В плену у ласковых туманов

Логан держал в руках лист плотной бумаги, снежно-белой, с золотым обрезом, испоганенной небрежными каракулями косых строк. Определенно, каллиграфия не являлась сильной стороной блистательного принца Эллара. В десятый раз перечитывая письмо, Логан удивлялся, как мало значили для него строки, полученные им будто с того света, из прошлой жизни, потерянной навсегда. А ведь он так ждал. В первое время в Пависе он все время чего-то ждал. Странный город и странные люди, жестокие забавы, монотонные, будто придуманные обязанности – все это казалось Логану бездарным запутанным фарсом. Он ждал, что вот-вот опустится занавес, и выйдут на поклон придуманные злодеи и понарошку убитые жертвы, и он тоже сможет выйти из этого затянувшегося кошмара и вернуться к нормальной жизни. Ждал, что кто-то могущественный пошлёт ему весть и все исправит. Ждал, что проснётся от тяжёлого сна и увидит окно, распахнутое в рассвет, и омегу в кресле у окна, его омегу с сыном на руках. Он видел их каждый день: влюблённые пары, прогуливающиеся по улицам Каер-Гурикона, счастливые семьи с детьми, беременных омег под руку с заботливыми супругами, и каждый из них был похож на Элинора, и каждый был жив. Как же мог он не ждать. Дни ожидания складывались в месяцы, растягивались на годы, сливались в течение бесконечной реки люди и города, пиры и охоты, интриги и дуэли. Сначала его вызывали очень часто. Слепая ненависть, безликая, не направленная ни на кого в частности и оттого охватывающая всех, подгоняла его жестоким кнутом, и Логан принимал вызовы и оставался в живых. Потом не стало и ненависти. Логан принялся отбирать соперников, как придирчивая невеста – женихов, уделяя внимание лишь самым сильным. Все дуэли казались ему одинаковыми, все были продолжением боя с Каллором. Тот оказался хорошим бойцом, сильным, умелым и быстрым. Твёрдое желание убить делало его только опаснее. У Логана же было только это желание. От слабости темнело в глазах, помятые рёбра обжигало болью при каждом движении. В какой-то момент отвратительно длинного неравного боя даже ненависть прошла, оставив спокойное смирение с близкой смертью. И тогда откуда-то издалека, из мрачных глубин умирающего рассудка, с той стороны жизни, донёсся тихий детский плач, когда-то подслушанный им под окном любимого... Что случилось после этого, Логан так никогда не узнал. Просто понадобилось пятеро сильных альф, чтобы оттащить его от изрубленного тела на песке арены. Просто до самого отъезда в Павис незнакомые люди молча расступались перед ним. Просто этот бой не закончился никогда. Менялись лишь противники, мечи и кинжалы, булавы и морнингштары, но так же лица вокруг арены превращались в белые пятна, и так же звучал вдалеке тихий детский плач... Примерно через два года вызовы стали редкостью. Лишь самые сильные бойцы время от времени рисковали скрестить с ним клинки и при этом сдаваться не стыдились. На каждый его бой сходились толпы людей, на специальном возвышении сидели в креслах благородные омеги, безумные игроки делали ставки. Однажды он подумал, что может умереть богатым человеком, поставив против себя. Слава пришла к нему, и сначала показалась обременительной и ненужной, зато впоследствии помогла в работе, открыв для него любой дом в Каер-Гуриконе. Со славой пришло и внимание омег, и Логан, к тому времени проживший в Пависе больше семи лет, обзавёлся парамуром, в основном, чтобы отвадить других желающих поймать в ласковые сети неистового лотианца. Его любовником стал тридцатилетний светский красавец Селеран, бывший парамур короля, оставшийся с монархом в добрых отношениях. Между Логаном и Селераном возникло что-то похожее на дружбу, приятельский союз двух равных, устраивающих друг друга партнёров, нисколько не похожий на любовь. Время от времени у Селерана появлялись и другие привязанности. Иногда они решались оспорить своё право на блестящего омегу с оружием в руках. Это служило развлечением для столичных зевак и повышало репутацию обоих партнёров. Тогда Логан перестал ждать. Его существование в Пависе нельзя было назвать жизнью, но другого не было и в будущем не предвиделось. Даже лотианские новости утратили для него интерес. Он не обрадовался самоубийству разорившегося канцлера Родри, не огорчился внезапной болезни и смерти короля. Наследный принц Остенар взошёл на престол, кузен его Элинора. А ещё через семь лет пришло это письмо. В котором принц Эллар срочно отзывал его в Лотгард. Письмо привёз новый второй секретарь посольства, милый юноша со рваным шрамом на шее, заметно прихрамывающий на правую ногу. Калек в Пависе не вызывали, это считалось бесчестием, и юноша мог выполнять свои обязанности в сравнительной безопасности. Письмо Эллара было приказом. Ослушаться его Логан не мог, да и не хотел. Без особого желания отправился он в путь, без особого сожаления оставил за спиной пятнадцать лет жизни, страну, оставшуюся чужой, любовника, не ставшего любимым, пап столичных дуэлянтов, вздохнувших с облегчением, романтичных омег, просто вздохнувших, купленный им особняк, который он никогда не называл домом. Он не спешил и нигде не задерживался, и было в таком путешествии особенное удовольствие, в сознании того, что никуда не должен он прибыть ни к какому назначенному времени, и пока он в пути – он свободен. Его спутники – двое слуг и присланная принцем стража – не докучали разговорами и решали за него вопросы еды и ночлега. Так бы ехать и ехать, впрочем, и это бессмысленно... В столицу они прибыли уже поздним вечером, одними из последних въехали в городские ворота. Логан решил сразу показаться у принца, впрочем, вполне уверенный в том, что приём ему будет назначен лишь на следующий день. Но слуги увели его спутников устраиваться во дворце, а Логана подхватил другой смутно знакомый бета, и через минуту он был уже в покоях Эллара. И будто не было пятнадцати лет. Вспомнились давние побои, заныли рёбра, сжала грудь прежняя боль, оказывается, не излеченная, а лишь отложенная про запас. Молча глядел он на принца и едва узнавал когда-то могучего альфу. Он похудел и постарел, сгорбился и словно высох, и взгляд его некогда пронзительных глаз казался обращенным в себя, глядящим мимо людей и предметов. – Хорош, – фыркнул принц, не смущенный невежливым молчанием. – Такой же нахал, как и прежде. – Приветствую ваше высочество... – Оставь, – Эллар отмахнулся от него, как от мухи. – Сам видишь, времени нет у меня на глупости. Я умираю, Дарман. Лекари дают мне до Второго Урожая. Врут, наверное. Логан промолчал. Он не почувствовал особой скорби, а притворяться не хотел. Неловкую паузу нарушил неприметный гость, неслышно вошедший в покои. Эллар отозвал его к окну, обменялся с ним несколькими фразами, после чего снова обратился к Логану: – Ты как раз вовремя, Дарман. Пойдём со мной, расскажу по дороге. Осёдланные лошади уже ждали их на заднем дворе, двое стражников сидели в седле. Вместе выехали они через дворцовые ворота, копыта стучали о брусчатку городской улицы. Логан догадался, куда держали они путь: к кварталу Приятных Грёз, как когда-то сто веков назад. По знаку Эллара стражники отстали, принц заговорил негромко. – Я, может, говорил тебе, мы с Гвеном были сумасшедшие. Остенар был получше, но тоже прибавил отцу седин, пока не остепенился. Но таких, как Эйден, я не видел никогда. – Эйден – это?.. – начал Логан, но дыхание перехватило и слов не стало. – Сын твой, конечно. Всегда был стихийным бедствием. Порол его, под замок сажал, в храм Бадб на месяц на службу отдал, так он только злее стал. И все же, я – единственный человек, которого он хоть как-то, хоть одним ухом, но слушает. Когда я умру, он просто с цепи сорвётся. Я понять его не могу, Логан. Он даже не для удовольствия это все делает, а как будто что-то пытается доказать, всем и каждому, как будто нарочно делает себе хуже. Каждый из нас сам себе враг, но он - враг со страстью, с выдумкой и совершенно без пощады. Если он переживёт меня на месяц, я удивлюсь. То есть, удивился бы... До фонтана в форме звезды, где сходились ведущие к Приятным Грёзам дороги, они не доехали совсем немного, когда крики и звон клинков послышались из боковой улицы. Не сговариваясь, они спешились. На маленькой площади перед закрытой на ночь лавкой трое атаковали одного. Четвёртый лежал на боку у стены, сжавшись в комок. Масляный фонарь горел над дверью лавки, бросал красные блики на обнаженную сталь. Тонкая фигура в центре площади казалась сотканной из огня, два клинка в его руках переливались багровым. Он легко подпрыгнул, уходя от опасного удара под колени, повернулся ещё в воздухе, сверкнула быстрая молния, и один из нападающих с воплем покатился по мостовой. Странно знакомым жестом юноша раскинул руки с клинками, и крик, похожий на птичий, эхом разбился о стены тёмных домов. Принц медленно и громко захлопал в ладоши. Двое уцелевших противников, увидев неожиданное подкрепление, метнулись в разные стороны. Юноша с мечами резко обернулся, взлетели над плечами длинные светлые пряди. Сердце Логана пропустило удар. Элинор, юный и прекрасный, стоял перед ним, и лицо его пылало яростью. Ещё одно движение заметил Логан и, не раздумывая, рванул из ножен кинжал и бросил его за спину дивному видению, в беззвучном вопле молясь об одном: только бы успеть!