Звезды и Тьма

      Тьма.       Наступило завтра, а потом и послезавтра, прошла неделя, но отца никто с места не гнал. Итачи, погруженный в сон и облепленный ограничителями, находился в алхимическом подвале. Придурковатый священник целыми днями медитировал, с кем-то беседуя в силе, прерываясь только на то, чтоб спуститься на кухню и поесть, а ночью шастал по городу. Ситхи постепенно успокаивались — грядущий фестиваль интересовал их больше, чем чужие семейные проблемы.       А Саске пытался понять — что же сподвигло брата на предательство?       Вечером, стоя на стене, защищающей город от ветра и тварей из диких земель, он смотрел на пустыню. В темно-лиловом небе с востока поднимались луны — семь сестер, а запад был залит расплавленным золотом и темным вином заката. Стая двухвостых кошек крутилась у ворот — мелкие хищники ждали подачек от стражи. Проявления Силы искажали воздух, заставляя звенеть и искриться там, где стояли щиты.       За его спиной был его город. Город, над которым уже тридцать лет властвовал его отец. Город, который загибался, едва сводя концы с концами, до того, как сюда вернулся Фугаку — местный уроженец, пол века назад оставивший пустыню ради столицы. Ради того, чтобы сделать свой город — городом, в котором приятно жить.       У отца получилось. Дети уже не мечтали свалить отсюда, едва получив посох или меч. Появилась торговля, завелись деньги не только на необходимый минимум, но и на кое-какую роскошь. Недавно запущенный биозавод дал возможность обеспечивать себя продуктами, а не возить из долин за горами.       Саске вспомнил свое детство — отсюда, со стены, и через призму Силы оно казалось сказочным сном.       Первые месяцы были наполнены солнечным светом и блеском стеклянных бус под потолком — традиционного украшения ситхских домов среднего достатка. Маленького Саске эти искрящиеся нити манили со страшной силой — и он освоил левитацию в попытках дотянуться до вожделенной игрушки.       «Молодец», — сказал папа — большие сильные руки, запах железа, озона и дыма. — «Он такой же талантливый, как и Итачи».       Детство — драки на площадке, игра в «гвардию императора и армию президента», беготня друг за другом среди камней и серой пустынной травы. Исцарапанные двухвостками руки, мечи из обрезков труб. Раскаленное дыхание корибанского лета, сладкая прохлада потайных водоемов, легенды, оживающие среди черных скал.       Потом была учеба. Отец разорился на голокроны — и у Саске постоянно болела голова от огромного количества информации, запихиваемой прямо в мозг с помощью Силы. Но зато он знал и умел гораздо больше многих своих сверстников. Те воспринимали это, как само собой разумеющееся — он ведь был братом Итачи.       Под знаком Итачи прошли пятнадцать лет его жизни. Старший брат был шпионом — героем, который «побеждает без боя», как говорили о таких в новостях. Он был самым сильным, самым умным, самым ловким и умелым, а в фантазиях Саске обретал и вовсе нереальную силу, уподобляясь тому же Владыке Мадаре — о его подвигах ходило много легенд. Изображений и голограмм Итачи в семье не было из соображений секретности — передачи могли перехватить, поэтому старший брат общался со своим связным из храма Тьмы с помощью техники разума. И Саске представлял Итачи чем-то похожим на парадный портрет Мадары, невероятно пафосный, в черной мантии и алой броне. Мадара был высоким и мощным, с достигающей пояса густой гривой черных волос и надменной улыбкой на благородном лице.       Поэтому, когда пять лет назад брат прилетел на Корибан по зову Владыки Таджимы, и навестил родных — Саске надолго сохранил удивление тем, что увидел.       В двадцать пять лет Итачи выглядел максимум на пятнадцать. Стройный, тонкий, как статуэтка из стекла, большеглазый, с тонкими запястьями и шеей, с нежной кожей… даже Санрэй, самая красивая девочка в городе, не могла с ним сравниться.       — Удивлен? — хмыкнул отец на вопрос Саске. — Помнишь цветы эрвеи?       Он помнил, и еще как. Прекрасные цветы с нежным ароматом оставили на его руках глубокие раны, а потом ему в спешке пришлось осваивать крайне болезненный прием дезинфекции организма, чтобы избавиться от попавших в кровь яда и микроспор.       — Это психология, — объяснял отец. — Простаки из Республики не ждут угрозы от беззащитного и красивого ребенка. Нужно быть ситхом, родиться и вырасти на планете ситхов, чтобы привыкнуть к тому, что самая большая красота таит самые ядовитые зубы.       Саске было понятно такое объяснение. Он видел Стеклянный Сад Владыки Таджимы, милых, пушистых, забавных и смертельно опасных химер Владыки Изуны, сказочно прекрасных фей «для ночного досуга», созданных Владыкой Мадарой, способных голыми руками оторвать голову пустынному дракону. Да что там говорить, злосчастные эрвеи использовались в его городе в качестве живых оград!       Такой же была и красота Итачи, подобная ядовитому цветку.       А потом Саске понял кое-что еще. Его брат нравился ему не только эстетически.       Дети ситхов медленно росли физически, зато быстро умственно, а взрослые не делали тайны из того, откуда они берутся у пап и мам. К услугам любознательных малышей были книги по медицине и анатомии и брошюрки по безопасности — в условиях Корибана не лишняя вещь. И к тому моменту, когда тело начинало желать странного, только очень не любопытный или «бродящий в Силе» не знал, что куда совать, где это делать небезопасно, и чем это грозит, начиная от ранней беременности и скоропостижной женитьбы, и заканчивая травмами разной степени тяжести, которые могли нанести друг другу юные и неопытные, а так же очень сильные и эмоциональные существа.       Итак, мальчики напуганы ответственностью, которую неизбежно понесут с появлением на свет собственных детей. Ведь придется вместо гульбы и приключений в Диких землях приниматься за работу, или хотя бы за учебу. Девочки же, которые может, и хотели бы замуж, не были готовы бросить все забавы молодости, и отдать три четверти личного времени уходу за ребенком, ведь на родственников дите не сложишь, иначе соседи будут асуждать. Не говоря уже об отлупе от родителей.       Но тело просит секса, а душа любви, и что с этим делать? Обратить внимание на свой пол.       Опыта у Саске было не так, чтобы много — тисканья на празднике Дождя по пьяни с симпатичными одногодками. Не то, чтобы это была влюбленность — просто сочетание жары, алкоголя и гормонов давало предсказуемую реакцию. Неуклюжая возня, неумелые поцелуи…       К тому же он был не слишком эмоциональным, а на фоне буйствующих сверстников и вовсе смотрелся ледяной статуей.       Но ему впервые хотелось просто сидеть, и заворожено любоваться, как движется, как очень редко и почти неуловимо улыбается, как замирает, настороженный, глядя непроницаемо темным взглядом. Впервые хотелось узнать все — что любит, что не любит, как живет, о чем мечтает. Впервые хотелось не просто потискаться и потрахаться с привлекательным партнером, и разбежаться, оставив друг другу приятные воспоминания.       Хотелось ласкать и нежить, заботиться и защищать.       — Это просто влюбленность, сынок, — сказал ему отец, когда Итачи уехал. — Пройдет.       Саске и сам это знал.       — Мой тебе совет, не пытайся закрываться от чувства, — продолжал Фугаку. — Можешь поплакать в подушку, разнести тренировочную площадку, сплести иллюзию и предаться фантазиям. Пройдет время, и ты сам не заметишь, как чувство истает, превратившись в сладкий сон.       Время прошло, но чувство истаивать не спешило. А теперь Саске и вовсе не знал, что делать…       Предательство.       Киссай сказал, что Итачи сорвался, что это просто усталость и молодость — но тяжести проступка это не умаляло. Брат собирался выдать джедаям тайны народа и координаты планет, и если б его не остановили…       Война.       «А ведь его могут казнить», — вдруг понял Саске, и вздрогнул от охватившего холода.       С кем и о чем беседовал в Силе священник? Почему отец начал пить, да не мамины настойки, а «Слезы Тьмы», которыми можно было силовые кристаллы чистить? Почему мама плачет, моет посуду или копается в оранжерее, а слезы бегут по лицу?       Почему при одном упоминании брата стихают все разговоры?       Предательство — самое тяжелое из всех преступлений в крайне коротком своде законов Народа. И наказание для него… на что хватит фантазии судей и выносливости преступника.       Он пошатнулся и опустился на камни стены. Источник закипал в груди в ответ на осознание неизбежного. В глазах темнело и звенело в ушах, Саске тяжело дышал, пытаясь удержать под контролем зарождающийся в нем вихрь Силы…       — Привет, Саске! Ты не подскажешь мне, где у вас можно добыть суперфосфат? Весь город оббегал — нету! А чего ты тут сидишь, девушку ждешь? Свидание?       Жизнерадостный монолог разрезал черно-кровавый туман. Саске моргнул, возвращаясь в реальность — в нескольких шагах от него стоял киссай Обито и сиял широкой улыбкой.       «Как его еще не побили? С таким выражением счастливого дебилизма на лице он должен действовать на ребят, как красный фонарь на ранкора…»       — Суперфосфат?       — Ага, его.       — А тебе зачем?       — Ну, это твоей маме, для оранжереи понадобился.       — Его нет в свободной продаже. Пару лет назад какие-то придурки начали из него горючую смесь делать, в школе был большой скандал. Поэтому продают только взрослым.       — А что, госпожа Микото этого не знает?       — Могла и не обратить внимание, — Саске пожал плечами и подумал, что, скорее всего, мать дала такое задание, чтобы отвязаться от парня, настойчиво лезущего «чем-нибудь помочь».       — Понятно, — священник погрустнел, но тут же опять заулыбался. — Слушай, как ты думаешь, твой папа меня в свою лабораторию пустит? Мне бы кристаллы подровнять, а то, пока к вам через пустыню летел, на химеру напнулся. Молния ее не взяла, пришлось вручную, а она, сволочь, корпус погнула.       — Это что ж за тварь такая? — удивился Саске, хорошо знающий о прочности корпусов силового оружия. — Постой, ты в управу сообщил?       — Э-э, ну да! Господину Фугаку и сообщил. Он же тут главный начальник.       Это прозвучало так по детски, что Саске невольно улыбнулся. Жалко, что он уже не может, как в детстве, поверить в то, что папа самый сильный и справится с любой бедой.       — Он замечательный человек, но такой строгий, я его побаиваюсь, если честно, — продолжал Обито. — А тут еще такая проблема, ну, сам знаешь… я бы хотел чем-то помочь, но мало, что могу. Совет Владык серьезно рассчитывал на Итачи…       Саске вздохнул.       — Он предатель. А отца не бойся. Попроси, он по утрам в управе занят часов до двух. Справишься?       — Справлюсь, я на станках умею работать! Спасибо!       Он проводил взглядом убежавшего священника.       «Говоришь, что хочешь помочь? Хорошо, ты мне поможешь…»