В плену у ласковых туманов

Логан долго думал о новом знакомом. Вернее, не переставал думать о нем до самой ночи. Мысли не мешали ему повеселиться в гостиной любезного лорда Несметта, где двое сыновей-омег, достигших брачного возраста, разучивали новый танец с альфами, способными составить хорошую партию. Не мешали продолжить вечер в квартале Приятных Грёз, где он до полуночи играл в таронг, и, как ни странно, выиграл. Не мешали остаться до утра с очаровательным омегой из "Сладкой Магии", чьё имя он к утру позабыл, а может быть никогда и не знал. Логан думал, что Элинор ещё слишком молод, и внешность его не оформилась. Лет через пять он расцветёт неброской изысканной красотой, заметной лишь умеющим видеть и ценить. У него красивые руки с тонкими и длинными пальцами, выразительные глаза, нежные губы, длинные пушистые ресницы, светлые, и оттого незаметные. Очень милая улыбка с ямочкой на правой щеке, а родинка над верхней губой – ещё милее. Он совершенно не сознает своей юной прелести и удивляет своей неспособностью к кокетству, и в этом, возможно, кроется проблема. Как можно соблазнить омегу, который даже в мыслях далёк от греха, который вообще не имеет сексуальных фантазий? Времени до Самэйна два месяца, вроде бы достаточно... Или нет? На всякий случай стоило поторопиться. Он ввалился на прием к канцлеру, выдержал недовольный взгляд внезапно помрачневшего вельможи, и заявил: – Мне нужно приглашение на завтрашнюю охоту с послом Пависа. – Что за вздор, Дарман! – воскликнул канцлер и замахал руками, будто отгоняя надоедливых голубей на городской площади. – Идите, идите. Будет вам приглашение. И впредь не входите ко мне, как в кабак, прямо с улицы. Приглашение действительно пришло, от одного смутно знакомого Логану омеги. Он его принял, о чем впоследствии пожалел. К герцогу подойти не удалось, тот не оставлял отца ни на минуту. Один раз, встретившись с Элинором взглядом, Логан вроде бы заметил предназначенную ему быструю улыбку и лёгкий кивок, но было это правдой или игрой воображения, граф не знал. Зато пригласивший его омега вцепился в него хваткой, которой позавидовали бы самые ретивые дарнийские волкодавы, и в результате приволок к себе домой в качестве охотничьей добычи. И пусть, решил Логан, исполняя обязанности дичи, хоть кому-то повезло в этой охоте. А на следующее утро повезло и ему. Совершенно неожиданно он встретил своего герцога на тренировочной арене, где альфы благородного сословия упражнялись с оружием. Сам Логан ходил туда практически каждое утро, за исключением самых тяжелых похмельных дней, при этом не столько оттачивая, сколько демонстрируя своё мастерство с оружием. Благодаря таким демонстрациям его перестали вызывать на дуэли, что было, несомненно, к лучшему. Элинор практиковался с кинжалами. В простой стёганке, с заплетенными в косу волосами, герцог ничем не отличался от дюжины мелькавших на арене оруженосцев. Логан сразу невзлюбил его учителя, приземистого крепкого солдафона, раз за разом ронявшего хрупкого омегу на песок. Вскоре незадавшийся урок наскучил вояке и он поставил Элинора к снаряду – деревянному чурбану, оттачивать удар. Логан воспользовался моментом, чтобы пожелать юноше доброго утра. – Граф! – вздохнул Элинор, нервным движением убирая с лица мокрую от пота прядь. – Мне, право, стыдно, что вы застали меня в таком жалком положении... Голос его по-детски дрогнул, и Логан от души пожалел готового разреветься мальчишку. – В вашей неудаче, милорд герцог, вина учителя. Он велел вам блокировать прямой удар. Вы не можете этого сделать, у вас просто не хватает на это силы. И не хватит никогда. – Правда? – удивился Элинор. – Но как же быть?.. – Если вашей светлости угодно, я мог бы показать, как уйти от такого удара и нанести ответный. – Это очень щедрое предложение, граф, я не в силах от него отказаться. Логан подозвал знакомого оруженосца и протянул ему свой кинжал, а сам взял оружие Элинора. – Дайфедд, давай, бей меня в грудь, прямым ударом. Да не бойся ты, бей всерьёз! Элинор только ахнул, когда Логан оказался за спиной атакующего с готовыми для удара кинжалами. – Молодец, малый, теперь давай, показываем медленно. И сам запоминай, пригодится. Смотрите, ваша светлость, я позволяю его лезвию скользить до рукояти моего кинжала, одновременно поворачиваясь под его правую руку. При этом заметьте, мой клинок оказывается сверху и я могу его освободить в любое время. Чем сильнее мой противник, тем легче мне это сделать, при повороте я фактически опираюсь на его оружие. Не желаете попробовать? Элинор провёл приём сначала с Дайфеддом, потом и с Логаном, освоив простое движение с первого раза. – Великолепно, ваша светлость! У вас превосходная скорость и реакция, в кинжальном бою это важнее силы. Теперь давайте усложним задачу. Если у противника тоже два кинжала, он может ответить на ваше движение встречным... Герцог справился и с более сложным приемом, по-детски раскрасневшись от преувеличенной похвалы Логана. Отправили Дайфедда, продолжили урок вдвоём. И учитель и ученик настолько увлеклись своим занятием, что пропустили появление давешнего приземистого воина. Как и ожидалось, он встретил импровизированный урок без восторга. – Его светлость герцог Рутленд работает со мной! Если у вас, господин, претензии, обращайтесь к его высочеству принцу Эллару. – Не исключено, что именно так я и поступлю, – вскинул подбородок Логан. – Назовите себя, любезный, чтобы я знал в чей адрес предъявлять претензии! – Прошу вас, господа, не нужно претензий! – вступил в разговор взволнованный Элинор. – Обычно со мной работает капитан дворцовой стражи Тавиш, но он сегодня занят, и его товарищ Дарнелл любезно согласился дать мне урок. – Только, видно, кое-кто здесь считает, что знает моё дело получше!.. – заявил Дарнелл. – Что ж, может быть, и так. Желаете ли испытать? – Прошу вас, господа, не ссорьтесь! – вконец испугался омега. О том, что в его власти просто приказать им обоим разойтись, он даже не вспомнил. – Не беспокойтесь, ваша светлость, это не ссора. Просто ещё один урок, – отозвался стражник, выдергивая кинжалы из ножен. В центре арены для них освободили место. Логан готов был расцеловать неприятного вояку, предоставившего ему такую возможность блеснуть. Право, он должен был кого-нибудь подкупить для такой цели. – До первой крови? – предложил Дарнелл, принимая стойку. – Как вам будет угодно, – пожал плечами Логан. Молния сверкнула прямо пред глазами. "Сволочь, - успел испугаться граф, - в лицо целит." A потом страх прошёл, и телом овладела божественная лёгкость. Один раз – лезвие коснулось его предплечья, другой – срезало прядь волос у виска. Прямой удар в грудь Логан встретил точно так, как учил Элинора, будто продолжая урок. Стражник превосходил его в силе. Во всем остальном с главным дуэлянтом Лотгарда он и близко не стоял. Логан поймал противника на ложный приём, внезапно упав на колено и оставив на бедре стражника неглубокий порез. Ему аплодировали. С улыбкой он поклонился зрителям, нет, только одному, глядевшему на него с восхищением. Пожали руки с Дарнеллом, согласились, что уроки на сегодня закончены. Провожая Элинора до входа на арену, где ждал его слуга, Логан спросил: – Не сочтите за дерзость, ваша светлость, но зачем вам владеть оружием? Вы окружены телохранителями, и любой из нас с радостью предоставит себя в ваше распоряжение... – На нас все ещё покушаются, граф, – вздохнул Элинор. – На меня покушались дважды, на отца – многократно. Кровь Гелиата... Отец считает, что я должен суметь продержаться, пока не подойдёт помощь. – Это неслыханно, покушаться на омегу, на вас! Возмущение Логана лишь отчасти было притворным. Он думал о возможных покушениях, и кулаки сжимались сами собой. До чего нужно опуститься, чтобы поднять оружие на омегу, на ребёнка... На свидание в библиотеку Логан пришёл заранее. Обошёл тихие пустынные комнаты, пристроился на широком подоконнике и приготовился ждать. Омега тоже пришёл раньше положенного часа, и Логан счёл это хорошим знаком. Он отметил темно-голубой кафтан с серебряными пуговицами, кружевной воротник белоснежной рубашки, расчесанные до блеска светлые волосы, красивыми волнами лежащие на плечах. Юноша явно принарядился, будто и вправду шёл на свидание, и граф почувствовал хмельное приятное волнение, предвкушение радостного и важного события, и сам себе удивился: такого не было даже когда он ухаживал за Бериллионом. А уж сколько там было выдумки, сколько фейерверков и баллад, цветов и драгоценностей, будто случайных, а на самом деле хорошо продуманных романтических совпадений... "Успокойся, - велел себе альфа, - это всего лишь невинный мальчик. Он одинок, и ты первый, кто им заинтересовался. Как человеком, не как омегой." Бесшумно соскользнул с подоконника, прошёл в соседний зал незамеченным, и уж оттуда, не торопясь и будто в задумчивости, зашагал по узкому проходу между стеллажами. Остановился, будто услышав что-то приятное, с рассеянной улыбкой поднял голову и встретился взглядом с юным омегой, мгновенно вспыхнувшим алым румянцем. Поклонился смиренно и почтительно, без всякой пошлой вычурности, проговорил: – Ваша светлость, вы оказали мне честь... – Граф, послушайте... – заволновался юноша, – присядьте, прошу вас. Я не поблагодарил вас за урок с оружием, и не сказал вам, как вы превосходны. Правда, я никогда не видел такого мастерства, такого изящества. Вы превратили поединок в танец... – Ваша светлость, это даже нельзя было назвать поединком. Никто из нас не стремился нанести противнику серьёзный урон... – за исключением того, что этот мужлан пытался испоганить Логану лицо и за одно это заслужил кастрации... впрочем, вздор. – Мое искусство, если таковое и имеется, всецело заслуга моего отца. Он уделял особое внимание моему боевому мастерству, ведь это все, что он мог мне дать. Видите ли, я потерял папу очень рано, я даже не помню его... Слова вырвались будто сами собой, повинуясь течению какой-то неясной фантазии, и мгновенно заставили Логана застыдиться. Когда папа умер, не сумев принести графу Дармана второго сына, первому было около двенадцати. Конечно, он отлично помнил папу, жизнерадостного пухлого омегу, вечно озабоченного хозяйственными пустяками. Логан низко опустил голову. Тонкие пальцы нашли его руку, сжали сильно, тепло. – Граф... Логан... Вы позволите называть вас по имени? Как это ужасно. Мне повезло больше, я помню папу. Мне было три, когда его не стало, все говорят, что это невозможно, что я не могу помнить, никто не верит. Но я помню его волосы, длинные, тёмные. Помню смех и голос, немного хриплый, будто простуженный. Отец говорит, что у папы не было такого голоса, но я ведь помню. Вы верите? – Матушка Мона, конечно, – слезы навернулись на глаза, отчего, казалось бы, но так кстати, – вы помните сердцем. А значит не можете ошибаться. – Да, да, вы правы! Все думают, что дети ничего не знают и не видят, но это не так. Просто мы забываем, как умели видеть, когда были детьми. – Расскажите мне, мой принц. Расскажите все, что помните. Расскажите мне о себе, – попросил Логан, не поднимая головы. В тот день они не говорили ни о Камбрийской кампании, ни об императоре Иллархане. Они говорили о первом снеге и красных сапожках с серебряными подковками, о щенках рыжей гончей, о море и маленьком паруснике. Говорил в основном Элинор, говорил, блестя глазами и перебивая себя, с улыбкой и со слезами на глазах. – Я влюбился в море с первого взгляда и после той поездки весь год бредил пиратами. Ведь всем известно, что они похищают благородных омег, и я был уверен, что мне посчастливится стать одним из них. Но время шло, и никто не спешил меня похищать. Тогда я решил взять дело в свои руки и сговорился с сыном отцовского личного слуги, взяв с него слово, что он непременно станет пиратом и похитит меня. Мы строили планы за оранжереей в летнем саду и даже принялись составлять собственное сокровище, начало которому положили мои серьги с аметистами и его кожаная перчатка с левой руки, но нас выдали, и больше я не видел ни слугу, ни своего будущего похитителя. Так рассказывал Элинор и умолял Логана поклясться, что он никогда и никому, вы слышите, никому не расскажет этого вздора, потому что никто не поймёт, только вы... И все время их сплетенные пальцы говорили о другом, а впрочем, может быть, о том же, о доверии, о мечтах, о надежде. А когда с улыбкой сожаления Элинор стал прощаться, Логан склонился над его рукой и коснулся тонких пальцев едва ощутимым поцелуем.