В плену у ласковых туманов

Подготовка к свадьбе напоминала лихорадку, тот бесшабашный азарт, при котором проигравший ставит на кон фамильное состояние. Шились новые наряды, заказывались драгоценности, прибывали из Дарнии бочонки молодого вина, из Гелиата – ковры для покоев новобрачных, со всех сторон света – благородные гости. Причина спешки была понятна всем: принц Эллар угасал. Каждый день Эйден и Айлин служили в храмах обряды, навещали родственников и знакомых, давали приемы, выезжали на верховые прогулки, на соколиную охоту, на катание по реке. Повсюду их должны были видеть вместе. Повсюду Логан сопровождал своего лорда. Он видел, как заботливо поддерживает Эйден своего жениха, садящегося в лодку, как радуется Айлин удачному выстрелу Эйдена, как, увлечённые разговором, склоняются они друг к другу, почти касаясь головами. Милую пару повсюду встречали улыбками, простолюдины дарили им подарки, менестрели сочиняли им песни. В своём несчастье Логан остался один. Живи мы в Гелиате, все могло бы быть по-другому, думал он несправедливо и тут же исправлял себя: нет на свете такого места, где могла бы сбыться его мечта. Впрочем, не было и мечты, а только болезненное волнение сердца и досадное подозрение, что все на свете происходит с одной только целью: наказать его, Логана, сделать ему как можно больнее. Впрочем, кому ты нужен, прерывал он себя. Кому ты нужен, жалкий стареющий ловелас, отец без сына, альфа без омеги. Скоро Эйден опомнится, и застыдится, и отправит его прочь, с глаз долой, как досадное напоминание о недавнем безумии. Айлин родит ему детей. В их мире не найдётся места для друга покойного папы, слуги покойного деда. В пылу лихорадочных приготовлений едва не потерялся день рождения Эйдена, порог взрослой жизни, возраст согласия. Логан взял из своих запасов пару старинных пависских кинжалов, заказал для них богатые ножны с вензелями дома Лота, велел заменить рукоять на более нарядную и вставить в навершие крупные рубины. Все было готово к сроку. Утром заветного дня он принёс в покои герцога свой подарок, завёрнутый в алый шёлк. Эйден ахнул, зарделся, принимая поздравление, проговорил: – Я и забыл, спасибо, граф... – И добавил только для его ушей: – После обеда возле мельницы... День выдался удручающе жарким, и они долго купались в реке, а потом лежали в обнимку в тени покосившейся мельницы, и не было похоти в их объятиях, только инстинктивное, животное желание тепла и защиты. На обратной дороге Эйден сказал: – Я рад, что ты выбрал для меня Айлина. Он – настоящий. Его легко любить. – А я рад за вас обоих, – сказал Логан и удивился, как легко далась ему самая бесстыжая ложь. В день свадьбы прокатилась над Лотгардом громкая летняя гроза, сверкал в тучах молот Тараниса, и потоки ливня сбивали цветы с развешенных на зданиях гирлянд. Но к началу церемонии небо прояснилось, и в свежем воздухе запахло мокрой травой, и цветами, и лавандой. Весь мир казался свежевымытым, чистым и юным, и такими же юными и радостными выглядели молодожёны, в бело-голубых одеждах, в сиянии молодости и красоты. Эйден и Айлин шли во главе длинной процессии, направившейся из дворца в храм Матери Моны, а Логан оказался неожиданно далеко от своего лорда, и лишь блики белых одежд маленьким флажком мелькали впереди. И в храме центральные места занимали король и крон-принц, брат короля, он же наследный принц, его дети, принц Эллар, их свита, и Логану оставалось смотреть издали, как его мальчик застегивает брачные браслеты на запястьях жениха, нет, уже супруга, как говорит не слышные ему слова любви и верности. Неожиданно тоска по Элинору ударила его открытой, горячей болью, как не бывало уже много, много лет, и снова показалось, что нет ему места среди живых, нет и быть не может. Но день ещё не закончился. Был пир и танцы, певцы и жонглеры, подарки и здравицы. Пили за молодых супругов, за его величество, за крон-принца и скорое рождение наследника. Казалось Логану, что все это уже происходило в его жизни и закончилось горем, и оттого сжимала его сердце неясная тревога. Ещё один человек не разделял общего веселья. Принц Эллар не танцевал и не поддерживал бесед, не слушал менестрелей и не смотрел на акробатов. Он мрачно и методично напивался. Логан тоже выпил немало, но, как иногда бывает, вино принесло не хмель, а лишь тоскливую тяжесть, горечь во рту, горечь под сердцем. Дождавшись окончания очередной здравицы королю, Логан вышел подышать. Вернувшись в пиршественный зал, он попал в шумную толчею молодёжи, устраивающей танец, чем-то похожий на танец Благоденствия, но много проще и веселее. Смутно знакомый омега подхватил его под локоть, и отнекиваться стало невежливо. Грянула музыка, и Логан немного отвлёкся, с неожиданным удовольствием повторяя простые фигуры, пока кто-то не схватил его за локоть и не вытащил из пестрого ручейка. Недлинный коридор, захламлённая маленькая комната, временно использованная слугами для мелочей, убранных из зала, зачехлённых кресел, каминных щипцов, пыльных портьер. И лицо Эйдена, болезненно бледное, застывшее. – Логан... Они требуют церемонию консуммации, по старым обрядам... – Это как? – опешил Логан. – При всех? – Нет, но надо будет предъявить доказательство... Там будут жрецы... Логан взял в ладони милое лицо, заглянул в потемневшие глаза. – Эйден, все будет хорошо. Ты ведь был уже с омегой, тебе не о чем волноваться. Айлин – прелестный, юный, тебе можно только позави... Сильные пальцы сомкнулись вокруг его запястий, но не оттолкнули, а лишь прижали сильнее. – Ты не понимаешь! Ничего я не боюсь! Я просто не хочу, не могу! Послушай... Ещё не поздно. Давай исчезнем, прямо сейчас, нас никто не остановит... – Глупостей не говори! – шепотом прикрикнул Логан. – У тебя свой долг, у меня – свой. От него не сбежать. Иди, возьми своего омегу в мужья. Он родит тебе детей. Ты будешь счастлив с ним, как твоему папе не было дано. Как мне не дано. Нервно блестели глаза в полумраке, билась под пальцем быстрая жилка на шее. Молчание звенело натянутой струной, вот-вот оборвётся.. Кто же сделал первый шаг? Может быть оба, а может и ни один, а просто судьба бросила их друг другу в объятия, и не было в их поцелуе ни нежности, ни тепла, лишь слепая невыносимая жажда. Из бального зала доносилась музыка, за приоткрытой дверью суетились слуги, но безумие не оставило место для осторожности, и если бы поцелуем можно было убить, ни один из них не увидел бы рассвета. Логан опомнился первым. Отступил, удержал за плечи потянувшегося следом мальчика. Сказал, будто команду отдал: – Иди. Когда захлопнулась за Эйденом дверь, Логан ещё постоял немного, пытаясь отдышаться, успокоить грохочущее сердце, но грянули хором сотни возбужденных голосов, и Логан покинул своё укрытие, чтобы успеть присоединиться к живому коридору, по которому чинно шли улыбающиеся Эйден и Айлин, направляясь к своим покоям. Стараясь казаться невозмутимым, Логан присоединился к их свите. Он обещал быть рядом. И потом, кто, как не он, имел право проводить жениха к его брачному ложу? В приемной Эйдена собралось немало людей: родители Айлина и двое его братьев, альфа и омега, принц Эллар, хмельной и мрачный, двое дворян его свиты, Логан и трое жрецов – девственных омег в белых одеждах Матери Моны. Впрочем, жрецы тотчас же увели Айлина в спальню, оставив остальных в ожидании пред закрытой дверью. Логан вспомнил подробности этого старого дикого обряда: если жрецы не смогут подтвердить девственность жениха-омеги, жених-альфа может объявить брак недействительным. Но трое в белом вскоре вышли из спальни и, пропустив Эйдена, встали перед закрытой дверью, как стражники. Логан невольно перевёл дыхание. Эллар в кресле у окна вытянул ноги, тяжело откинулся на резную спинку. Протянул, будто в изумлении: – Чудные дела, господа мои, чудные дела творятся на свете... Принц был пьян, мрачно и тяжело пьян, и говорил он со старанием человека, не слышащего своей речи: – Кто бы мог подумать, что альфа королевского рода, потомок Лота и Гелиана, Кадвелла и Гарта, возьмёт в супруги омегу из рода Тор-Велленов? Логан почувствовал обиду, горькую обиду за другого. За умирающего принца, за милого омегу, за любимого альфу, заложника своей крови. – А знаете, почему он не мог получить себе достойного супруга? Мой племянник, король Лотиана, боится!.. У него нет наследника, а значит любой альфа, хотя бы теоретически претендующий на престол, представляется ему соперником. Крон-принц Эстефан, да будет Мать Мона благосклонна к нему, не родил сына за двадцать лет замужества, тут призадумаешься. Вот поэтому мой Эйден вынужден был искать себе пару среди слуг... – Не будь вы моим боевым товарищем, ваше высочество... – тяжело проговорил сухощавый альфа в богатых одеждах, вероятно, отец Айлина. – И что же тогда, барон? – устало вздохнул Эллар. – Я умираю. Сделай милость, Стром, избавь меня от этих рыцарских порывов... – Назвать супругом лорда Айлина – большая честь для любого альфы, – надменно проговорил Логан. – Он, несомненно, сделает моего лорда герцога счастливым. – У них равный брак, Дарман, – усмехнулся Эллар. – Эйден настоял. Так что теперь ваш омега не просто лорд, а герцог Рутленд тоже. Везёт тебе на герцогов Рутлендов, не так ли, граф? – Да, ваше высочество, – ответил Логан серьёзно. – Я счастлив служить людям, носящим этот титул. – Ну ладно, раз так, – вздохнул Эллар неожиданно миролюбиво. – Я-то их детей уже не увижу, а вот ты порадуешься, послужишь и им... С этими словами принц тяжело поднялся и вышел из покоя. Один из его придворных последовал за своим лордом, второй метнулся следом, помедлил у двери, вернулся. С одинаковым недоумением на лицах переглянулись альфы и омеги, Тор-Веллены, Логан, дворянин из свиты принца. Логан нашёлся первым: – Прошу простить его высочество, он нездоров. События этого дня, какими бы радостными они ни являлись, несомненно, утомили принца. Едва прозвучали эти слова, дверь приоткрылась, и рука, которую Логан узнал бы из тысячи, протянула ближайшему жрецу нарядный платок с расплывчатым красным пятном на белом батисте. – Властью, данною мне Матерью Моной, признаю этот брак свершившимся, – один за другим проговорили жрецы. – Именем дома Тор-Велленов признаю этот брак совершившимся, – повторил клятву отец Айлина. Дворянин из свиты принца уставился себе под ноги. Молчание становилось постыдным. Логан вздернул подбородок и произнёс с наивысшей надменностью: – Именем дома Лота признаю этот брак совершившимся.