Начни сначала. Огонь Дориата

              369 г. П.Э.       Ледяной ветер, казалось, был повсюду. Пробирался под одежду, находя крохотные зазоры меж ней и телом, тщетно пытавшимся удержать тепло. Трепал волосы, замораживая кончики ушей, которые к вечеру у огня оттаивали и тихонько ныли. Пальцы слушались с трудом, натянутая тетива обжигала их кончики, больно впиваясь в кожу. Раз за разом стрелы хаотично взлетали в серое небо, а лучники в надежде попасть сжимали кулаки на удачу. Они тренировались уже несколько недель, но все еще боялись своего командира как огня, ни разу не услышав пока похвалы или ободрения. Вот и сейчас высокая фигура резко выделялась на фоне снежных туч; командир лучников не обращал ни малейшего внимания на холод. Ветер трепал рыжую гриву, которую сегодня не сковывали косы и ленты. Заложив руки за спину, рыжеволосый воин раздраженно бродил по двору у самого входа в замок, то и дело неодобрительно качая головой, глядя на попытки подчиненных освоить высокие эльфийские луки.       — Натягивайте до упора! Не сгибайте локоть! Да сколько можно говорить вам одно и то же?!       — Госпожа, мы устали, может, на сегодня хватит? — робко спросил один из эдайн, высокий бородатый мужчина сурового вида. Остальные едва осмелились посмотреть в сторону эльфийки, гневно сузившей глаза. Мгновенно преодолев расстояние от стены замка до площадки стрелков, Нарэлен замерла в шаге от спросившего, меряя его презрительным взглядом. Несмотря на то что мужчина был высок даже для своего народа, он смотрел на деву снизу вверх, сглотнув подступивший к горлу комок. Выбросив руку вперед, Нарэлен забрала лук, легко согнула его и выпустила одну за другой пять стрел, с глухим стуком вонзившихся в пять мишеней, закрепленных у крепостной стены.       — Как можете вы говорить об усталости?! Вы, пережившие столь много за пределами этой крепости?! Враг не знает ни усталости, ни жалости. Он не будет давать вам отдыха, как не будет и щадить! — Звонкий голос разносился по тренировочной площадке, и эдайн опускали головы, безмолвно соглашаясь с казавшейся такой тонкой, но на деле бывшей сильнее каждого из них эльфийкой.       Они решили присоединиться к Маэдросу, справедливо полагая, что тот защитит их и поможет так же, как и люди помогут эльдар в случае угрозы. Старший сын Феанора принял их радушно, позволив селиться в Химринге и его окрестностях, эдайн же постигали ратное дело, чтобы в дальнейшем учить своих детей: не вечно же они будут жить в этой бесплодной каменистой пустыне? Когда-нибудь орки будут уничтожены, и зло навсегда уйдет из этих земель. Так говорят их вожди. И люди верят им, ведь орки — они здесь, вот они, а какой-то странный старинный Враг, которого, по разговорам, стерегут лорды Маэдрос и Маглор, — это что-то смутное, утонувшее в глубине веков. Неважное.       И потому взрослые суровые мужчины, стиснув зубы, терпели выговоры от эльфийки, признавая ее опыт и силу, без которых не победить. В памяти все реже всплывала их первая встреча, когда Маэдрос собрал всех во дворе крепости и спросил об их предпочтениях. Лучников среди пришедших с Амлахом было немало. Они молча наблюдали, как покидали двор воины, следуя за мрачным Карантиром, и радовались про себя, что им не достался этот краснокожий лорд. А стоило им увидеть выступившую из-за спины брата Нарэлен, то на лицах и вовсе расцвели улыбки.       Уже к вечеру мужчины пожалели, что не пошли следом за своими друзьями: они буквально валились с ног. Слаженная, как им казалось, стрельба из небольших черных луков вызвала у Нарэлен недоумение. Неодобрение сквозило в каждом ее жесте, но эльфийка ни одного дурного слова не сказала лучникам. Раз за разом она терпеливо отдавала команды, для начала попытавшись научить эдайн хотя бы стрелять одновременно. Не зная усталости, не чувствуя холода, она словно решила сделать из мужчин превосходных стрелков за один вечер. И если бы не Карантир, вернувшийся с изрядно потрепанными воинами, они бы стреляли до полуночи.       Время шло, мужчины освоили многие приемы, которыми обычно пользовались эльфийские лучники. Теперь они больше походили на слаженную команду и обрушивали град стрел, повинуясь не только голосу своих командиров, назначенных Нарэлен, но и кивку их головы или едва заметному движению руки. Суровые воины, они, как дети, радовались каждой скупой похвале от эльфийки, с гордостью делясь вечерами с друзьями тем, что рыжеволосая воительница кивнула им одобрительно. Не раз наблюдали люди, как они дерутся с Маэдросом, как сталь сверкает в лучах Итиль, серебрясь и вспыхивая. Как раз за разом уклоняется нолдиэ от ударов, обтекает и кружится, приседает и переворачивается, незаметно пригибается и стремительно нападает.       Только у эдайн стало получаться, как одному из воинов пришла в голову мысль попросить Нарэлен научить их управляться с большими тисовыми луками эльфов, и с того дня тяжелые тренировки начались по новой. И вот сейчас, когда они почти падали от усталости и холода, никто не посмел возразить, лучники покорно становились в стойку, пытаясь не обращать внимания на сгущающиеся сумерки.       Нарэлен смотрела на то, как кряхтят и напрягают мышцы на руках эдайн, натягивая тетиву, как дуют украдкой на замерзшие пальцы и растирают уши, притопывая на месте. Эльфийка тяжело вздохнула. Эта осень в Химринге давалась ей особенно тяжело. Раздражало всё: холод, серое небо, снег, то и дело сыплющийся из плывущих низко облаков. Как рвалось ее сердце отсюда в теплую ароматную весну! Она горько вздохнула, прикрыв на миг глаза: почему его образ все чаще возникал перед ней, будто любимый пытался сказать что-то? Так далеко. Он сейчас так далеко. И не пробиться через Завесу, не пробраться. Сколько лет они ждут и сколько будут ждать еще, прежде чем смогут встретиться?! Маэдрос категорически отказывается отпускать ее даже в Нарготронд, хотя Маглор иногда навещает Финрода. Даже близнецы свободно перемещаются по Белерианду, а она заперта здесь, в промерзшей крепости. Нарэлен стиснула зубы, подавляя раздражение, которое каждый раз прорывалось резкостью приказов лучникам. Они не были виноваты в ее тоске.       Звонкий звук рога прокатился по горной долине, отражаясь от стен и закрытых ворот. Нарэлен вдруг встрепенулась, будто очнулась ото сна, и поспешила к воротам, взмахом руки отпуская воинов в казармы. Они отошли в сторону, с любопытством наблюдая за суетой, поднявшейся во дворе. Тяжелые створки с шумом распахнулись, пропуская всадников на взмыленных лошадях. Один проехал вперед, останавливаясь перед Нарэлен, которая ласково и радостно смотрела на него снизу вверх. Меж коней метнулась огромная черная тень и бросилась к эдайн, дружно отшатнувшимся и ощетинившимся стрелами и кинжалами.       — Хуан! — властно позвал хозяин, и пес развернулся, радостно затрусив назад. Мужчины переглянулись и выдохнули, опуская оружие. Меж тем эльдар спешились, уводя с собой Нарэлен. Следом тащили туши оленей и косуль, а также пару кабанов. Приободрившись, эдайн переглянулись: кажется, сегодня будет пир!

***

      Факелы трепетали от многочисленных сквозняков, от которых с трудом спасали тяжелые гобелены. Ткань изредка шевелилась, но задерживала ледяной ветер, не давая ему проникнуть в зал. Огромные камины легко вместили целого оленя и несколько десятков уток, вращавшихся теперь на вертелах. Жир с шипением падал на угли, испуская ароматный дымок. Бочки вина, привезенные из Таргелиона, притягивали к себе жадные взгляды многочисленных жителей укрепленного замка. В конце зала на возвышении стоял огромный стол, покрытый алой скатертью, за которым расположились сейчас хозяева Химринга. Невольно они притягивали к себе взгляды: яркие, бесшабашно веселые, невыносимо красивые. Эдайн редко имели возможность видеть их вместе и теперь любовались, кто украдкой, а кто и открыто.       — Так говоришь, Амбаруссар не захотели пока возвращаться? — Маэдрос сидел откинувшись в высоком резном кресле, разметав тяжелые медные волосы по плечам.       — Сказали: сам мерзни на своих камнях, они хотят отогреться на солнышке. — Келегорм подмигнул Нарэлен, демонстративно укутавшейся в мягкую темно-синюю шаль.       — А то они не знают, что мы не по своей воле торчим здесь уже вторую сотню лет, — пробурчал Карантир, отпивая из тяжелого золотого кубка. Несколько таких он привез в подарок брату, в свою очередь получив их от гномов Ногрода.       — Будем сидеть столько, сколько придется, — отрезал Маэдрос, бросив быстрый взгляд на помрачневшего брата. — И не будем сейчас об этом. Успеем еще. Ты же не сегодня назад собираешься?       — А ты меня уже выгоняешь? — сверкнул глазами Морьо, стиснув ножку кубка в руке.       — А ты так спешишь уйти? — не остался в долгу Нельо, кладя ладонь на стол, будто собирался подняться.       — А давайте споем! — Маглор пронзительно дунул в невесть откуда взявшуюся флейту. Братья дернулись от неожиданности, многие люди повернули головы к столу, но, увидев, что ничего не происходит, продолжили трапезу. — Только не Турко, — усмехнулась Нарэлен, поднимая руки ладонями вверх. Вспомнив о «талантах» брата к пению, феаноринги заулыбались, позабыв назревающую ссору.       — Может, Хуан? — Келегорм почесал пса за ухом и оторвал ляжку кабана, протягивая ее тому. Пес осторожно раскрыл огромную пасть, взял мясо и скрылся под столом, приподняв его при этом.       — Не стоит тратить возможность заговорить на такие мелочи. — Нарэлен проводила взглядом Хуана и протянула брату пустой кубок. Тот понятливо наполнил его.       — Страшные слухи дошли до меня. — Турко наклонился к уху сестры и прошептал: — Говорят, ты невозможно сурова для женщины. И еще болтают, что тебе просто не хватает доброго мужского… Ай!       Нарэлен больно дернула брата за несколько мелких светлых косичек сразу, да так сильно, что на глазах у того выступили слезы.       — Еще раз мне такое скажешь, я тебя заставлю почувствовать мою «суровость» на себе, — прошипела она, мило улыбаясь Маэдросу, обернувшемуся на крик Келегорма.       — Действительно, слишком сурова. — На всякий случай Турко отодвинулся от сестры, потирая висок. — Тебя здесь совсем заморозило, уж и шуток не понимаешь! — Он насупился и отвернулся, взглядом разыскивая запропавшего куда-то Хуана.       — Прости. — Нарэлен положила ладошку на темно-зеленый бархатный рукав его камзола, вынуждая повернуться. — Я действительно в последнее время сама не своя… И с каждым годом беспокойство внутри растет, будто… — она сглотнула едкий ком, появившийся в горле, и продолжила: — Будто мы никогда не увидимся больше…       — Ты сейчас про белобрысого своего? — удивился Келегорм. — А что ему сделается? Сидит себе в своем Дориате да бед не знает. Вот уж действительно не пойму никогда, что ты в этом синда нашла!       — Не поймешь, пока не полюбишь, — с улыбкой покачала головой Нарэлен, поправляя сползшую с плеч шаль.       — Я уже люблю, — серьезно посмотрел ей в глаза Турко. От удивления эльфийка даже открыла рот, приготовившись слушать откровения брата.       — Люблю всей душой, и даже кажется, что мне отвечают взаимностью! — с придыханием продолжил Келегорм, проведя рукой по волосам.       — Кто же она? И как долго это все у вас? — Нарэлен подалась вперед, изнывая от любопытства. Узнать первой о сердечных делах самого ветреного из феанорингов! Да уже завтра они с Маглором сочинят на эту тему не одну балладу, благо, Келегорм уезжает нескоро и времени подразнить его будет достаточно!       — Ее имя… — торжественно проговорил Турко, прикрывая глаза: — Хуан!       — Что? Кто? — непонимание на лице Нарэлен сменилось возмущением, и она оттолкнула захохотавшего брата, надувшись и скрестив руки на груди.       — Нарэлен, ну какая любовь?! Я и любовь — вещи несовместимые! Да скорее Хуан действительно заговорит, чем я потеряю голову от чьего-то смазливого личика!       — Не зарекайся, Келегорм, ох, не зарекайся, — улыбнулась Нарэлен.       — Точно, не буду, — кивнул брат, красноречиво окидывая зал взглядом. — Посмотри, сколько здесь прекрасных дам, которых я буду любить! Кажется, вон та темноволосая аданэт на меня загадочно смотрит. Или вон та эльдиэ, что-то не припомню ее…       — Скорее гномы без бороды ходить станут, чем Келегорм изменится, — покачала головой Нарэлен, поднимаясь.       Она обошла стол, поочередно коснувшись рукой плеча каждого из братьев, и вышла в продуваемый всеми ветрами коридор. Сегодня одиночество не чувствовалось так сильно; когда рядом были братья, Нарэлен на время забывала небесно-голубые глаза и серебряные волосы своего возлюбленного. Даже осанвэ было недоступно здесь, в непроходимых горах, в крепости-оплоте, первой заставе, смотрящей на Ангбанд. Нарэлен поежилась: крепость не была видна отсюда, ее закрывали многочисленные пики, но присутствие зла чувствовалось постоянно. Легким касанием давило, выпивая по капле воспоминания о светлом и добром. Нарэлен отвернулась, мысленно пытаясь связаться с Трандуилом, но ответом ей послужила тишина. Как и всегда. Горько усмехнувшись, она плотнее закуталась в шаль и пошла обратно: проводить сегодняшнюю ночь в одиночестве, вдали от братьев ей совершенно не хотелось.

***

      Очередная весна зазвенела капелью, запахла первоцветами, пригрела теплыми лучами. Лопались тугие почки на липах в саду, выпуская наружу робкие светло-зеленые листочки, слабо шевелящиеся на ветру. Трандуил задумчиво перебирал скопившиеся на столе бумаги, удивляясь, когда их успело набраться так много. Вчера прибыли очередные гонцы из Нарготронда. Пробегая глазами по их посланиям, Трандуил тяжело вздохнул: Тингол не любил слушать рассказы об эдайн, расселившихся по Белерианду, а Финрод раз за разом просил Владыку обратить на них внимание и принять при дворе. Отложив письмо короля Нарготронда, Ороферион потянулся к отчету о передвижениях феанорингов. Давно уже опытные следопыты сновали по обширным диким землям, изредка забредая в селения, собирая слухи и домыслы, кое-что видя своими глазами. Орки плодились, и плодились быстро, с каждым днем представляя все более реальную угрозу незащищенным деревням и поселениям эдайн и эльдар. Трандуил понимал желание Тингола обезопасить своих подданных, но он никак не мог понять, почему нельзя приютить тех, кто просит крова, ведь леса Дориата были обширны и по большей части необжиты.       В распахнутое окно ветер принес холодные капли, сорванные с веток, и швырнул их в лицо эльфу. Трандуил дернулся и потер кончиками пальцев глаза, прогоняя усталость. Окинув тяжелым взглядом кипу документов, он глубоко вздохнул, представляя, что и как завтра доложит Владыке. Служба королю поглотила его, засыпав ворохом бумажек, докладов, доносов. Тьма медленно, но верно сгущалась вокруг Дориата, а Тингол равнодушно взирал на это, отмахиваясь от тревожных вестей. Иногда Трандуил с трудом сдерживал себя, чтобы не возразить Владыке, не вступить с ним в спор. Но предостерегающий взгляд отца каждый раз успевал остановить его. Белег все реже появлялся в Менегроте, стараясь не попадаться на глаза Элу после того, как довольно-таки резко высказал свое мнение. Маблунг отмалчивался, поджимая губы и мрачно качая головой. Келеборн, наряду с Саэросом занятый внутренними делами королевства, полностью поддерживал Тингола. У кого искать поддержки? Трандуил глухо застонал и уронил голову на сложенные руки: как же он устал! Вместо того, чтобы наслаждаться весной и бродить по лесу, даже если нет возможности покинуть его, он дни и ночи коротал во дворце, пытаясь склонить короля к послаблению закона, делавшего невозможным его счастье! Он крепко зажмурился — так сильно, что перед глазами заплясало пламя, пульсируя и искрясь. Он дождется. Как только Нарэлен приедет в Нарготронд, Трандуил покинет Дориат. Неважно, что скажут на это отец или Тингол.       — Трандуил? — тихий голос брата вырвал его из задумчивости. Лаэррос прикрыл за собой дверь и прошел вперед, опускаясь на соседнее кресло. Чуть склонив голову на бок, Дождик обеспокоенно осмотрел старшего брата, отмечая глубокую морщину, прорезавшуюся между бровей, и темные тени под глазами, вызванные бессонницей. — Я не помешаю тебе?       Трандуил, в свою очередь, не мог налюбоваться младшим братом, давно перешагнувшим пору детства и превратившимся в мужчину. Со временем разница в возрасте, и ранее бывшая незначительной, окончательно сгладилась.       — Ты никогда не мешаешь мне, Дождик, — улыбнулся Трандуил, с радостью отвлекаясь от дел. — Наоборот, я удивлен, что ты нашел время, чтобы зайти ко мне. Мама говорила, ты теперь живешь в лесу Нэльдорет и редко появляешься дома.       — Я живу с энтами сейчас, — подмигнул Лаэррос, глядя на удивленного брата. — Я и еще несколько синдар. Они учат нас слушать деревья и помогать им.       — Не думал, что тебе когда-либо станет интересно следить за деревьями, — недоуменно пробормотал Трандуил, с горечью понимая, как мало он знает о младшем брате! — Разве ты не мечтал служить у Маблунга?       — Мечтал, — помрачнел Лаэррос, опуская голову. — Но у меня еще полно времени, а сейчас мне просто необходимо быть в лесу с энтами.       — Да ну? — приподнял бровь Трандуил, с интересом посмотрев на поникшего брата. — И кто тому причина?       — Она служит при дворе Мелиан и редко выходит из ее садов. Но недавно Владычица послала некоторых эллет из ее свиты к энтам.       — И ты напросился следом, — с улыбкой продолжил старший брат. — Надо же, ты действительно влюбился?       — Кажется, да, — еле слышно прошептал Лаэррос, опустив голову и пряча лицо в каскаде платиновых волос. — Вот только не знаю, ответит ли она когда-нибудь мне взаимностью…       — Думаю, если ты вместо службы королю предпочел служение королеве, она должна оценить твой порыв, — серьезно ответил Трандуил.       — Ты так считаешь? — с сомнением протянул Лаэррос, поднимая голову и тоскливо глядя в окно. — Я не уверен…       — Придет время, и ты обязательно все поймешь, — Трандуил улыбнулся и встал, отворачиваясь и глядя на пробуждающийся после зимы сад Эннель. — Обязательно поймешь.