В плену у ласковых туманов

Жрецы нового ордена появились на улицах в тот же день. Молчаливые фигуры в белых робах, перетянутых красными поясами, обходили почтительно и боязливо. Красное на белом казалось кровавым пятном. А ещё через два дня состоялась и первая экзекуция. Эйден, Логан и Клейтон оказались там случайно. Возвращаясь с верховой прогулки, они услышали шум на рыночной площади. Эйден повернул коня, остальным пришлось последовать за принцем. Первым, что заметил Логан, было настроение толпы. Альфы и омеги, простолюдины и дворяне составляли живое море, мрачно взволнованное, настороженное, испуганное. В нем не было возбуждения жестокого зрелища, не было обычной кровожадности, присущей толпе, состоящей даже из самых добродушных личностей. Пожалуй, больше всего было в нем страха. Взгляд Логана остановился на необычной троице в одинаковых тёмных одеждах. Их лица скрывали хорошо знакомые ему пависские маски: Лев, Бык, Волк... В длинной русой косе Волка блестела изумрудами заколка в виде стрекозы... На помосте к позорному столбу привязывали полного омегу средних лет. У него было белое тело с чуть отвисшей грудью и мягким животом с заметными растяжками, спутанные седеющие волосы, широкое лицо, опухшее от слез. Прямо перед помостом стоял высокий пожилой альфа с неестественно черными волосами, по виду зажиточный ремесленник. К нему обращался осуждённый с бессвязной мольбой, с отчаянием в дрожащем голосе. Стоявший рядом с Логаном горожанин проговорил мрачно: – Так и надо суке. Будет знать, как подставлять свой зад каждому встречному. – Откуда ты это знаешь? – возмутился омега с корзиной на бедре. – А я так тебе скажу: альфа решил избавиться от старого супруга. Уже, наверное, присмотрел себе кого помоложе, с круглой попкой. Может такое быть? – Может... – вздохнул горожанин. – Ты вот языком поболтай, я и тебя пристрою, умного такого. Ты мне тоже надоел, как прыщ на жопе. – Смотри, чтоб я тебя раньше не пристроил, – фыркнул омега, ничуть не испуганный. Омегу на помосте повернули спиной к зрителям, лицом к столбу. Смотреть на рыхлые ягодицы, на спину с жирными складками было неприятно, и жалко, и стыдно. Омега взмолился: – Раст, не надо! Я все, что хочешь!.. Ради детей, Раст! Палач взмахнул плетью, на концах кошки-семихвостки блеснули железные когти, жгуты со свистом рассекли воздух. – Раст! – взвизгнул омега у столба. – Раст, миленький, скажи им!.. Ты же знаешь, я никогда... Первый удар прочертил на белой коже алые полосы, омега зашёлся криком. Второй удар, взлетели тёмные брызги. На третьем ударе коготь одного из жгутов, зацепившись за плечо омеги, содрал лоскут кожи. С воплем раненого животного омега судорожно рванулся, обвис на стянутых верёвкой запястьях. Его залитое кровью тело сотрясала крупная дрожь. Стоявший рядом горожанин досадливо крякнул, омега с корзиной зашмыгал носом. Эйден повернул коня прочь. Его лицо казалось маской гнева. В покоях принца молча пили крепкое дарнийское вино. Говорить ни о чем не хотелось. Но Логан все же сказал: – Эйден, тебе надо уехать. Хотя бы до весны. Можешь же ты навестить свои новые владения? И мы с Клейтоном с тобой поедем. Мне надоел Лотгард сверх всякой меры. – Не могу, – проговорил юноша. Лицо его оставалось неестественно бледным. – Я сразу после смерти деда хотел уехать, король не отпустил. – И не отпустит... – отозвался Клейтон. – Принц – четвёртый в очереди на престол. Король хочет держать его на виду. – Хоть Айлина отправь. Столица нынче не слишком здоровое место для беременных омег. – А откуда ты знаешь? – встрепенулся Эйден. – Мы никому не говорили. – Я уверен, все уже знают, Эйден. У него запах изменился, и вообще... За окном стемнело. В саду зажглись масляные лампы, разноцветные огоньки замигали в синих сумерках. Вино не приносило ни мира, ни забвения, лишь горькую больную тоску. – Хорошо, – вздохнул Эйден. – Я спрошу. В самом деле, всем будет спокойнее, если он уедет к себе. Айлин отказался наотрез. Логан даже не ожидал такого упрямства от обычно здравомыслящего омеги. Не помогли никакие убеждения, на все доводы Айлин отвечал лишь одно: его место – рядом с супругом, сейчас и навсегда. Их судьбы связаны в одну, все трое. – Все четверо, – заметил Логан. Клейтон воскликнул с обидой: – Как же так? А я? Они обнялись, все вчетвером. – Глупые вы дети! – сказал Логан. – Вы ещё сто раз пожалеете! И все засмеялись... На следующей казни присутствовал сам король. По его приглашению на специально устроенных сидениях разместились и наследник принц Орен с супругом, и Эйден с Айлином, и канцлер, и советники малого кабинета. Причиной столь высокого внимания стала экзекуция простолюдина, мастера оружейника, уличённого в связи с его подмастерьем, совсем юным альфой лет четырнадцати на вид. У мальчика были рыжие вихры и веснушки на круглой детской мордашке. Его нагота отсвечивала перламутром. Заросший черным волосом мастер, молодой коренастый альфа с буграми мышц под смуглой кожей, рядом со щуплым подростком казался сильным и опасным зверем. Он сохранял мрачное молчание, и даже когда плеть разорвала его спину, не произнёс ни звука. Подмастерье плакал, а когда его привязали к столбу, закричал детским срывающимся голосом: – Я не хотел! Клянусь Матушкой, я не хотел! Он заставил меня, взял меня силой! Его мольбы отчасти помогли. Палач явно жалел подростка, и лишь к середине экзекуции ручейки крови потекли по узкой спине с выступающими позвонками... Логан стоял довольно далеко от особ королевской крови и мог лишь издали наблюдать за бледным, застывшим лицом Эйдена, за тем, как Айлин крепко закрыл глаза, не желая смотреть на страшное зрелище, как их руки нашли друг друга и сплелись в судорожном пожатии. Тем же вечером Эйден, как прежде, в свои одинокие дни, исчез из дворца. В этот раз Логану донесли сразу, как только принц ступил за порог. Квартал Приятных Грёз представлял собой странное зрелище. Многие заведения стояли закрытыми, владельцы явно решили переждать шторм. В театре эротического танца был аншлаг, перед входом хмельная толпа отплясывала смесь джиги и танца Благоденствия. Белых роб с красными поясами поблизости не оказалось. Зато на площади с фонтаном перед заведением Айшела их собралось достаточно. Факелы в их руках отражались в струях фонтана, бросали багровый отсвет на доспехи городской стражи. Сорванные с петель двери под фигурой сатира с грохотом обрушились на мостовую, полуодетые фигуры в панике заметались у входа. Логан перемахнул через невысокий барьер с колоннами, пробежал через заброшенный сад. В шуме погрома потерялся звон разбитого стекла, Логан влез в окно, оказавшись в тёмной заваленной хламом комнате. Выбил запертую дверь, побежал по коридору. Из каждой комнаты доносились крики, городская стража вытаскивала из постелей и куртизан, и их клиентов, кто-то пытался сопротивляться, кто-то молил о пощаде. В конце коридора слышался звон клинков, Логан бросился на звук, на бегу выхватывая оружие. В тесноте не развернуться, два кинжала и пола плаща, намотанная на левое предплечье, вот и все оружие для боя без правил... Он честно старался никого не убить. Но когда в суматохе соединённых боем тел мелькнули светлые волнистые пряди, все иные доводы отступили, осталось только желание защитить. Красные брызги на фресках со сценами любви, крики ужаса и смерти, тяжёлые, ещё мгновение назад живые тела, грузно оседающие на пол, и безумные глаза его мальчика, залитая кровью белая рубашка... Логан схватил его в охапку, втолкнулся в ближайшую дверь, ударом ноги выбил окно. Второй этаж, но внизу – газон с пожухшей травой. – Прыгай! – рявкнул в бледное лицо. – Давай, пошёл! Эйден послушался, легко перемахнул через подоконник, Логан прыгнул следом и лишь потом вспомнил о ране принца, ещё не совсем зажившей. Но нужно было спешить, отсветы жадного огня уже добрались до сада, мелькали в темноте испуганные тени, и Логан подхватил Эйдена за талию, закинув его руку себе на плечи, и потащил в темноту, подальше от огня, подальше от белых роб и стальных доспехов. Но огни горели уже повсюду, и Логан увидел, как строится вокруг площади оцепление, как вооруженные короткими пиками стражники смыкают ряды. Решение пришло к нему мгновенно. Покрепче подхватив своего спутника, оставаясь в тени чахлого палисадника, он бросился к боковой двери дома напротив, застучал в неё кулаками. В двери открылось маленькое окошко, Логан крикнул: "Позови Айшела!" Через несколько мгновений дверь распахнулась, они ворвались в полутёмный коридор. Прелестный Айшел, в серебристом сиянии белокурых локонов и светлых шелков, потянул их вверх по лестнице, торопливо втолкнул в пустую, пахнущую пылью и лавандой комнату, щёлкнул замок. Логан крепко прижал к себе дрожащее тело. Эйден тихо замычал, вцепившись в одежду Логана. – Тихо, тихо, маленький... Все, все хорошо, – прошептал Логан. Они сели на пол у стены. Глухие рыдания сотрясали тело Эйдена, Логан гладил его плечи, обнимал его, чуть покачивая, как ребёнка, шептал тихие слова любви и нежности. – Я не могу так!.. – всхлипывал мальчик. – Я не могу так больше! Лучше умереть! Пусть они убьют меня... – Тихо, тихо, маленький... – уговаривал Логан, касаясь губами влажного от слез лица. – Мы выберемся, они снимут оцепление, мы выйдем отсюда... – Ты не понимаешь! – в тихом отчаянии вскрикнул Эйден. – Я не могу быть кем-то другим!.. – И не надо, не надо. Ты чудесный, ты моя радость. Просто ты должен быть осторожен, очень осторожен... Сейчас такое время... – Они видели меня, наверняка узнали нас обоих! Матушка, зачем же ты полез за мной! – Как я мог иначе? Ведь я люблю тебя. Никогда ещё Логан не говорил большей правды, и никогда его любовь не была такой мучительно прекрасной. Эйден прижался к его губам, дрожащие руки заметались по его спине, плечам, шее... Он отстранился лишь на мгновение, чтобы снять плащ и бросить его на пол, осторожно опустить на него любимого и лечь рядом. Пальцы запутались в густых прядях, губы казались солёными на вкус. Мир за пределами тесной комнаты исчез, пропали звуки борьбы и насилия, звуки близкой опасности. Упал на пол тяжёлый пояс с оружием и был отброшен в сторону. Эйден расстегнул кафтан Логана, торопливо стянул его с плеч, дёрнул рубашку. Логана охватило то же нетерпение. Путаясь в крючках и завязках, разрывая тонкий батист, он добрался до тёплой кожи, удивительно белой, будто светящейся в темноте, покрыл поцелуями стройную шею, ключицы, тёмные соски, плоский живот... Эйден выгнулся со стоном, освобождаясь от остатков одежды, прижал к себе голову Логана, горячая твёрдая плоть коснулась его губ. Логан широко развёл длинные ноги своего мальчика, подхватил его под крепкие ягодицы, взял его в рот глубоко, лаская языком, насаживаясь на горячее и твёрдое... Но Эйден оторвал его от себя, скользнул вниз, прижался к его губам требовательным поцелуем. Горячо зашептал ему в лицо: – Я не хочу так... Сделай меня своим... Я приходил туда два раза, хотел, но так и не смог... Только тебя хочу, только с тобой... – Эйден, ты не знаешь... – Молчи, прошу тебя, просто молчи. Просто будь со мной. Они не могут нас изменить, не смеют!.. – Тогда не мешай мне, маленький... – Я не малень... Ах!.. Эйден тихо вскрикнул, когда язык Логана коснулся его туго сжатого входа. Желание становилось невыносимым, лишь с огромным трудом Логан заставлял себя не спешить. Не было омежьей нежной податливости, влажной готовности принять, вход юного альфы казался невозможно узким. Логан коснулся пальцами губ любимого, тот понял его верно. Губы сомкнулись вокруг пальцев, ласково задвигался язык, и так жарко было во рту Эйдена, так сладко, что Логан снова прижался к нему в поцелуе, сплетаясь языками, одновременно вводя палец в тугое кольцо упругих мышц. Эйден замычал, прижимаясь к нему крепче, разводя колени, открываясь. Когда Логан ввёл второй палец, мальчик застонал снова, на этот раз от боли, Логан дал ему мгновение привыкнуть и начал плавное движение, раздвигая упругие стенки, теряя терпение, прикусывая нежные губы... Третий палец, снова стон, и нетерпеливое движение, и прерывающийся шёпот: – Возьми, Логан!.. Не могу больше! Он прижал влажную головку к упругому входу, толкнулся в невозможно узкое, горячее... – Не жалей меня, прошу!.. Помог себе рукой, мелкими осторожными движениями вошел чуть глубже, упругие мышцы крепко обхватили его плоть, боль сливалась с невыносимым желанием и делала его как будто ещё сильнее. Эйден дрожал в его руках, пытаясь открыться, принять его глубже, и Логан согнул его ноги в коленях, и развёл ягодицы, и двумя сильными толчками вошел до конца. Юноша шумно дышал, хватая ртом воздух, Логан торопливо поцеловал его губы, глаза, шею, застонал в тёплые пряди, вдыхая терпкий аромат его альфы, его любимого, его плоти и крови. Сильные руки обхватили его бедра, прижали теснее, и он, наконец, почувствовал, как юное нетронутое тело открылось ему, впустило его и слилось с ним воедино. Первые движения были медленными и осторожными, но таким жарким был его мальчик, таким невозможно узким и упругим, что вскоре Логан сорвался и, подхватив Эйдена под колени, задвигался быстро и сильно, вбиваясь в тонкое тело, сходя с ума от желания, от грешного, невозможного, недопустимого восторга. Судорога волнами прошла по тесному каналу, пульсирующие стенки сжали его тугим кольцом, и он взорвался в ослепительном, почти болезненном наслаждении, последним сознательным движением выходя из тела любимого. Постепенно спала с глаз мутная пелена, успокоилось грохочущее сердце. Логан коснулся любимого лица, увидел блеск влажных глаз и немного растерянную, счастливую улыбку и потянулся к милым губам. Эйден ответил на поцелуй, потом взял в ладони лицо любовника, заглянул в его глаза, проговорил: – Теперь мы принадлежим друг другу. Никто и ничто не может этого изменить. Они остались в пустой тёмной комнате до утра. Ещё дважды Логан взял своего мальчика, повинуясь желанию, которое невозможно было насытить, и яростному бойцовскому азарту, как в неравном бою, когда весь мир против тебя, и каждый твой шаг – вызов, и каждый удар сердца – смертельный выпад. Все было не так, все было пленительно, странно, опасно, гибкое тонкое тело в объятиях, сила и ярость юного альфы, жар его настойчивого желания, а за окном – крики и звон оружия, тревожные всполохи огня, знаки близкой опасности. Под утро они заснули, завернувшись в плащ Логана, сплетясь конечностями, прижавшись друг к другу в бессознательном желании тепла и близости. Конечно, как только они заснули, появился Айшел с умывальными принадлежностями. Он приходил ещё дважды, с охапкой одежды подходящего размера и с подносом с завтраком. Когда Логан и Эйден помогли друг другу умыться, замечая синяки и засосы, касаясь губами влажной кожи, едва удерживаясь от более настойчивых ласк, оделись более или менее прилично, подобрав различные предметы из собственной и Айшеловой одежды, подкрепились лёгким завтраком, Айшел проводил их в общий зал. Проводил по одному. Там они ещё немного посидели, выпив по бокалу лёгкого белого вина, и неспешным шагом отправились во дворец. Заведения типа Айшелова не были вне закона, и никто не мог запретить принцу и дворянину его свиты провести время в обществе омег лёгкого поведения. Никто, кроме одного человека... Логан проводил Эйдена к его покоям, где стояли на страже горцы дворцовой гвардии, простился с ним с вежливым поклоном и негромко проговорил: – Тебе предстоит нелегкий разговор с Айлином... Эйден нахмурился, вздохнул. Выглядел он при этом нерадивым учеником, не выучившим урок. Логан с улыбкой откланялся. Он провёл тихий день, с удовольствием сходил в бани, пообедал в малой столовой, где придворные сдержанно обсуждали разгром, учинённый Орденом Очищения в нескольких заведениях, где альфы услаждали альф. Оказалось, что все клиенты этих заведений, так же как и обслуживающие их куртизаны, были арестованы и теперь находятся под следствием... Логан почувствовал тревогу: их с Эйденом действительно могли узнать. В пылу потасовки, в неверном свете факелов это было сложнее, чем можно было предположить, но такая опасность существовала, и она была очень реальной. После обеда Логан отправился в библиотеку, посидел за своим обычным столом. Воспоминания об Элиноре смешивались с событиями прошлой ночи, и Логан признавался, что никогда он не испытывал ничего подобного, никого не хотел так жадно, ни с кем не чувствовал такой близости. И неслучайно... Обычная меланхоличная отрешённость не приходила к Логану, слишком остро он чувствовал жизнь: желание, восхищение, страх. Он вернулся в свои комнаты, растянулся на кровати в приятной сытой истоме и неожиданно заснул. Ему снился Эйден, обнаженный, желанный, манящий. Он смеялся, запрокинув голову, откинув на спину тяжёлую золотистую гриву, протягивал ему руку, но каждый раз, когда Логан оказывался ближе, Эйден ускользал из его объятий, юный, смеющийся, как никогда желанный. Когда звук шагов в передней вплёлся в паутину его сна, Логан потянулся навстречу: мальчик услышал его зов, пришёл разделить его постель, его сны и огонь его желания. Но неверный свет факела бросил на стены изломанные тени, и фигуры в белых робах стали началом нового кошмара.