"They dedicate their lives To running all of his He tries to please them all This bitter man he is Throughout his life the same He's battled constantly This fight he cannot win..." – Metallica, 'Unforgiven'.
После до смешного короткого разговора со Снейпом о том, во что превратились уроки Защиты, Гермиона много думала об этом в перерывах между другими занятиями. Разумеется, никто не смог бы просто пойти и встать на пути у этой подлой старой карги, не сейчас, когда у неё в руках такая власть. Так что, в ближайшее время избавиться от неё возможным не представлялось – разве что отравить её, как предлагал Рон. Заманчиво, но нет. Столь же маловероятным было предположение, что она смогла бы дать им хоть сколько-нибудь полезные знания; Гермиона уже начала вкладывать другие книги в "Теорию Защитной Магии", чтобы на уроке заниматься чем-то более плодотворным, а Гарри, похоже, был обречён ходить на отработки каждый вечер весь год, если только у него прежде не отвалятся руки. Другие учителя не могли помочь – им нужно было разбираться с собственными инспекциями. Трелони была первой в очереди на увольнение; Рон рассказал, что визит Инквизитора на Прорицания обернулся полнейшим кошмаром. Инспекция класса трансфигурации, которую им посчастливилось увидеть, была просто великолепна, но она лишь дала Амбридж более чёткую цель. У преподавателей было полно своих проблем, особенно учитывая то, что все, кому Гермиона доверяла больше всего, были заняты делами Ордена. Так что, единственным остававшимся разумным вариантом было учиться самим. Гермионе идея показалась хорошей, и когда она подняла тему в разговоре, Рон с этим тоже согласился, что было своеобразным рекордом, учитывая, сколько они ругались и спорили в последнее время, а вот Гарри отреагировал не так, как она надеялась. Он просто вышел из себя. Снова. И лучшим, чего девушка смогла достичь, было остановить его крики ровно настолько, чтобы попросить его подумать над этим, прежде чем она сбежала – ей нужно было в больничное крыло на очередной урок с мадам Помфри. – Чем мы займёмся сегодня? – с предвкушением спросила Гермиона у колдомедика. Её-то уроки никогда не были скучными. – Претворим то, чему я тебя научила, в практику, – ответила женщина. – Ты проведёшь несколько видов диагностики и запишешь то, что удастся узнать, чтобы я убедилась в том, что ты понимаешь больше, чем просто теорию. – Хорошо, – с готовностью согласилась девушка, уже сгорая от нетерпения. – Кто... Как по заказу, дверь отворилась, и она обернулась, готовая начать бормотать что-то про болезненные "дни", если бы это оказался кто-то, не подозревающий, чем на самом деле она занималась в больничном крыле. Тот факт, что этому не предшествовало даже подобие вежливого стука, был вполне очевидным намёком, но недружелюбно смотревший на неё профессор Снейп всё равно оказался потрясением для Гермионы. – Добрый вечер, Северус, – радостно поприветствовала Поппи Мастера зельеварения. – Спасибо, что согласился на это. – Как будто у меня был выбор, – глухо отозвался мужчина, злобно зыркнув в сторону Дилис, прошествовал в центр комнаты и уставился в пространство, нахмурившись. Он не выглядел очень довольным перспективой пребывания в роли подопытного кролика, и Гермиона не могла его за это винить – у неё эта идея тоже не вызывала всеобъемлющего счастья. Конечно, это было логично, ведь в течении некоторого времени Снейп должен был быть её первым и – как она надеялась – единственным пациентом, да и к тому же, в его случае диагностика априори не могла просто показать, что всё в порядке, но это всё равно подразумевало под собой применение магии к профессору Снейпу. Да, уже не в первый раз, надо признать, но она сомневалась, что это так и продолжит сходить ей с рук. Она кинула в направлении Поппи умоляющий взгляд, который та беспечно проигнорировала. – Как будешь готов. Он нахмурился ещё сильнее, но, кажется, сохранил намерение притворяться, что кроме него в комнате никого не было. После долгой паузы он, наконец, поднял руки и начал расстёгивать пуговицы на мантии, продолжая неподвижно смотреть вдаль, сбрасывая её с плеч. Гермионе хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз она видела его лишённым своей извечной развевающейся мантии, пользовавшейся у учеников дурной славой, и ещё несколько пальцев остались бы незагнутыми. Наблюдать за происходящим было очень странно. Чёрный сюртук последовал на пол вслед за мантией, и мужчина остался в рубашке, стоя в центре комнаты и пялясь в стену. Белая рубашка была достаточно тонкой, чтобы сквозь неё была видна белая футболка, и Дилис тихо хихикнула. – Мерлин, Северус, тебе обязательно постоянно носить столько слоёв одежды? – Подземелья плохо отапливаются, – ответил Снейп почти оборонительно. Он неловко переступил с ноги на ногу, почти ощутимо нервничая и явно не переживая один из счастливых моментов своей жизни. – Продолжайте. Мне нужно работать. – Северус, не будь ребёнком, – пожурила его Поппи. – Ты же знаешь, что мы не закончили. Возможно, ты разбираешься в Целительстве лучше меня и уж точно лучше разбираешься в преподавании. Если всё будешь воспринимать в штыки, это займёт в два раза больше времени. Дилис, хватит его дразнить. У Снейпа чуть дёрнулся глаз, челюсти сжались, но вот он уже резко развернулся и прошествовал через комнату к стулу, по пути призвав мантию и сюртук, и, бросив их на пол рядом с собой, сел и, наклонившись, стал расшнуровывать ботинки; его лицо скрылось за занавесью длинных волос. Отбросив ботинки и носки, он босиком вернулся в центр комнаты; на его лице отражалась смесь смущения и злобы, пока он расстегивал манжеты рубашки. Гермиона тяжело сглотнула, с тревогой посмотрев на мадам Помфри, и вновь неохотно перевела взгляд на Снейпа. Двигаясь отрывисто, с плотно сжатым ртом, Снейп наполовину расстегнул рубашку и стянул её через голову; за ней последовала футболка, и вдруг он оказался полуголым, кинув на пол комок белой ткани и вновь уставившись в стену. Гермиона не могла заставить себя отвести взгляд; не то чтобы зрелище мужчины без рубашки было для неё в новинку, но Снейп не был обычным мужчиной. Во-первых, он был ужасно худ: все рёбра просвечивали, живот впал, и даже ключицы были чётко видны. Тазовые кости так резко выделялись на уровне верха брюк, что создавалось впечатление, что те держались исключительно за счёт этого. На его теле было немного волос и покрытый коркой, наполовину залеченный шрам, пересекавший его грудь. Тёмная Метка ярко чернела на бледном предплечье, и девушка поспешила отвести взгляд от неё и от запястий, исполосованных шрамами. Шрамы были не только от его рук, внезапно осознала Гермиона. Желтоватый цвет его кожи скрывал многие из них, но местами тени странно ложились, открывая взгляду множество мелких борозд и порезов. Один из них, выглядевший особенно неприятно, наискосок рассекал его живот, проходил по бедру и исчезал где-то за линией брюк. При ближайшем рассмотрении это оказались два шрама, один, видимо, оставшийся после удаления аппендикса; причиной появления второго могло быть что угодно. Захваченная изучением его тела, Гермиона медленно пошла по кругу вокруг него и ахнула, увидев его спину. Худоба явно проявлялась и здесь: в почти прорезавших кожу лопатках, в рёбрах, видимых даже с этого ракурса, и даже в выступавших позвонках. Но Гермиона скорее обратила внимание на состояние его кожи – здесь уже не было волос, скрывавших кровавые участки. Плечи и верхняя часть спины были испещрены лишь наполовину вылеченными ранами, покрытыми тёмной сухой коркой. Местами раны искривлялись из-за более ранних шрамов, местами его кожа просто пестрела ими, от белёсых до красных – более свежих. Она видела и следы от ожогов, и от чётких, аккуратных порезов, и рваные отметины непонятного происхождения. В дополнение к шрамам, его тело пестрело и синяками – в основном на рёбрах и на руках, но часть покрывала и спину, так, словно его куда-то швыряли. – Наслаждаетесь видом? – вдруг прошипел Снейп, возвращая её в реальность. Его тон был ледяным, и когда девушка обошла его, чтобы посмотреть прямо в лицо, она увидела плескавшуюся в его глазах ярость и лёгкий румянец, покрывавший его щёки. – ...Простите, сэр, – с трудом прошептала Гермиона. – Оставь её, Северус. Ты сам согласился на это. И ты всё ещё не закончил. – Нет, – резко ответил он, вновь покраснев. – Больше я себя унижать не намерен. И слава богу, подумала Гермиона. Во-первых, он бы её убил. Во-вторых, хотя она и знала, что Целителям часто приходилось иметь дело с наготой, она ещё не чувствовала себя к этому готовой, и даже если бы это было не так, ад замерз бы скорее, чем она стала бы спокойно относиться к Снейпу в такой ситуации. В-третьих, он бы её убил. Снова. Правда, странно, что его происходящее тоже смущало, задумалась девушка и неуверенно посмотрела в его сторону – он наверняка уже должен был привыкнуть выставлять свое тело напоказ перед Целителями. Хотя, пожалуй, не перед ещё обучающимися Целителями, по совместительству его студентами и – по чистой случайности – ещё и друзьями мальчика, которого он ненавидел больше всего на свете... Нет, пожалуй, она понимала, почему он чувствовал себя неуютно. К тому же, красавцем он не был и наверняка знал, что из себя представляет, и Гермиона не могла вообразить, чтобы хоть один мужчина был в восторге от разглядывающей его при таких обстоятельствах девушки-подростка. – Ну что ж, продолжайте, – прорычал Снейп, прерывая её витания в облаках. С трудом удержавшись от испуганного взвизга, Гермиона кивнула, порылась в поисках чернил, пергамента и палочки и, наконец, приступила к работе. Ни одно из диагностических заклинаний, которые она использовала, не выдало нормальных, здоровых результатов; этого было достаточно, чтобы через некоторое время её начало подташнивать. С этим человеком столько всего было не так, что чудом было одно то, что он всё ещё стоял на ногах. Большую часть времени она гадала, что именно значили те или иные нарушения в показаниях; она надеялась, что во многих предположениях она ошибалась. И каждое из заклинаний, похоже, было не в силах контактировать с Тёмной Меткой; она не могла ничего сделать в области его левой руки и старалась лишний раз туда не смотреть. В какой-то момент она рассеянно сказала: – Я не совсем понимаю вот эти показания... Гермиона чуть не упала от шока, когда Снейп твёрдо спросил: – Где? Она оглянулась, и обнаружила, что он хмуро смотрел на неё, а также то, что в комнате кроме них никого не было. В рубашке или без неё, он всё равно выглядел довольно пугающе. – Эмм... Мужчина свирепо взглянул на неё. – Мадам Помфри пришлось отойти. Во всяком случае, так она утверждает, – с кислым оттенком в голосе добавил он. Он выглядел очень злым из-за того, что его оставили в такой ситуации, но Гермиона осознала, что его гнев не мог быть направлен на неё, иначе он бы уже давно вышел из себя. – Где именно показания вам непонятны? Она нерешительно указала пальцем, и он раздражённо прорычал: – У меня нет глаз на затылке, мисс Грейнджер, вопреки распространённому мнению. Покажите мне. Закусив губу, Гермиона очень робко двумя пальцами дотронулась до его спины, постаравшись выбрать место, свободное от шрамов. Его кожа была холодной на ощупь, и он ощутимо вздрогнул от её прикосновения. – О, это печень, просто с неправильного ракурса. Здесь нужны специальные гепатитные заклинания, – сказал он, без особых успехов стараясь придать голосу нейтральный тон. Он избегал зрительного контакта и и практически дрожал от напряжения. – Ваша диагностика выявила цирроз, вызванный рецидивным хроническим гепатитом. – Желтуха? – удивлённо спросила Гермиона. – Разумеется, – сердито ответил он. – Неужели вы действительно думали, что моя кожа от природы такого цвета? Даже проживание под землей ни с кем не смогло бы такого сделать. А он был прав, хотя она и не стала произносить этого вслух. Вопрос о причине такого повреждения печени так и просился с языка, но девушка сдержала себя, отчасти потому что боялась вывести Снейпа из себя, отчасти потому что на тот момент ей действительно не хотелось этого знать. Кивнув, она записала его слова; всё равно позже они с мадам Помфри будут обсуждать эти записи. Как бы это ни было ужасно, как бы ни расшатывало нервы, это всё же было увлекательно, и Гермиона понятия не имела, сколько времени прошло, прежде чем она вновь заговорила. – Сэр, здесь есть ещё кое-что, чего я не понимаю. Это не относится к конкретному органу, не похоже ни на рану, ни на следы заклятья. – Где? – Эмм... – она тяжело сглотнула и покраснела, сидя на пятках позади него, уставившись на пеструю от ран и синяков кожу на его спине и молясь, чтобы он не обернулся и не посмотрел на неё. – Ниже пояса, – пробормотала она, наконец, и с его стороны услышала резкое шипение; он видимо вздрогнул и сжал руки в кулаки. После длинной паузы он отрывисто сказал: – Ничего из того, о чем вам следовало бы беспокоиться. В роли военного Целителя вам это не пригодится. – Но война не вечна, сэр, – мягко возразила она. – И что я буду делать, когда найду повреждение, которое мне не удастся распознать? Извинюсь перед пациентом и скажу ему, что моё обучение было слишком узкоспециализированным, чтобы его лечить? – Такой проблемы не будет ни у одного из ваших пациентов, – прорычал он. – Хоть раз в жизни, мисс Грейнджер, оставьте это и не суйте свой нос туда, куда не просят. – Северус, – тихо перебила Дилис со стены неожиданно мягким тоном. – Она всё равно скоро узнает. Не будет ли лучше ей услышать это от тебя, чем от нас? Снейп на мгновение уставился в пространство; вена на его виске пульсировала. Его худое лицо растеряло все остатки цвета, за исключением двух ярко-красных пятен в районе скул. Его начинала бить лёгкая дрожь. Гермиона отскочила назад, готовая убегать, если катастрофа будет неизбежна, пытаясь не паниковать и гадая, что могло быть настолько ужасным. Она понятия не имела, что могли значить результаты диагностики, но... – Вы уже связаны соглашением о неразглашении, мисс Грейнджер? – в конце концов процедил Снейп. – Нет, сэр, – честно ответила она. – Но я бы никогда не стала бы обсуждать ваше физическое состояние с кем-то, кто не осведомлён о нём уже сейчас, – может, она и была гриффиндоркой, но точно не была самоубийцей. К тому же, больше это никого и не касалось. Она слышала, как он прошептал себе под нос что-то подозрительно похожее на ругательство, и весьма крепкое, медленно покачал головой, резко развернулся, прошёл к стулу и начал молча одеваться. Он одевался не торопливо, но и без промедлений. Очевидно, он решил, что урок был окончен, и Гермиона уж точно не собиралась с ним спорить, не теперь, когда он был в таком настроении. Полностью одевшись, Снейп пронёсся мимо Гермионы к двери. Уже нажимая на дверную ручку, он остановился, мельком взглянул на неё, опустив голову так, чтобы волосы закрывали его лицо, и снова отвернулся. Она услышала, как он тихо пробормотал что-то, слишком тихо, чтобы быть услышанным; затем он поднял голову и так посмотрел на неё, что она непроизвольно сделала шаг назад, увидев выражение его лица. Эмоции в его глазах обладали почти осязаемой силой, словно ударившей её; его ярость и боль кричали из их тёмных глубин, затенённые чем-то близким к стыду. Холодный узел вдруг скрутился в её животе. – О боже, – прошептала Гермиона, едва осознавая, что говорила вслух. – Вы имеете в виду, что... Буря в его глазах усилилась. – Да, – прошипел он; его лицо дёрнулось. Наконец, он опустил глаза, распахнул дверь и вылетел из комнаты, оставив её поражённо смотреть ему вслед, пока его шаги удалялись по коридору. Когда девушка подняла взгляд, рама Дилис была пуста. Она обернулась и ещё на мгновение посмотрела вслед Снейпу; почувствовав, как холодный ужас начал наполнять её, она отвернулась. Она аккуратно сложила свои записи и убрала палочку, медленно и спокойно прошла через больничное крыло в маленькую ванную комнату, где её какое-то время дико рвало. Без слёз в глазах и в каком-то оцепенении она, наконец, вышла из ванной и обнаружила, что мадам Помфри уже ожидала её. Колдомедик мягко сказала: – Гермиона, мне жаль. Я не хотела, чтобы ты знала об... этом... пока. И я сказала бы это не так прямо, чтобы попытаться уменьшить шок. Девушка покачала головой. – Он не говорил... прямо... об этом, – отупело сказала она. – На самом деле, он... Не знаю. Всё могло бы быть и хуже. Я не понимаю, почему он вообще рассказал мне это. Хотя по сути он и не рассказывал, но я не могу понять, почему он позволил мне догадаться... – Потому что я обязательно рассказала бы тебе, если бы он сам этого не сделал, – мрачно ответила Поппи. – Я не думала, что следы будут достаточно свежими, чтобы ты их обнаружила, иначе я бы осталась с тобой и не дала бы тебе узнать об этом. – Не думали? – тихо повторила Гермиона, всё ещё чувствуя себя оторванной от происходящего и беря в руки стакан воды, чтобы вымыть привкус рвоты изо рта. – Профессор Снейп не всё мне рассказывает. И я давно научилась не спрашивать об... определённых вещах. Он вполне способен избавиться от физических последствий самостоятельно и он не любит, когда кто-то об этом знает. Я даже не уверена, знает ли об этом директор. – Значит, директор – счастливчик, – горько произнесла девушка. – Хотела бы я не знать, – чувствуя холод, она попыталась унять дрожь и поплотнее закуталась в мантию. – Я бы очень, очень этого хотела. Сглотнув желчь, она заставила себя спросить: – Он не может оказаться геем или кем-нибудь в этом роде? – Нет. Определённо, абсолютно нет. Да даже если бы он им был, повреждения такой степени всё равно ненормальны. Гермиона тупо кивнула; да, всё не могло быть так просто. Честно говоря, она всегда воспринимала его как нечто асексуальное. Сжав зубы и снова сглотнув, она заставила себя сформулировать эту мысль. Профессор Снейп был изнасилован. Причём явно не в первый раз. Она на мгновение сжала рот, сдерживая рвотный позыв, но избавляться больше было не от чего. – Мне так жаль, дорогая. – Почему? Разве вы не этого хотели? Отлично, вы победили, я его больше не ненавижу. Я не могу ненавидеть его, зная это. Счастливы? – Гермиона... – Нет! Я не хотела этого знать! – Гермиона почувствовала солёный привкус на губах, осознала, что плачет, и это лишь больше разозлило её. Она была счастлива, ненавидя Снейпа и видя в нём лишь чёрствого, неприятного и не заслуживавшего доверия человека. Знание того, что у него были веские причины на то, чтобы быть таким, что он страдал молча ради людей, которые его ненавидели, и никто не имел об этом ни малейшего понятия – это знание разрушало все её утешительные иллюзии. – Я знаю, что не хотела, – тихо сказала женщина. – Я тоже не хотела знать, когда впервые обнаружила это. Даже теперь я не спрашиваю об этом, потому что не хочу знать. Но это часть работы Целителя, а в особенности военного и работающего на Орден Феникса, – она дала Гермионе чистый носовой платок. – И мы имеем дело лишь с последствиями, – мягко добавила она. – Северус – профессор Снейп – вынужден переносить это. – Как...? – хрипло спросила Гермиона, тщетно пытаясь утереть слёзы и начиная трястись. Она не смогла закончить вопрос – голос её не слушался. Как он это делает? И почему? Что могло быть так важно для него, чтобы ради этого он такое переносил? Он ведь когда-то был Пожирателем Смерти. Что сделал Волдеморт, чтобы Снейп так его ненавидел? – Он – Северус Снейп, – тихо ответила Дилис. Она пожала плечами, когда Гермиона взглянула на неё. – Это единственный ответ, который у нас есть. С точки зрения любой логики, он должен был быть мёртв ещё задолго до окончания первой войны. Я не имею ни малейшего понятия, как ему до сих пор удаётся выживать, особенно учитывая тот факт, что мы знаем о нём не всё. Что-то заставляет его двигаться дальше, и будь я проклята, если знаю, что именно. Он... пугающе силён. Гермиона высморкалась, чувствуя себя немного лучше, во всяком случае, физически. Она неопределённо махнула рукой в сторону своих записей. – Если я права, по крайней мере, в половине своих предположений, он должен быть уже мёртв. Колдомедик взяла свиток пергамента и проглядела написанное на нём. – Нет, ты очень близка к правде. Очень хорошо. И постарайся не слишком беспокоиться по этому поводу – всё должно быть куда хуже, чтобы остановить профессора Снейпа. Кто угодно на его месте уже был бы мёртв, верно, но, как сказала Дилис – это Северус, – женщина грустно улыбнулась. – Даже теперь я постоянно удивляюсь тому, сколько он может переносить. В половине случаев это даже не задерживает его. – Он даже выглядит полумёртвым, – заметила Гермиона, икая, борясь с всхлипами и заставляя себя немного успокоиться, чтобы не впасть в истерику. Она задумалась на мгновение. – Хотя, на самом деле, нет. Он должен бы, но не выглядит. Он как... борзая или что-то в этом духе. Для человека ненормально быть настолько худым, но ему это не мешает. Я не могу это объяснить. – Я слышала, как его описывали и похуже, – рассмеялась в ответ Дилис. – Могу поспорить, что и Северус тоже. Мадам Помфри кивнула, явно сдерживая смех. – Довольно нескладно по сравнению с вашими обычными стандартами, мисс Грейнджер, но я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Нормальные правила не относятся к Северусу Снейпу. Ну а теперь, если вы принесёте свои записи ко мне в кабинет, я сделаю нам по чашечке чая и попытаюсь объяснить вам это – в той степени, в которой мы сами смогли это понять.***
Зельеварение на следующий день оказалось одним из худших уроков в жизни Гермионы. Большую часть занятия Снейп сверлил её взглядом, который становился едва ли не испытующим каждый раз, когда тот садился, и каждый раз заставлял её дёрнуться или вздрогнуть, и ей вовсе не обязательно нужно было быть всезнайкой, чтобы понять, что он ждал малейшего повода, чтобы порвать её на кусочки. Хотелось надеяться, что только на словах, но она отнюдь не была в этом уверена. Даже Гарри никогда не навлекал на себя гнев такой силы. Снейп явно был ужасно смущён тем фактом, что теперь она знала о нём едва ли не больше, чем все остальные, и ему, очевидно, было крайне сложно разделять Гермиону-целительницу и Гермиону-студентку. Настолько же очевидно, как и то, что он ни на йоту не поверил её обещанию молчать. Всё это в целом создавало весьма неуютную атмосферу, особенно принимая во внимание то, что бессонная ночь, за которую Гермиона пролила ещё немало слёз, до крайности вымотала её. На этот раз было легко предоставить Невиллу, Гарри и Рону справляться своими силами: ей не только не хотелось делать ничего, что навлекло бы на неё гнев Снейпа, но и её саму хватало лишь на то, чтобы заниматься своим зельем – что уж говорить о помощи другим, когда у неё в голове вертелось столько мыслей. Прошлый вечер ужасно огорчил Гермиону, но в то же время очень многое прояснил. Как ни посмотри, Снейп был просто-таки чудом медицины, учитывая, сколь многое с ним было не так. Его метаболизм был очень странным; Снейп был худ от природы, и это никак не было связано с его питанием. Никакого пищевого расстройства, никаких проблем с щитовидкой – ничего в этом роде; просто он никогда не набирал вес, особенно в периоды стресса. На данный момент он весил ненормально мало даже по своим меркам, но всё было не так плачевно, как должно было. Хронический гепатит оказался последствием прошлой алкогольной зависимости, и особого смысла долечивать его не было, потому что мужчина до сих пор периодически выпивал куда больше, чем стоило бы. Нечасто, как утверждали мадам Помфри и Дилис, но иногда. В любом случае, по-видимому, история алкоголизма в его семье присутствовала, и, принимая во внимание то, какую жизнь он вёл, можно было понять, что временами, чтобы справляться, он прибегал к разным методам. Гермиона снова спросила про следы от уколов, но женщины убедили её, что, хоть в прошлом он и принимал всякое, сейчас он был чист уже около десяти лет. Они не думали, что он к этому вернулся; он сам тоже это отрицал. Был и опыт селфхарма; не все его шрамы были оставлены другими людьми, но колдомедики были вполне уверены, что с этим он завязал. Это "вполне" было проблемой. Полную картину истории болезни Снейпа было невозможно составить по той простой причине, что он отказывался говорить об этом и что-либо признавать. Большую часть повреждений он лечил самостоятельно, а те из них, с которыми был не в состоянии справиться в одиночку, как правило, оставлял без внимания до тех пор, пока они, в конце концов, не заживали сами. Он оказался довольно неплохим целителем-самоучкой, по крайней мере, когда дело касалось ран и проклятий, и знал достаточно в области маггловской медицины, чтобы держаться без посторонней помощи. Она уже знала, что за своей диетой мужчина также следил сам; частично это объяснялось язвой желудка, развившейся на фоне стресса, и второй, вылеченной лишь наполовину – в определённой степени это способствовало приступам дурного настроения. Шрамы, частично затянувшиеся порезы и синяки, по-видимому, не имели особого значения. Переносимость боли у Снейпа была совершенно нечеловеческой, и он не обращал внимания даже на довольно серьёзные раны; у него было так много шрамов, потому что, как правило, он не брал на себя труд их исцелять, что, возможно, было показателем наличия каких-то психологических проблем, хотя бы отчасти объяснявших бы его наружность. Основной проблемой была его нервная система; систематические пытки Круциатусом медленно подтачивали его нервы. Гермиона пока не научилась проводить более подробное неврологическое обследование, но мадам Помфри, показав ей результаты последней своей проверки, объяснила, что они означали, и оказалось, что мастер Зелий испытывал постоянную боль, потому что, как правило, не имел времени полностью восстановиться прежде, чем снова попадал под проклятие. Его кровообращение также было нарушено, что делало температуру тела мужчины на несколько градусов ниже нормальной – чуть раньше девушка заметила, что он дрожал. Учитывая все эти обстоятельства, вечно скверное настроение Снейпа уже не могло удивлять. Они также попытались обсудить проблему изнасилований, но попытка увенчалась лишь относительным успехом – отчасти из-за того, что тема обсуждения очень расстраивала, отчасти из-за того, что ни мадам Помфри, ни Дилис сами толком ничего об этом не знали. Снейп никогда ничего не рассказывал; колдомедик узнала случайно, когда однажды заметила у него внутреннее кровотечение и настояла на выявлении причины, а он был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Они понятия не имели, как часто это происходило – так редко Снейп позволял мадам Помфри себя осматривать. Гермиона сдерживала себя, чтобы не кусать губы каждый раз, когда мужчина ненадолго садился. Видимо, Волдеморт использовал секс и в качестве поощрения, и в качестве наказания – словно ей нужны были ещё причины его ненавидеть. Ей сказали, что случалось это крайне редко, и заверили, что почти все слухи и истории о Пожирателях Смерти были чепухой и преувеличением, но от этого едва ли становилось легче. Мадам Помфри немного рассказала Гермионе о том, что следует делать в таких случаях, но добавила, что в данной ситуации ни к чему хорошему это не приведёт, так как Снейп реагировал на происходившее не так, как большинство людей. Если он и чувствовал обычные стыд и вину, то держал их в себе, и, хотя в том, что он был травмирован, практически не возникало сомнений, этого он также не показывал. Это было нездорово и неправильно, но не существовало ни одного способа заставить его вести себя иначе, а он сам явно предпочитал, чтобы они обходили эту проблему стороной. Как бы ужасно это ни было, лучшим вариантом для них было закрывать на это глаза, потому что он этого хотел и потому что они всё равно ничего не смогли бы сделать. И это было хуже всего, по мнению Гермионы. Ничто из того, что она увидела, не станет лучше. Всё это продолжит происходить с ним, снова и снова, пока один из них не умрет – или Волдеморт, или он. К сожалению, последнее, вероятно, произойдёт раньше. Это означало, что Снейпа невозможно будет исцелить. Он продолжит переносить такую боль и повреждения, которые давно бы уже прикончили любого другого, пока они наконец не прикончат и его. К тому моменту, откровенно говоря, он, скорее всего, этому только обрадуется. Какой смысл быть Целителем, если на самом деле не можешь кого-то исцелить? Она снова кинула быстрый взгляд на стол Снейпа, не позволив ему задержаться там дольше, чем на секунду. Мужчина по-прежнему прожигал её ненавидящим взглядом, и выражение его лица не изменилось ни на йоту, когда он заметил, что она смотрит на него; если на то пошло, его тёмные глаза приобрели ещё более суровое выражение. Поспешно повернувшись к котлу, Гермиона с беспокойством подумала, что же сейчас произойдёт. Очевидно, нужно было что-то менять в сложившейся ситуации – она любила зельеварение и хотела как можно лучше проявить себя на С.О.В, а этого явно не случится, если каждый урок она будет сидеть, как на иголках, в ожидании момента, когда он всё же выйдет из себя и устроит ей словесную экзекуцию. К тому же, с другими предметами дела будут обстоять не лучше, если каждую ночь она будет проводить, чередуя рыдания и тягостные размышления. И как ей продолжать учиться на Целителя, если каждый раз, когда она будет узнавать что-то ещё о состоянии её главного пациента, тот будет реагировать с плохо сдерживаемой яростью? Конечно, она могла бы просто подождать и посмотреть, будет ли что-то меняться к лучшему, но подобные стратегии всегда шли вразрез с её темпераментом. Кроме того, сложившаяся ситуация помимо ужаса и жалости разожгла в ней любопытство. Все её друзья могли подтвердить, насколько опасна Гермиона Грейнджер, когда сосредотачивает на чём-то всё своё внимание, и сейчас ей хотелось узнать не только как Снейпу удавалось переживать всё, с чем он сталкивался, но и почему. А это означало, что ей необходимо было больше узнать о нём. А после этого я пойду к Волдеморту и подарю ему большой и влажный поцелуй, – уныло сказала она себе. Ничего более опасного она бы не смогла для себя придумать. Снейп точно её убьёт.***
В течение следующей недели Гермиона изо всех сил старалась придумать разумный план, итогом которого не стала бы её кровавая и жестокая смерть, но была вынуждена признать своё поражение. Девушка с сожалением отметила, что провела слишком много времени среди гриффиндорцев – едва ли она была способна вести себя с кем-то из Слизерина, не говоря уже об их декане, с необходимыми тонкостью и деликатностью. Ей было необходимо понять, как они смотрят на мир, но проблема заключалась в том, что у неё не было приятелей из Слизерина, и все её знакомые с этого факультета в высшей степени презирали её. Идея пришла к ней в голову посреди ночи, прервав её крепкий сон неожиданной вспышкой вдохновения. Был один слизеринец, который возможно – только возможно – мог бы согласиться помочь ей, по крайней мере, если она будет осторожна и не будет пытаться проделать всё в одиночку. Не стоит откладывать на завтра то, что можешь сделать сегодня – она вскочила с кровати, накинула халат, тихо вышла из спальни, спустилась по лестнице и прошла через безлюдную гостиную к выходу, по дороге обещая себе, что после этого найдет какой-нибудь портрет, чтобы повесить его над кроватью. Полная Дама была не в восторге от того, что её потревожили, но её негодование было прервано вежливой просьбой Гермионы передать послание с просьбой о встрече портрету Дилис Дервент. Не прошло и десяти минут, как Гермиона уже сидела в пустом кабинете неподалёку от башни Гриффиндора и смотрела на портрет бывшей директрисы и Целителя. – Я хочу встретиться с Финеасом Найджелусом. Дилис приподняла бровь. – Зачем? – Вы говорили, что он тоже на стороне профессора Снейпа и что он работал вместе с вами и мадам Помфри. – Да... но я говорила об этом несколько недель назад. Почему ты хочешь увидеть его сейчас? – Потому что, думаю, мне нужна его помощь, – тихо признала Гермиона. – Я не могу вспомнить никого другого, кто мог бы помочь мне понять слизеринцев. Никто из учеников не станет со мной говорить, даже если я и рискну попробовать, и, очевидно, я не могу спрашивать об этом самого профессора Снейпа. Что вы об этом думаете? Волшебница нахмурилась. – Ты права, он мог бы тебе помочь. Вопрос лишь в том, станет ли. Финеас - слизеринец до мозга костей, и есть причина тому, что ты до сих пор не виделась с ним. Ты ему заранее не нравишься из-за своего происхождения. К тому же, он ничего не делает без веской на то причины. Скорее всего, он не станет помогать безвозмездно и вполне способен выдать тебя Северусу по собственной прихоти – просто из неприязни к тебе. – Я примерно так себе это и представляла, – ответила Гермиона, пожав плечами. – Но особого выбора у меня тоже нет. Либо я рискую из-за того, что он всё расскажет, либо сталкиваюсь со стопроцентной вероятностью быть раскрытой из-за чересчур гриффиндорской натуры. Дилис сочувственно улыбнулась. – Из всех на своём курсе ты наименее открыто демонстрируешь её... но, да, этого недостаточно. Ты не чета ни одному слизеринцу и тем более Северусу. Что ж, хорошо; я представляю, что скажет Финеас. Он захочет встретиться с тобой наедине, без меня, чтобы увидеть, из какого ты теста, и будет вести себя весьма недоброжелательно. – Так же, как профессор Снейп? – спросила Гермиона с ухмылкой. Женщина на портрете фыркнула. – Хуже. У Северуса есть манеры, у Финеаса - нет. – Что-нибудь посоветуете? Никогда не замечала, чтобы у Снейпа были манеры. – Будь с ним честна – он давно здесь обитает и может распознать, когда ему лгут. И держи себя в руках, не производи впечатление глупой маленькой школьницы или чересчур эмоциональной гриффиндорки. Удачи. Дилис ушла из рамы, и Гермиона поудобнее устроилась на стуле и почему-то подумала о том, что было бы лучше, если бы она взяла с собой Живоглота. В такой ситуации было бы неплохо иметь поддержку, и она точно знала, что никто из её друзей не понимал её так же хорошо, как её фамильяр. Несколько минут спустя мужской голос надменно протянул: – И что по-твоему ты делаешь, грязнокровка? Мило. Повернувшись, она посмотрела на портрет, мужчина с которого прожигал её взглядом, полным презрения. Гермиона, разумеется, провела небольшое исследование, в результате которого выяснила, что Финеас Найджелус Блэк был одним из предков Сириуса, хоть по нему и невозможно было это сказать. – Доброе утро, сэр, – ответила она настолько вежливо, насколько это было возможно. – Спасибо, что согласились встретиться со мной. Он фыркнул. – Отвечай на вопрос, девчонка. – Как, я уверена, объяснила Дилис, – начала она осторожно, – я хотела спросить у вас совета. Мне нужна помощь, чтобы понять основы слизеринского склада ума. – Для чего тебе это? Будь с ним честна, сказала Дилис. Гермиона глубоко вдохнула. – Есть множество причин, сэр. Отчасти из-за войны – многие из Пожирателей Смерти - слизеринцы, так же как и Сами-Знаете-Кто. Я хотела бы лучше понимать, как они думают, чтобы посмотреть, смогу ли я понять, почему те или иные события сейчас происходят. Я хотела бы чуть больше узнать и о моих однокурсниках – я вижу их каждый день, но ничего о них не знаю. Но в основном, признаю, это из-за профессора Снейпа. Она на мгновение остановилась, чтобы посмотреть, последует ли какая-то реакция, но недостаток эмоций на лице был, видимо, общей характерной чертой для всех взрослых слизеринцев – Финеас с тем же успехом мог бы быть застывшей маггловской картиной. – Продолжай. – Он мне любопытен, – призналась она. – Он всегда был тем учителем, с которым у меня не было контакта, учителем, которого мне никогда не удавалось впечатлить. Это один момент – я хочу больше узнать о нём. Но ещё я хочу помочь ему и, пока не пойму его в достаточной мере, не сближусь с ним, не смогу этого сделать. Он позволяет мне помогать мадам Помфри с его лечением и всё такое, потому что особого выбора у него нет, но даже слепой увидел бы, насколько он ненавидит это. Всё стало бы намного проще, найди я такой подход, который был бы для него менее неприятным. Мужчина на портрете долго молчал. Гермиона прикладывала все усилия, чтобы не начать ёрзать, и прикусила язык, чтобы не надоедать ему. Наконец бывший директор гаденько произнёс: – А ты, значит, заносчивая маленькая грязнокровка, не так ли? – Прошу, сэр, не называйте меня так, – спокойно ответила она. – Неужели правда так тебя беспокоит? – Нет, но с вашей стороны говорить это немного лицемерно, не думаете? Может, мои родители и магглы, но они хотя бы не состоят в близком родстве. По мне, так лучше быть магглорождённой, чем появиться в результате кровосмешения, – отпарировала она. – Моя кровь, возможно, почище вашей. Невозможно было заставить свой голос не звучать зло, когда она говорила это, но девушка, по крайней мере, сумела не перейти на крик. К её удивлению, мужчина фыркнул, выглядя при этом чуть ли не довольным. – Интересно. Гермиона с раздражением осознала, что он играл с ней, проверял её. Она была близка к тому, чтобы поставить вопрос ребром – поможет он ей или нет? – но что-то заставило её прикусить язык. Его помощь сейчас была для неё важнее собственной гордости. Финеас, прищурив глаза, покачал головой, изучая её. По выражению его лица можно было сказать, что он искал некое редкое и необычное насекомое, запертое под стеклом, но, похоже, он всё же размышлял. – Я расскажу тебе кое-что, потому что мне любопытно, что случится дальше, – сказал он наконец. – Очень скучно быть портретом – невообразимо скучно. А это обещает быть как минимум занимательным. Но я не собираюсь кормить тебя знаниями с ложечки – если ты так умна, как сказала Дилис, ты и сама сможешь до всего дойти. Если же нет... – он неприятно ухмыльнулся. – Если же нет, Северус вывернет тебя наизнанку и повесит сушиться на солнышке. В любом случае, мне будет на что посмотреть. Так что, слушай внимательно, потому что повторять я не стану, и не перебивай. Снова прикусив язык, Гермиона слегка кивнула и села прямо, внимательно смотря на мужчину. – Первое: у каждого настоящего слизеринца есть больше одной причины для всего, что он делает. В то же время мы всегда видим больше одного мотива для каждого действия окружающих. Мы ничто не воспринимаем, как должное, и никому не верим на слово. Она медленно кивнула, показывая, что всё услышала – ей требовалось время, чтобы подумать над этим, прежде чем сказать, что она всё поняла, но она точно всё услышала. – Второе: наше общество ориентируется на богатых чистокровных магов. Снейп – бедный полукровка. Помни об этом. Гермиона задумалась над его словами, и Финеас остановился, давая время усвоить услышанное. Выходило, что Снейп всегда был изгоем. Жить и двигаться вперёд в таком мире значило пребывать в постоянной борьбе. Мысленно сделав заметку вспомнить всё, что она знала об его истории, и попытаться найти больше информации о чистокровных традиционных ценностях, когда представится случай, она снова кивнула. – Третье: ни один слизеринец не может легко доверять кому-то. Нас учат полагаться на себя, использовать окружающих и преследовать в первую очередь собственные цели. На долю Северуса выпали куда более тяжёлые уроки, чем у большинства. Гермиона опять кивнула. Она знала достаточно фактов из биографии Снейпа, чтобы предполагать, что у него были проблемы. Финеас же говорил ей посмотреть глубже, побольше подумать над этим. Его ужасно, почти непереносимо гнобили, его родители практически наверняка были жестоки с ним, он потерял единственного близкого друга, его предала организация, которая должна была защищать его, и теперь он регулярно подвергался насилию над собой. – Достаточно, с этим уже можешь работать сама, – твёрдо сказал мужчина. – Маленький совет для второго твоего шага – первым было решение прийти ко мне, невероятно разумное для гриффиндорки. Не иди напролом. Не пытайся ворваться в его жизнь, делая себя её частью, не пытайся заставить его изменить своим привычкам. Постарайся быть хотя бы отчасти деликатной. Да, он обязательно что-то заподозрит, не думай ни на секунду, что этого не произойдёт, но пока ты не предоставишь ему веского доказательства, он не будет ничего предпринимать. Разумное сомнение будет твоим союзником. Главная проблема гриффиндорцев – эмоции: всё, что вы чувствуете, написано у вас на лицах и выставлено на всеобщее обозрение, а вы ещё и кричите об этом на случай, если кто-то всё-таки не заметил. Не старайся слишком сильно. На этот Гермиона кивнула слегка уныло – она давно осознала, что одной из причин, по которым она так раздражала Снейпа, было то, что она слишком сильно старалась произвести на него впечатление. Он был единственным преподавателем, казалось, не ценившим её ум, и чем жестче он её критиковал, тем усерднее она старалась добиться от него такого же отношения, что оказывали ей другие учителя. Даже когда она осознала, что это был неверный подход, она продолжила пытаться, потому что не знала иных способов. – Последнее, – сказал ей Финеас. – Ты, по идее, довольно умна. Используй это. Думай, прежде чем делать, и научись наблюдать. Ты уже знаешь всё, что тебе необходимо, но ты ещё не поняла, что видела это. Будь внимательна к тому, что происходит вокруг тебя, и научись смотреть глубже поверхности. Анализируй. Даже мелкие незначительные детали важны. – Спасибо, сэр. – Не благодари меня. Ты играешь с огнём и пожалеешь об этом, – он остановился. – Тебе нужно знать некоторые факты о Северусе. Простых людей не бывает, а он куда сложнее и запутаннее большинства. Первое – верность. Она многое в нём определяет. Он нелегко посвящает себя кому-то, но, если это происходит, это навсегда. В этом плане он так же неизменен, как вращение Земли. Он никогда не нарушит обещание и никогда не отвернётся от того, кто, по его мнению, стоит его времени. Он не способен на предательство и никогда, никогда его не простит. – Прошу прощения, что перебиваю, сэр, но он же двойной агент. Разве это не делает его предателем по определению? – По крайней мере ты спрашиваешь, а не утверждаешь, – проворчал мужчина. – Нет. Риддл сам сделал это с собой. Он взял верность Северуса и разрушил её, тем самым предоставив тому свободу выбрать другой путь. Он не предатель. Второе, о чём тебе нужно знать – его чувство чести. Это нетипичная черта для слизеринца. Сомневаюсь, что ты когда-либо задумывалась над этим, но Северус никогда не лгал никому из вас. Он может утаивать правду, играть словами, чтобы люди делали из них неверные выводы, но он никогда не станет открыто лгать. В то же время есть границы, которые он не станет переходить, вещи, которые не станет делать. Присмотрись к нему в те моменты, когда он говорит с твоими однокурсниками – он знает достаточно о каждом из вас, чтобы превратить вас в разбитых и несчастных, раздавить парой фраз, но он никогда не зайдёт так далеко. Также есть поступки, которые он обязан совершать в качестве Пожирателя Смерти, но не совершает. У него есть строгий моральный кодекс, пусть и отличающийся от общепринятого. Гермионе захотелось возразить, но она почему-то подумала о Невилле. Снейп всегда недолюбливал его, издевался и унижал, но... должно быть, произошедшее с родителями Невилла не было секретом для старшего поколения. Если бы он хотел по-настоящему сделать больно Невиллу, упомянуть об этом было бы самым простым способом, но Снейп никогда этим не пользовался. Он в своё время периодически отпускал ехидные комментарии в сторону бабушки Невилла, во всяком случае до инцидента с боггартом на третьем курсе, но никогда не говорил о Фрэнке и Алисе, ни напрямую, ни косвенно. И, хотя он и был довольно жесток в своих словах об отце Гарри, он никогда ничего не говорил о его матери или о смерти обоих. Финеас кивнул, видимо, отметив, что она уже думает иначе. У Гермионы было чувство, что этот её план принесёт ей далеко не одну головную боль. Мужчина с портрета тихо продолжил: – Последняя вещь, о которой тебе следует знать – боль. Ты и представить себе не можешь всего, через что Северус прошёл. Никто не может, потому что никто не знает всего. Люди по-разному реагируют на боль; Северус отрешается от неё. Он достиг того состояния, когда ему уже по-настоящему наплевать на физическую боль в любых её проявлениях – в его жизни её было столько, что она перестала быть существенной, и именно поэтому ему так легко жить такой жизнью. Однако это делает его невероятно чувствительным к другим видам боли. Он старается изолировать себя ради собственной безопасности, но не может защитить себя от всего. У него есть такие психологические травмы, которые никому не дано понять, может быть, даже ему самому, и он жив и в твёрдом рассудке только потому, что пока что ему удаётся сохранять в себе хрупкий баланс. Будьте очень осторожны, мисс Грейнджер. Одна ошибка может повлечь за собой катастрофические последствия. Теперь вы начинаете понимать, что вы пытаетесь сделать? Гермиона сглотнула. – Возможно, нет. – Честно, по крайней мере. Глупо, но честно, – он посмотрел на неё, прищурившись. – Что вы будете делать теперь? Она подумала над этим вопросом. – Попытаюсь немного поспать. Когда я отдохну и успокоюсь, я поразмышляю над этим и решу, что буду делать дальше, – подняв взгляд на портрет, она слегка улыбнулась. – Никаких импульсивных "с места в карьер", обещаю. Я не всегда гриффиндорка до мозга костей. Финеас фыркнул. – Поверю, когда увижу своими глазами. И не забывай, что исход всей войны может зависеть от душевного равновесия Северуса и от того, как долго он сможет его поддерживать. Не сделай всё только хуже. – Значит, никакого давления? – Хех. Удачи, девочка – тебе она пригодится.