрелись кто куда, оглашая королевский парк взрывами смеха. Музыка то и дело начинала звучать под деревьями, и туда тянулись хмельные эльфы, прихватив из зала бутылочку-другую вина. Но были и те, кто предпочел остаться в зале, раскинувшись на мягких диванчиках и креслах, отдавая должное королевским погребам и наслаждаясь танцами. А точнее, танцем, в котором кружилась сейчас беспечная принцесса Дориата. Длинный подол белоснежного платья то и дело взлетал вверх, выставляя напоказ изящные лодыжки, на которых звенели тонкие серебряные цепочки. Руки рисовали сложный узор, за которым невозможно было уследить. Она чуть запрокинула голову, позволяя черному шелку волос струиться по спине, легкая улыбка блуждала на чуть приоткрытых ярко-красных губах. Она кружилась и кружилась, не зная усталости, уверенная, что за ней наблюдают, — а значит, останавливаться еще рано. Трандуил плеснул себе легкого вина и, не обратив внимания на образовавшуюся рядом с бокалом лужицу, сделал небольшой глоток, с усилием отведя взгляд от Лютиэн и посмотрев на застывшего рядом Даэрона. Неужели сам он только что выглядел так же? Горящий взор следил за малейшим движением, пытаясь охватить всю фигурку разом. Неподалеку в той же позе застыл и Синголло, подперев подбородок рукой. Трандуил вновь перевел взгляд на Лютиэн, чувствуя, как снова и снова попадает под колдовскую власть ее красоты. Могла ли хоть одна дева в Дориате сравниться с ней? Едва ли. Ороферион тихонько вздохнул и посмотрел дальше, за спину принцессы; туда, где в полумраке сидели его родители. Орофер нежно обнимал Эннель, не обращая ни на кого внимания. Если бы не ее настойчивость, они бы наверняка остались дома, но Эннель справедливо заметила, что скоро ей будет не до праздников, и Орофер, смирясь, отступил. Заметно округлившийся живот жены советника приковывал взгляды окружающих; легкие толчки выдавали скорое намерение его обитателя появиться на свет. Появления этого ребенка Трандуил ждал едва ли не сильнее, чем его родители. Странное чувство наполняло его при одном взгляде на упругий живот, в котором росла новая жизнь. Еще одна родная фэа, существо, в котором будет течь точно такая же кровь. У которого будут такие же уши, ноги-руки, нос и глаза, но которое будет совсем другим. Со своими мыслями, желаниями, стремлениями. Впервые юный синда задумался о том, какое же на самом деле это чудо — появление новой жизни! Силуэт танцовщицы заслонил родителей, и он невольно попытался представить Лютиэн носящей его ребенка… Мысль показалась настолько абсурдной, что он покачал головой, зажмурившись. Вероятно, сегодня пить больше не стоит. Слишком уж странные мысли приходят в хмельную голову. Поднявшись и слегка пошатываясь, Трандуил кивнул родителям и покинул зал.***
Дождь начался внезапно. Еще пару минут назад сияло солнце, а теперь почти бесшумной стеной с небес хлынула вода. Широкие листья лип поминутно кивали, сбрасывая на землю тяжелые капли. Комната мигом наполнилась густым запахом земли, ветер ворвался в комнату, надув парусами невесомые занавески, принеся с собой долгожданную прохладу. Эннель слабо улыбнулась, повернувшись к открытому окну, и тут же лицо ее снова мучительно искривилось, а на губах замер безмолвный крик. Роды продолжались со вчерашнего дня, и два лекаря, постоянно сидевшие рядом, беспокойно переглядывались, поджав губы. Плод оказался слишком крупным для хрупкой эллет, хотя это и была уже вторая беременность. Дождь за окном усилился, и веер брызг полетел в комнату, оседая на кровати и лице Эннель. Один из целителей поднялся было закрыть окно, но эльфийка протестующе замычала, взглядом умоляя его оставить все как есть. Резкая боль заставила ее согнуться пополам, и животный стон прорвался сквозь стиснутые зубы. Склонившийся меж ее ног целитель что-то неразборчиво крикнул, Эннель снова застонала и тут же рухнула на подушки, тяжело дыша. Яркая вспышка осветила бледное лицо целителя и сморщенного малыша, в мертвом свете молнии казавшегося синим. Но вот зарево погасло, и крохотный эльф закричал, краснея от натуги. Закричал требовательно и громко, вызвав улыбку у находившихся в комнате. Дверь распахнулась, впуская Орофера, безумным взглядом обводившего комнату, а следом и Трандуила, испуганно замершего на пороге. В два шага преодолев расстояние до кровати, Орофер опустился на колени, беря руку Эннель в свои, тревожно заглядывая в усталые глаза. — Кто? — слабо прошептала эльфийка, глядя на пищащий сверток. — Сын! — целитель поднял малыша вверх, позволяя разглядеть все то, что отличает мальчиков от девочек. — Сын, — улыбнулась Эннель, посмотрев наконец на мужа. — У нас еще один сын. — В прошлый раз все было гораздо быстрее, — проворчал Орофер прерывающимся голосом. Счастье было столь велико, что ноги отказались слушаться и советник Тингола не мог даже пошевелиться. Трандуил осторожно перешагнул порог, не сводя глаз с малыша. Тот продолжал кричать, не давая завернуть себя в кружевные пеленки. Протянув руки, Трандуил взял ребенка, внимательно разглядывая маленькие острые ушки, клочок светлых волос на макушке и крохотные кулачки, которые неосознанно сжимал и разжимал младенец. Странное чувство росло в груди, ширясь и заполняя все вокруг, мешая вздохнуть. Трандуил протянул палец, и малыш сомкнул свои пальчики вокруг него, резко замолчав. Огромные глаза распахнулись и серьезно посмотрели на старшего брата. И в этот момент тот понял, что готов умереть за это дитя; убить любого, кто посмеет причинить ему вред, глотку зубами перегрызть тому, кто его обидит. Нежность и безграничная любовь наполнили Трандуила, и он улыбнулся, легонько коснувшись губами высокого лобика. Целитель протянул руки, и старший брат нехотя передал ему ребенка, улыбнувшись матери и отцу и тихо ступая следом. Орофер принял малыша, любуясь сыном и шепча слова благодарности жене. Последний раскат грома пророкотал за окном, и дождь перестал так же внезапно, как и начался. — Как мы назовем его? — тихо спросила Эннель. Бережно проведя кончиками пальцев по маленьким губкам, Орофер поднял глаза на жену: — Лаэррос, наш летний дождик.