Звезды и Тьма

      Тьма.       Этот урок назывался «История Империи», а еще «патриотическое воспитание», разумеется, не официально. В школе к нему относились очень серьезно, несмотря на то, что по нему не было домашних заданий и экзаменов. Почему? А потому, что этот урок вел голокрон. Того, что тебе впихнули в голову с помощью Силы, и захочешь — не забудешь.       Голокрон был стар и положен Советом Владык — отец на это злился, и говорил, что от голокрона с естественными науками было бы в сто раз больше пользы. Но мешали обстоятельства: цена и способность детей усваивать очень плотный поток информации. За исключением особо одаренных большинству хватало истории и оборонки, включающей в себя рукопашный и вооруженный бой, приемы силовой защиты, выживание в дикой природе (на планетах темной стороны не лишняя вещь) и правила безопасности (повторение — мать учения).       Уроки голокронов все любили, хоть после них и болела голова. Оборонку вели призраки Алой гвардии, все — с непередаваемым армейским юмором. Истории учил призрак киссая, чьего имени никто не знал. Пожилой, полуседой, маленький и ехидный, он умел и развеселить, и разозлить, и заставить плакать. Поводов для слез в истории хватало.       Саске помнил рыжеватый свет граней оправленной в золото пирамиды и ужасные картины религиозных войн.       «Когда Сила только открывалась людям, некоторые начали поклоняться ей, как богу. И воевать во имя Силы — „во имя света“, объявив тьмой уже не просто секс, ложь или убийство, а любые страсти вообще, и в первую очередь — любовь. Любую любовь — мужчины к женщине, ребенка к матери… привязанность ведет к ревности, ревность к злобе — во тьму. А суть одна — сделать из человека раба. Из одаренного раба сделать сложно, поэтому задача: чтобы он сделал себя рабом сам. Несколько лет повторения мантры „нет эмоций, есть покой“ — и вот вам послушные биороботы. Пойдут, куда укажут, сделают, что прикажут. Но природа не терпит пустоты, и туда, где нет любви, приходит злоба и ненависть. В первую очередь к тем, кто посмел быть свободным…»       В последней войне по официальным данным погибло девяносто процентов жителей империи. И две трети этих смертей были на совести джедаев — под припев «нет эмоций, есть покой» было просто выжигать планеты, освобождая от «тьмы».       Саске видел мертвые города, миры в которых не осталось ничего живого — только спекшийся шлак. И это старший брат хотел принести на свою родину?       Срыв…       Смог бы Итачи жить после того, как фанатики сожгут лазерами его семью?       Не важно… Саске не мог позволить казнить его. Он любил свой народ, и не меньше остальных хотел отомстить Республике за сожженные миры и миллиарды погибших, но…       Он любил брата. Болезненно сильно, как истинный ситх, и понимал безвыходность своего положения.       До конца школы и выдачи личного Знака оставалось полгода. Он хотел записаться в Экспедиционный корпус, под руководство Владыки Мадары, а там, может, и личным учеником стать, силы и способностей хватало. По большей части, экспы занимались тем, что летали по неисследованному пространству, ища приключений, работа была веселая, интересная и необременительная, но иногда, когда приключения таки находились, корпус мог потерять до половины своего состава. Впрочем, потери происходили в основном от того, что расслабившиеся ситхи клали хрен на технику безопасности, сильному и осторожному мало, что грозило, особенно в стерильном пространстве корабля.       Мечта уплыла в космические дали, как Первый Император после скандала с отцом.       Мадара мог сколько угодно звать свой народ идиотами и грозить уходом в отшельники на Зиост, но предателей он ненавидел. Особенно, предателей за идею. Говорили, причиной страстной ненависти послужила некая трагическая история, произошедшая в его молодости, но это была такая мохнатая древность, а Мадара крайне не любил болтунов, поэтому подробностей не сохранилось.       Выворачиваться из шкуры, доказывая, что чист, аки кристалл высшей пробы, перед чужим мужиком, какой бы он не был большой начальник? Нет, Саске на такое не согласен.       И даже не в согласии дело… если он отдаст брата, он будет презирать себя всю оставшуюся очень короткую жизнь.       Ситхи не совершают самоубийств помимо, как в бою, для ритуала, насильственная смерть адепта Тьмы может создать массу неприятных эффектов. Но Сила, ощутив настойчивую и продолжительную тягу своего адепта к саморазрушению, в конце концов исполнит его волю. Обычно все происходит в течение нескольких месяцев, порой затягивается на год, один единственный уникум протянул тридцать лет, качественно отравив жизнь джедаям напоследок (дело было во время Великой Войны). Про него даже фильм сняли, крайне жесткий и реалистичный, под названием «Незримая война».       На уроке социального взаимодействия им говорили быть внимательными к близким — не всякий имеет привычку выставлять напоказ окружающим свои проблемы. Порой о том, что знакомый или родственник мечтал вскрыть себе горло, люди узнавали уже после снятия пси-параметров с мертвого тела.       Саске чувствовал — именно это ждет его, если он ничего не предпримет.       Но что он мог предпринять? Подать прошение о милости Владыке Таджиме? Как же… это не «опасная небрежность» и не желание ожениться вопреки воле родителей. Это преступление против народа.       Выход один — бежать.       У него был шанс в «круге гроз» за Поясом Индры, особенности этой части космоса сбивали сенсорное восприятие — ищейки не найдут их…       «А как же родители? — вдруг пришла мысль. — Ведь с ума сойдут. Мало им Итачи?»       Саске сдавленно зашипел, вцепился в волосы. Он любил родителей и, пожалуй, именно сегодня понял, насколько сильно. Но — брат…       А еще Саске не мог на всю жизнь оставить его под ограничителями, рано или поздно придется их снять, или спадут сами. До этого надо выяснить мотивы Итачи и вправить ему мозги… или… убить.       Жизнь брата и жизнь народа качались на незримых весах.       Его дом. Переплетение узких улочек, белый камень, укрытый жесткой колючей зеленью, сверкание воды, руки отца, улыбка матери. Раскаленная глотка пустыни, покрывавшаяся ковром цветов во время дождя. Черные скалы, «драконьи гребни», следы древних вулканов, обсидиановые сколы ритуальных ножей. Охота на химер, костры под ночным небом. Старинные легенды, строгая красота столицы. Поражающий воображение Стеклянный сад Владыки Таджимы и скромный садик матери с падающими на неосторожную голову кусачими цветами…       Итачи. Тонкие руки, голубоватые венки под прозрачной кожей, непроницаемо темный взгляд, вечно опущенные углы губ и слабая улыбка. Молчание и тихий голос — такой тихий в городе, где привыкли орать во всю глотку, доказывая свое мнение…       Что ж… он выяснит мотивы брата. И если Итачи и впрямь окажется предателем… лучше ему легко и быстро умереть от рук Саске, а не тяжело и очень долго — от рук Владыки Таджимы или кого-то из его сыновей. А он сам… ему будет уже все равно.       Саске устало вздохнул. Шторм в голове утихал, оставляя после себя боль в глазах и затылке. Он провел ладонью по лицу и замер, ощутив горячую влагу. Слезы?       Темные пятна на пальцах — кровь.       Саске моргнул пару раз, соображая, что это значит. А потом до него дошло. Он подобрался к щитовому амулету, заглянул в блестящую поверхность, порадовавшись, что прибор недавно чистили…       Так и есть — глаза в отражении ярко сияли алым.       Боевая трансформация Темной Силы. При достаточном резерве проявляется в минуты сильного стресса. Повышает физические и энергетические параметры организма. Минимально возможный возраст — от двенадцати лет, встречаются исключения…       Как бы она пригодилась в Экспедиционном корпусе… а, что теперь жалеть.       Припомнив инструкции, он начал дышать медленно и плавно, успокаивая Силу. Боевая трансформация — отличная вещь, дополнительный шанс, но сейчас ему нужна тайна.       Хорошо, что никто не шастает по стене перед рассветом.       Небо на востоке посветлело, стало прозрачным, заиграло оттенками рубина и изумруда. К привычным краскам рассвета добавились новые удивительные цвета. Звезды стали похожи на мелкие колючие иголочки. Пахло Силой — грозой, будоражаще-пряным, остывающей сталью щита.       Главное, чтобы никто не заметил.