"See the man with the lonely eyes Take his hand, you'll be surprised." – Supertramp, 'Give A Little Bit'.
Всего несколько дней спустя домовой эльф поднял Гермиону с постели в половине второго ночи и передал вызов из больничного крыла. Зевая, потирая заспанные глаза и жутко нервничая, она быстро шла по пустынным коридорам замка и успела преодолеть совсем небольшую часть пути, когда Дилис появилась на одном из портретов, переходя из рамы в раму в ногу с девушкой. – Это началось, – тихо сообщила женщина. – Должна предупредить тебя, Гермиона, это будет плохо. Девушка сглотнула. – Насколько плохо? – Ну, на этот раз без крови, – сдержанно сказала Дилис, – так что, могло быть и хуже. Однако, ты увидишь, как действует Круциатус. Сегодня Северуса держали под проклятием какое-то время; мы не знаем, почему, поэтому не спрашивай. Никогда не спрашивай; это не наше дело. Докладывает он другим, а нам нужно исцелять его повреждения, ничего больше. Тебе стоит помнить, что сейчас он не может говорить. Может, он будет знать, что ты там, а может и нет; Поппи и я знаем его с его одиннадцати лет, но мы до сих пор плохо представляем себе, на что он способен и каковы пределы его выносливости. Она снова сглотнула и ускорила шаг. – Что мне нужно будет делать? – На этот раз ничего. Только наблюдать. Однажды, если Поппи не будет на месте, делать её работу, возможно, придётся тебе. Можешь использовать заклинание, стабилизирующее нервы и снимающее перенапряжение, вызванное проклятием, и заклинание, облегчающее боль; ещё он сильно потеет, поэтому легкие охлаждающие и очищающие заклинания могут прийтись кстати. Помимо этого почти ничего нельзя сделать, пока ему не станет легче. Просто смотри и участвуй по мере возможностей; завтра мы с Поппи обсудим это с тобой и обучим тебя нескольким заклинаниям. – Хорошо. – Кстати, тебе стоит поискать портретную раму – Минерва, возможно, расскажет тебе, где здесь хранятся пустые – и повесить её где-нибудь рядом с кроватью. Тогда я смогу прямо вызывать тебя, когда ты понадобишься, а не использовать домовых эльфов. Гермиона, поглощённая мыслями о том, что ей предстояло увидеть, рассеянно кивнула. Когда она добралась до больничного крыла, её глаза расширились при виде открывшейся взгляду сцены; Снейп лежал на одной из кроватей, на нём не было мантии, обуви и сюртука, а рукава рубашки были закатаны до локтей. Его глаза были закрыты, но он был в сознании; пока она смотрела, его спина выгнулась дугой, он издал низкий клокочущий звук, и его лицо на мгновение исказилось в гримасе. Мадам Помфри была возле него, проводя ряд быстрых взмахов палочкой вверх и вниз; она подняла взгляд ровно настолько, чтобы коротко кивнуть, заметив труднодоступное повреждение, а затем вновь вернуться к работе. – Ты спрашивала, какой номер? – деловито поинтересовалась Дилис. Мадам Помфри отвлеклась, чтобы кивнуть. – Он говорит, что семь. Я думаю, семь с половиной, возможно, восемь. Сбитая с толку, Гермиона молча наблюдала за тем, как колдомедик суетилась вокруг лежащей фигуры, беззвучно корчившейся от боли; мадам Помфри производила впечатление человека, занимавшегося этим далеко не в первый раз. Всё это чем-то напоминало сцену из "Катастрофы"*, но чего-то не хватало – помимо, разумеется, электрического освещения. Наконец, она поняла, чего, когда внутренне упрекнула себя за попытки не обращать внимание на пациента и осознала, что колдомедик тоже по большей части его игнорировала. Она ходила вокруг него, накладывая заклинания и стараясь стабилизировать его нервную систему, но ни разу не заговорила с ним, ни разу не прикоснулась. Не то чтобы её можно было за это винить – в конце концов, это был Снейп – но для Целителя это было странно. Она спросила об этом Дилис; бывшая директриса и Целительница взглянула на неё с удивлением, которое затем уступило место задумчивости. – Ему это не нужно. Профессор Снейп занимался этим ещё до твоего рождения, и он до безумия независим. – Но это могло бы помочь, ведь так? Психология – важная часть медицины... – как и со всем, чем она занималась прежде, Гермиона проглотила все книги по Целительству и маггловской психологии, до которых только смогла дотянуться, как только ей пришла в голову эта идея: задолго до того, как мадам Помфри согласилась. Её слова заслужили ещё один вдумчивый, оценивающий взгляд в её сторону. – Да, это могло бы помочь, – наконец, сказала Дилис, – если тебе удастся заставить его на это согласиться. Он ведь упрямый настолько, что хоть кол на голове теши. Гермиона сглотнула и придвинулась ближе к кровати, глядя сверху вниз на мастера Зелий, находившегося в полубессознательном состоянии. Его желтоватая кожа была ещё более бледной, чем обычно, и влажной от пота; сальные волосы прилипли к худому лицу. Его челюсти были сжаты настолько крепко, что на щеке подергивался мускул; глаза были крепко зажмурены. Всё его тело трясло от боли, его перенапряжённые нервы дергались и горели огнем, изнуряя его судорогами и заставляя вцепиться пальцами в простыни. Мне всё равно, – демонстративно сказала она себе. Ей никогда особо не нравился Снейп, она не доверяла ему как человеку и не уважала его, как уважала других учителей, но в то же время никогда не ненавидела его по-настоящему, как Гарри и Рон – никогда до прошлого года. Жестокость, с которой он унизил Гермиону перед всеми после того, как Малфой проклял её, задела девушку. Она всегда была очень чувствительна, когда дело касалось размера её зубов; одного упоминания уже было бы достаточно, но обыденная бессердечная злоба и удовольствие, написанные на его лице, сделали всё только хуже. Да и сам он был не в том положении, чтобы смеяться над чужими зубами, – ядовито подумала она, не в первый и не в последний раз. Она ненавидела его, как никого другого. Но, глядя на него сейчас, она знала, что не могла просто оставить его так – одного, корчащегося в молчаливой агонии, шипящего сквозь его ужасные зубы в попытках не издавать ни звука – Гермиона была уверена, что любой другой кричал бы на его месте. Очень робко, уверенная в том, что это было ошибкой и что он этого не заслуживал, она протянула руку и взяла его левую ладонь в свою. Его реакция была неожиданной. Всё его тело напряглось, и на секунду она попыталась понять, накинется он на неё или просто отдернет руку и наорёт; но ничего из этого не произошло. Его рука почти болезненно стиснула её руку, а затем он медленно повернул голову и открыл глаза, чтобы взглянуть на неё. Когда Гермионе было семь или восемь лет, во время прогулки они с родителями наткнулись на лису, которую только что сбила машина. Её раны были ужасны; повсюду была кровь, одна задняя лапа была почти оторвана, а челюсть была разбита, но, несмотря на это, она всё ещё была жива, и безмолвное страдание в её последнем взгляде на несколько месяцев стало для девочки основным предметом кошмаров. Когда смутное удивление от того, кто до него дотронулся, исчезло, взгляд тёмных глаз профессора Снейпа был тем же, что и у умирающей лисы. Она думала, что он молчал из упрямства и нежелания выказать хоть малейшую слабость; но, глядя на него сейчас, она поняла, что ему было слишком больно, чтобы даже закричать – что он, в каком-то смысле, уже перешёл эту черту. Его глаза вновь зажмурились, и хватка его руки уже стала причинять боль, когда его затрясло сильнее. Она чувствовала мучившую его дрожь и рефлекторно сжала его руку, чтобы отвлечь, успокоить и в то же время не дать ему сломать её пальцы. Хоть она и сделала это, она всё ещё колебалась; это был Снейп, она ненавидела его, и он всё ещё был Пожирателем Смерти, независимо от того, к какой стороне он сам себя причислял. Захваченная этой странной дилеммой, она неуверенно разглядывала его лицо, словно в первый раз. Маленький шрам рассекал его левую бровь, а белёсая линия ещё одного шрама пересекала щеку. Глубокие линии избороздили кожу между ртом и носом и в уголках глаз, под которыми залегли тёмные круги, а челюсть темнела дневной щетиной. Она никогда не видела его таким или просто не обращала внимания. Когда спазмы стали чуть слабее, он рвано выдохнул и открыл глаза, глядя на неё с отчаянной, почти трогательной благодарностью, и Гермиона поняла, что больше не могла его ненавидеть – он отнял это у неё. Кем бы он ни был ещё, он был человеком, и ему было очень больно. Она отвернулась, не желая знать, что ещё могло таиться в его взгляде. Мысли о Пожирателях Смерти заставили девушку взглянуть на его левое предплечье в то время, как мужчину опять затрясло сильнее, и его рука вновь до боли сжала её руку. Чёрный контур Тёмной метки выделялся на фоне бледной кожи; в первый раз Гермиона видела её на чьём-то теле. Ухмыляющийся череп и змея заставили её вздрогнуть от отвращения, смешанного с очарованием, и задуматься – уже не в первый раз – почему он выбрал для себя этот путь. Что поставило его на колени перед Волдемортом? Оторвавшись от рассматривания клейма Волдеморта, она посмотрела на остальную часть руки, всё ещё стараясь избегать его взгляда. Её удивила худоба мужчины; она почти могла обхватить пальцами его запястье, хотя сила хватки на её руке и причиняемая ей боль была доказательством того, что он был сильнее, чем могло показаться. Гермиона заметила, что у него было очень много шрамов. Мелкие рубцы и мозоли на пальцах и ладонях от приготовления зелий – она ожидала их увидеть. Даже наличие других шрамов имело определённый смысл, ведь всё-таки он был Пожирателем Смерти; но небольшие отметки на сгибе локтя и блеклые линии на запястьях оказались неожиданными. Она отвлеклась от своих мыслей, когда он что-то тихо и невнятно сказал; это был первый раз когда он заговорил, не считая ответа на вопрос мадам Помфри о номере, что бы это ни значило. Он скрипучим голосом повторил чуть громче: – Поппи... Колдомедик подняла голову, оторвавшись от своей работы, и поспешила к нему. Они обменялись многозначительными взглядами, и женщина кивнула. – Хорошо. Давай, Северус. Я готова. Гермиона непонимающе смотрела на то, как Снейп кивнул и закрыл глаза, потеряв контроль над сотрясавшей его дрожью – она слышала, как застучали его зубы. Мгновение спустя он застонал в агонии, его спина выгнулась, и судорога пробежала вдоль его тела; она поняла, что у него началось что-то вроде припадка. Мадам Помфри склонилась над ним, и девушка попыталась отодвинуться в сторону, чтобы не мешать, но ей помешало то, что он отказывался ослабить отчаянную хватку на её руке, даже когда окончательно забился в конвульсиях. По телевизору приступы никогда не показывали такими. Все суетились, вертелись вокруг пациента, следя за тем, чтобы он не раскусил свой язык напополам, но затем ему становилось легче. В течение следующих нескольких минут Гермиона узнала, что в реальности приступы не были лёгкими или возвышенными. Мужчину перед ней бешено колотило, его конечности судорожно дёргались, а всё его тело выгибалось и извивалось так сильно, что казалось, что у него вот-вот сломается несколько костей; он весь пропитался потом и издавал бессвязные стоны. Затем, что ещё хуже, он стал терять контроль над своими сфинктерами, кашляя и захлёбываясь в собственной рвоте, а затем над мочевым пузырём; из его рта потекла слюна, а из глаз брызнули слёзы, смешиваясь с слизью и кровью, струившимися из носа. Это было ужасное зрелище, просто потому что всё становилось только хуже. Ни самоконтроль, ни упрямство не могли спасти его от этого. Запах рвоты, крови и мочи исчез, когда мадам Помфри наложила очищающие заклинания, но она перестала делать что бы то ни было, чтобы успокоить его нервную систему. – Больше ничего нельзя сделать? – дрожащим голосом спросила Гермиона, и колдомедик печально покачала головой. – Нет, пока не закончится приступ. Ему нужно с этим справиться. Мисс Грейнджер, можете уйти, если хотите – ваше обучение длилось недостаточно долго, чтобы заниматься этим. Гермиона покачала головой; если ему приходилось проходить через это, то самое малое, что она могла сделать – иметь мужество смотреть. К тому же, она не была уверена, что смогла бы уйти – хотя Снейп не контролировал большую часть своего тела, железная хватка, теперь противно скользкая от пота, всё ещё была сомкнута на её руке. – Это каждый раз так? – спросила она, просто чтобы отвлечься от захватывающего, но отвратительного зрелища. – Нет. Очень редко всё настолько серьёзно, чтобы вызвать припадок, – мадам Помфри запнулась. – В то же время часто бывают другие повреждения. То, что вы видите сейчас – исключительно последствия Круциатуса. – А что это за номера, про которые вы говорили до этого? – Ах, – колдомедик почти улыбнулась, – это личная шкала боли профессора Снейпа; его собственная оценка боли, которую он испытывает, от одного до десяти, – полуулыбка исчезла с её лица. – Обычно он приходит в больничное крыло со всем, что больше шести. Как правило, это что-то среднее между семью и восемью, больше бывает очень редко. Когда боль спадает до четырёх и ниже, он уже способен возвращаться к работе – во всяком случае, так он говорит, – добавила она и неодобрительно посмотрела на бьющуюся в конвульсиях фигуру. – Лучше, если нам удаётся добиться двух. – Но не избавиться совсем? Женщина устало фыркнула. – У нас не так много времени, мисс Грейнджер, – грубовато сказала она. – То, что вы видели до начала приступа, будет продолжаться ещё долго. Больше суток пройдёт прежде, чем нервные импульсы прекратятся и позволят ему начать восстанавливаться; боль пройдёт не раньше понедельника. Если его не вызовут снова до того времени. – И как часто это происходит? – В течение учебного года его вызывают не так часто – Сами-Знаете-Кто знает, что ему не всегда легко уйти незамеченным. Летом вызовы поступали раз в два-три дня. Теперь, если эта война будет похожа на предыдущую, это будет происходить примерно раз в неделю. – И ему каждый раз приходится проходить через такое? – Нет. Этого бы не пережил даже профессор Снейп. Его не наказывают каждый раз – куда реже, чем в прошлую войну – а даже когда наказывают, как правило, достаточно мягко, и он может справиться с этим сам. Серьёзные наказания вроде сегодняшнего будут случаться примерно раз в один из четырёх или пяти вызовов, и, как я уже сказала, обычно последствия легче, чем сегодня. Можно сказать, Мисс Грейнджер, что вас бросило прямо на амбразуру – хуже, чем сейчас, бывает очень редко. – Гарри проклинали раньше... Он никогда не упоминал ничего подобного. Дилис усмехнулась. – Так его никогда не проклинали, иначе он, скорее всего, был бы уже мёртв. Это не одно заклятие и даже не несколько; это последствия долгой, целенаправленной и преднамеренной пытки. Судя по его сегодняшней реакции и по припадку, его, скорее всего, непрерывно проклинали в течение как минимум получаса. – Почему? – ужаснувшись, спросила девушка. – Кто знает, – тихо ответила женщина с портрета. – Может, он ослушался Сама-Знаешь-Кого ради Дамблдора, может, не смог выполнить его приказ, может, не знал ответа на его вопрос, а может, у Сама-Знаешь-Кого просто было плохое настроение. Из того немногого, что сказал Северус, можно сделать вывод, что Сама-Знаешь-Кто теперь не такой, как в прошлую войну – более агрессивный и безрассудный. Казалось, прошли часы прежде, чем Снейп, в конце концов, внезапно потерял сознание – это значило, что самое худшее было позади – и его хватка, наконец, ослабла. Гермиона медленно освободила свою руку и, тщательно вытерев её о мантию, стала, морщась, разминать пальцы. – Ну что ж, – через несколько минут тихо сказала колдомедик, – таково истинное лицо войны, мисс Грейнджер, и такова работа Целителя в Ордене. Что думаете о своём боевом крещении? – Это варварство, – медленно ответила она. Снейпа превратили во что-то, недостойное называться человеком. Никто не заслуживал такого обращения, и она не могла понять, кем нужно было быть, чтобы причинять столько страданий другим. Потирая больную руку, девушка замялась, прежде чем взглянуть на колдомедика. – Когда профессор Снейп попытался убить себя? Мадам Помфри застыла. – Я не понимаю, что вы имеете в виду, мисс Грейнджер, – сказала она после слишком долгой паузы, и Гермиона грустно улыбнулась, покачав головой. – Я уже говорила, что дома смотрела по телевизору много программ, связанных с медициной. Я опознала шрамы на его запястье. Они слишком глубокие, чтобы быть селфхармом**, и слишком аккуратные, чтобы быть случайностью. Это была попытка суицида, ведь так? – осознав, что она только что сказала, девушка сглотнула. – Простите. Это... Это не моё дело. Она обрадовалась тому, что Снейп оставался без сознания. Во всяком случае, она искренне на это надеялась – если он притворялся, у неё были большие проблемы. После паузы, проведённой в задумчивости, женщина медленно кивнула. – Это случилось очень давно, когда он был молод. После очередной паузы Гермиона обнаружила направленный на неё оценивающий взгляд; похоже, колдомедик очень сосредоточенно о чём-то размышляла. – Что ещё ты можешь сказать о его шрамах? – Что ж... Отметки на сгибе его локтя, – неловко начала она. Во взгляде мадам Помфри внезапно отразился пристальный интерес. – Да? – Это... Магглы называют их дорожками. Их оставляют иглы от шприцов, когда человеку регулярно делают инъекции каких-то лекарств. Профессор Снейп – диабетик, или что-то вроде того? – Нет, он не лечится ни от чего подобного. – Тогда... – она замялась. – Продолжай. – Ещё дорожки часто являются признаком наркотической зависимости, – неуверенно сказала она. – Обычно это героин. Неожиданно колдомедик вздохнула, и её лицо приняло усталое выражение. – О, Северус, – грустно пробормотала она, смотря на лежащего без сознания мужчину. – Да. Он принимал героин и другие наркотики. Я верю, что сейчас он чист на протяжении многих лет, хотя эти шрамы до сих пор здесь. Если он снова взялся за старое, он мог сделать это только в те несколько недель, что прошли со времени моего осмотра. Придётся спросить его об этом позже. Гермиона недоверчиво уставилась на женщину. Снейп был наркоманом? Колдомедик продолжила: – Не надо так на меня смотреть. Он знает, что делает; более менее, по крайней мере. Через мгновение мадам Помфри пронзительно взглянула на неё. – Мисс Грейнджер, почему вас это заботит? – мягко спросила она – не агрессивно, не обвинительно, но так, что сразу создавалось впечатление, что вопрос был куда важнее, чем могло показаться. – Разве вы не ненавидите профессора Снейпа, как и большинство студентов? – Да, что-то вроде того, – неохотно признала девушка и не без труда продолжила: – Но... на самом деле... никто не должен проходить через... это, – она сделала жест в сторону кровати, вспоминая звериную боль в его глазах и взгляд, полный отчаянной благодарности. – Не думаю, что я могу его ненавидеть. Не теперь. – А я тебе говорила, – пробормотала Дилис из своей рамы, и они с колдомедиком обменялись долгими и встревоженными взглядами, пока Гермиона тупо смотрела на них обеих. Говорила что? Что я не настолько стерва, чтобы ненавидеть кого-то, испытывающего такую боль? Наконец, мадам Помфри вздохнула с почти покорным видом и кивнула, прежде чем повернуться к девушке. – У меня для тебя есть задание, Гермиона, – тихо сказала она, отбросив притворные формальности. – Есть несколько правил, которые ты должна будешь соблюдать. Во-первых, тебе нельзя позволить кому-либо выяснить, о чём я тебя прошу – и я имею в виду, никому. Ни друзьям, ни родителям, ни преподавателям. Даже профессор Макгонагалл не должна знать, что твоё обучение Целительству как-то с этим связано. Ни директор, ни Гарри, ни Рон. Я ясно выразилась? Настойчивость в её голосе была безошибочной; о чём бы она ни говорила, это явно было важно. Озадаченная Гермиона медленно кивнула. – Обещаю. Колдомедик на мгновение задержала свой взгляд, затем кивнула и продолжила другим тоном: – Также не упоминай ни одну из таких ночей в разговоре с профессором Снейпом. Здесь ему было плохо, и он нуждался в помощи. За пределами больничного крыла он не пациент, а твой учитель. Ты понимаешь? – Да, – девушка снова кивнула. А это предупреждение было необязательным. У неё не было никакого желания обсуждать то, что она увидела. Может, сейчас ему и нужна была помощь, но на утро он будет возмущён этим фактом, а заодно и ей самой; на следующем уроке Зелий она уже решила вести себя тихо и не привлекать внимания. – Говоря о профессоре Снейпе, – продолжала женщина, – я была бы очень благодарна, если бы ты рассказывала мне, если заметишь в нём что-то необычное – новые шрамы, к примеру, или другие повреждения. – Вы хотите, чтобы я шпионила за ним? – недоверчиво поинтересовалась Гермиона, и Дилис рассмеялась. – Мерлин, девочка, нет, – сказала женщина с портрета, чуть улыбаясь. – Он бы тебя поймал и убил. Нет, только если ты случайно увидишь что-то во время урока. Я могу передать это Поппи, если у тебя не будет возможности прийти в больничное крыло – все портреты пускают меня в свои рамы. – Окей. Мадам Помфри кивнула, бросив ещё один беглый взгляд в сторону лежащей фигуры. – Хорошо. Теперь вернёмся к твоему заданию... Пойдём. Женщина отвела Гермиону в свой кабинет и подошла к одному из рядов картотечных шкафов, в которых хранились медицинские записи обо всех ныне живущих, кто когда-либо учился в Хогвартсе. Она достала очень толстую папку солидного вида, взглянула на неё и вздохнула, а затем повернулась к Гермионе. – По правилам я не должна этого делать, но я предпочитаю доверять своей интуиции, – загадочно произнесла она и протянула папку девушке. – Возьми её и всегда держи при себе; ради Мерлина, не потеряй её. Не дай никому узнать, что она у тебя, дотронуться до неё или даже увидеть. Делай всё возможное, чтобы держать это в секрете, и читай только тогда, когда ты одна в комнате. Прочитай её целиком, а затем верни мне, – она запнулась. – Это не будет приятным чтением. Вконец озадаченная и сбитая с толку такой таинственностью, Гермиона кивнула и взяла папку, с любопытством глядя на неё; обложка была пуста. Это могло подождать, каким бы сильным ни было её любопытство; ей нужно было хоть немного поспать, а завтра у неё были занятия. Похоже, на выходные чтением она была обеспечена. Взмахом палочки уменьшив папку, девушка убрала её в карман и вновь посмотрела на колдомедика, и та улыбнулась ей. – Скоро ты поймёшь, дорогая. А пока не беспокойся об этом. Иди спать; сегодня ты сделала хорошее дело. – Спасибо. – Не благодари меня, – ответила мадам Помфри с немного грустной улыбкой и бросила быстрый взгляд на портрет Дилис. – Спокойной ночи. – Спокойной ночи.***
К утру рука Гермионы опухла, пестрела синяками и отчётливыми покрасневшими отпечатками чужих пальцев. К счастью, это была левая рука; это позволило девушке почти всё время держать её вне поля зрения, и никто этого не замечал – пользоваться этой рукой не требовалось вплоть до послеобеденного урока Зелий. К тому времени она уже чувствовала ужасную усталость – после увиденного накануне заснуть было не так-то просто. По виду Снейпа нельзя было сказать, что он провёл половину ночи в мучительной агонии. Он не похож и на героинщика, – подумала Гермиона, исподтишка разглядывая мужчину, – как бы они ни выглядели. Он выглядел точно так же, как и всегда, и был всё тем же противным типом, расхаживавшим по кабинету и критикующим все их старания. Профессор ненадолго задержался позади Гермионы – наверное, ожидал, что она на него посмотрит или как-то, вслух или молча, намекнёт на прошлую ночь, но она лишь ещё ниже склонила голову и продолжила нарезать ингредиенты – прежде чем почти рассеянно снял с Гарри и Рона по пять очков без всякой на то причины и скрылся в подсобке***, оставив всех троих обмениваться удивлёнными и раздражёнными взглядами. – Он никогда не изменится, – кисло сказал Гарри, вернувшись к нарезанию сушёных листьев белены. – Неа, – философски согласился Рон, помешивая своё зелье. – Это одна из Вселенских аксиом – вода мокрая, огонь горячий, а Снейп – мерзавец. Гермиона прикусила губу и промолчала, хоть внутренне и была с этим согласна; было сложно злиться, когда память подсовывала воспоминания о резком звуке его дыхания, когда он пытался не закричать. Незадолго до окончания урока Снейп снова встал за её спиной, выбрав это место наблюдательным пунктом, пока он следил за работой Невилла. С плохо скрываемым предвкушением он ждал, когда нервный гриффиндорец сделает неизбежную ошибку, что случалось с удручающей регулярностью почти каждый урок. Это не заняло много времени; под взглядом Снейпа Невилл становился ещё более нервным, чего тот и добивался. Когда от котла повалил дым, Снейп подлетел к гриффиндорцу с выражением чуть ли не аморально злобного ликования на лице. Пока мужчина, отойдя от её скамьи, приближался к своей жертве, девушка увидела, как он засунул руку в карман мантии, и услышала, как что-то упало в её сумку. В то время как остальные наблюдали за словесной экзекуцией Невилла – кто с сочувствием, кто со смехом, а кто с облегчением от того, что он не был на его месте (в зависимости от факультета, к которому они принадлежали) – она наклонилась и стала рыться между учебниками. Её ладонь сомкнулась на маленькой керамической баночке, и Гермиона с любопытством оглядела её. Ярлык был подписан знакомым угловатым почерком, который она привыкла видеть в конце её эссе, когда профессор говорил ей не выпендриваться и просто отвечать на поставленный вопрос; на этот раз надпись гласила только "От синяков". Уставившись в спину Снейпа, продолжавшего ядовито превращать Невилла в дрожащее нечто, она медленно покачала головой, убрала баночку в карман, где уже лежала уменьшенная папка, на которую она ещё не успела взглянуть, и подумала о том, что жизнь внезапно стала весьма сюрреалистичной.***
В тот вечер она расплывчато сказала что-то о домашнем задании и ускользнула в пустую спальню, оставив Гарри и Рона играть в шахматы в общей гостиной. Задёрнув полог и наложив столько защитных заклинаний, сколько она смогла вспомнить, Гермиона села на кровати, скрестив ноги и положив на них загадочную папку, и улыбнулась улёгшемуся рядом с ней Живоглоту. Потянувшись погладить его, она поморщилась от боли в руке и вспомнила о маленькой баночке; призвав её, девушка открыла крышку и с любопытством понюхала воскообразную мазь. – Что думаешь, Глотик? – лениво спросила она у фамильяра. – Он пытается меня отравить? Откровенно говоря, Гермиона считала удивительным само то, что он заметил повреждённую руку, что уж говорить о помощи с его стороны. Наверное, я недостаточно хорошо подрезала стручки кислолиста, – уныло решила она; несомненно он снизил бы ей оценку, несмотря на травму, и неважно, что это была его вина. Пожав плечами, девушка зачерпнула немного мази и начала осторожно наносить на самые больные места, мягко втирая её в кожу. Мазь приносила приятную прохладу и облегчала пульсирующую боль, надоедавшую Гермионе весь день. Успокоенная, она расслабилась, пока мазь не стала ещё холоднее. Разминая пальцы, девушка резко вдохнула, когда та стала ледяной, и холод начал глубоко проникать в её кожу; её кот понюхал баночку и ласково мяукнул, всем своим видом выражая сочувствие настолько, насколько могла позволить его приплюснутая морда, но не показывая никаких признаков тревоги. С конца третьего курса она стала куда больше доверять Живоглоту, и потому не поддалась сильному желанию стереть мазь, а дала ей впитаться. Через несколько минут рука онемела от холода, и это было даже довольно приятно. Оставив мазь делать свою работу, Гермиона переключила внимание на таинственную книгу, которую ей дала мадам Помфри, уселась поудобнее и открыла титульный лист. Её немного разочаровало то, что это были просто медицинские записи о каком-то студенте, ничем не отличавшиеся от виденных ею прежде. Объяснение нашлось, как только она прочитала первую строчку. Имя студента: Северус Тобиас Снейп Гермиона глубоко вдохнула и рвано выдохнула, осознав, что было в её руках. – Ну, теперь понятно, почему об этом нельзя никому рассказывать, – тихо сказала она Живоглоту. Медицинские записи Снейпа-студента... Господи, что могло там быть? Для начала, папка была куда толще, чем у других учеников. И ей определённо не стоило это читать... Если бы Снейп узнал, он бы убил её, и эти сведения должны были быть конфиденциальными. Но у мадам Помфри явно были причины дать ей книгу, да и, признаться, часть её испытывала отчаянное любопытство. Из всех её учителей Снейп был самым загадочным; может, он и был в Ордене, но она всё ещё почти ничего о нём не знала – кроме того, что, как сказал Рон, он был неисправимым мерзавцем. Гермиона вновь перевела взгляд на страницу. Пол: Мужской Дата рождения: 9 января 1960 Это тоже было неожиданно. Конечно, она знала, что он учился с Сириусом и Люпином, а, значит, ему было около тридцати пяти, но... сейчас он выглядел гораздо старше. Мельком вспомнив свой первый курс, она должна была признать, что он быстро постарел за последние несколько лет, что, пожалуй, было не так уж удивительно. В конце концов, он испытывал достаточно сильный стресс. Факультет: Слизерин Сроки обучения: Сентябрь 1971 – Июнь 1978 Родители: Тобиас Снейп, маггл; Эйлин Принц-Снейп, чистокровная Она чуть не выронила книгу. – Снейп – полукровка? – спросила она, ни к кому не обращаясь, прежде чем поняла, что сказала это вслух, и благодарно посмотрела на свою палочку; слава Богу, что существует Силенцио. Гермиона всегда считала его чистокровным, хотя – подумала она теперь – никто этого не говорил. Ей казалось, что в Слизерин не пускают полукровок. Как странно... Интересно, кто ещё знает? Разумеется, учителя; но знали ли слизеринцы о том, что декан их факультета не был чистокровным? Она отвлеклась, чтобы проверить заклинания и абсолютно убедиться в том, что никто не видел и не слышал её, а затем вернулась к книге и перелистнула страницу. Первая запись датировалась началом сентября 1971 года; первый медосмотр – ученики проходили общий медосмотр перед началом каждого учебного года, где измерялся их рост и вес, а также проводилась базовая диагностика; девушка уже видела записи о своих медосмотрах за прошедшие годы. Ещё мадам Помфри делала заметки о каждом студенте, и в этой записи были её первые впечатления о новом ученике; на эти строки и обратила внимание Гермиона. Заметки: Рост на нижней границе среднего; поводов для беспокойства нет. Вес существенно ниже нормы, гигиена, в общем и целом, плохая. Следы старых повреждений, в основном на руках, спине и рёбрах; ничего серьёзного, но в сочетании с остальными наблюдениями можно предположить пренебрежение/плохое обращение со стороны родителей. Ни одной истории болезни. Тихий, серьёзный мальчик, вежливый, с хорошими манерами, но немного замкнут. Нужно понаблюдать. Гермиона вздохнула. – Ну что, Глотик, я уже узнала, что Снейп – полукровка, что он был низким и что он всегда был таким же тощим, грязным и антисоциальным. Это будет забавно, – выдохнув, она снова перевернула страницу. Сведения о первом посещении больничного крыла датировались всего неделей спустя. Сломанная рука. Записи мадам Помфри были сделаны по форме: заметки о повреждении и его лечении, затем дополнительная информация о причинах и прочих наблюдениях. Причина, по словам пациента, – неудачное падение. Нет видимых признаков лжи, но звучит сомнительно. Был в сопровождении подруги, мисс Эванс из Гриффиндора, которая испытывала видимое неудобство, когда он сказал, что упал. Предполагаю далеко зашедшую шутку над новичком – это вечная проблема слизеринских полукровок. Думаю, это посещение – первое из многих. Гермиона уставилась в краткую заметку. – Снейп дружил с гриффиндоркой? Это странно, – пробормотала она, тряхнув головой. – Ладно, идём дальше. Затем последовали другие инциденты; все довольно печальные. Мадам Помфри считала большинство результатом драк и издевательств, но у неё не было доказательств, а Снейп уже в свои одиннадцать лет был искусным лгуном. Несколько раз упоминалась подруга Эванс, обычно в контексте неловкого подтверждения истории о падении или несчастном случае, которая также пару раз защищала Снейпа, когда другие студенты приходили в больничное крыло с повреждениями, по всей видимости, нанесёнными им юным слизеринцем. К концу первого курса здоровье Снейпа немного улучшилось; у него всё ещё был недостаточный вес, но теперь в допустимой степени, и он немного подрос. Поведение не изменилось – он был таким же тихим, вежливым и скрытным. Гермиона прочитала запись о его медосмотре в начале второго курса. Сильно сбросил вес, больше повреждений, ухудшение гигиены. Пренебрежение/плохое обращение кажется всё более вероятным, послала директору запрос проверить домашнюю обстановку. – Мадам Помфри предупреждала, что чтение будет не из приятных, – пробурчала девушка и перевернула страницу. В следующем году было больше стычек между учениками. Она ничуть не удивилась часто мелькавшим именам Мародёров – и в качестве жертв Снейпа, и в качестве нападавших на него. Несмотря на повреждения каждой из сторон, эти столкновения обычно заканчивались плохо именно для Снейпа. Мадам Помфри в основном была занята только ведением медицинских записей, но она отметила увеличившуюся частоту наказаний в его личном деле. Почти все описанные случаи были мелкими и тривиальными – синяки и шишки, да иногда слабенькие проклятия, но одно происшествие выделялось среди других. Снейпа принесли без сознания, с впечатляющим числом повреждений – сломанной ногой, трещиной в черепе и несколькими внутренними кровотечениями. Заметки: Несчастный случай во время отбора в квиддичную команду. Упал с метлы с высоты примерно двадцати футов – наблюдатель был чем-то занят и не замедлил падение. Отказывается рассказывать, что произошло – смущён? зол? Не уверена – по нему сложно судить. Дальше следовала ещё одна заметка, добавленная позже. Визит от мисс Эванс – она сказала мне: "Это не был несчастный случай. Сев хорошо летает." На пробах всегда полно народу, но ни один свидетель не объявился. Возможно, мисс Эванс права, но нет никаких доказательств того, что это не был несчастный случай. Гермиона продолжила читать. Оставшаяся часть года прошла так же, а к началу третьего курса он снова похудел и получил новые повреждения – не было никаких упоминаний о том, разведывал ли обстановку директор. В заметках колдомедик отметила Изменение уровня гормонов, голос начинает ломаться. Девушка не была уверена, что ей хотелось читать о вступлении её учителя в пубертатный период, но всё равно продолжила чтение. Третий курс прошёл, как второй, за исключением того, что заклинания – использовавшиеся и против Снейпа, и им самим против других, в основном Джеймса и Сириуса – становились мощнее, а стычки – агрессивнее. Пожалуй, единственной записью, отличавшейся от других, была та, в которой было сказано, что его голос окончательно сломался перед Пасхой и что он стал расти чуть быстрее. Когда она закончила читать о четвёртом курсе, тоже отличавшемся от предыдущих лишь ещё большей агрессивностью, Гермиона поняла, что было уже давно за полночь и что она потратила несколько часов на изучение этих записей. Закрыв книгу, она убрала её под подушку, чтобы с ней точно ничего не случилось, и проверила свою руку; холод прошёл, но синяки выглядели немного лучше. Сняв заклинания с полога кровати, девушка пошла почистить зубы и переодеться, а потом свернулась калачиком в обнимку с Живоглотом, размышляя. Похоже, жизнь Снейпа никогда не была простой. У мадам Помфри были большие подозрения, что он вырос в плохой обстановке и что над ним издевались, он довольно часто сталкивался с Мародёрами и выходил из этих стычек с худшими последствиями для себя. В книге в основном рассматривалась медицинская сторона вещей, и было сложно судить, что происходило на самом деле; Гермионе нужно было поговорить с колдомедиком об этом, когда она закончит читать. Решив, что завтра она разберётся со всем домашним заданием, чтобы посвятить большую часть выходных чтению, Гермиона закрыла глаза и обессиленно заснула, успев лениво подумать о том, кто же такая была эта Эванс; к её досаде, имя звучало смутно знакомо.