Да, малыш, и я тебя

      На этом можно было и остановиться, Руслику и этого было достаточно сейчас для счастья, но Лев полностью забрался на кровать и, настороженно глядя, неуверенно протянул к нему руку, подцепил край футболки и потянул вверх, оглаживая ладонью оголяющийся живот, грудь, и затем вниз к кромке домашних штанов. Поднырнул пальцами под резинку и потянул вниз, ведя ладонью по черной кучерявой поросли и не отрывая взгляда от Руслика. - Останови меня, если передумаешь. Руслик почти не дышал от восторга. Ну как он может передумать, если от одного лишь ощущения Левиной руки по телу побежала дрожь. Он так привык ждать и не верить в невозможное, что сейчас, казалось, тронет – и всё исчезнет. Не будет этой постели, Льва на ней и ухмылки на любимых губах. Как во сне, не отрывая взгляда от глаз Льва, он поднял руку, обхватил золотистый затылок и потянул на себя. Чтобы стать еще ближе, чтобы проверить, чтобы поверить, чтобы точно осознать, чтобы взять и поцеловать. Он тащился от самого факта, что ему МОЖНО это делать. Хотелось, чтобы всё было красиво, страстно, горячо. А получалось неловко, неумело, робко. Да, собственно, вообще не получалось ни черта. Руки дрожали, дыхание перехватывало, а в глазах предательски пощипывало. Руслика трясло, как алкоголика, дорвавшегося до заветной бутылки. Ему хотелось нежно гладить одними лишь пальчиками золотистую от курортного загара Левину кожу, но руки настолько не слушались хозяина, что получалось лишь судорожно, с силой оглаживать. Хотелось медленно раздевать и любоваться, но пальцы заблудились в пуговицах ширинки, и Лев разделся сам, не дожидаясь его. Заодно стащил с него футболку и сдернул болтавшиеся где-то на щиколотках штаны. И Руслик обхватил его ногами, потянул на себя, не удержал, и они покатились кувырком по кровати. Неловко, сбивчиво, застенчиво, и оба в смех, стыдливый и разряжающий. Лев схватил его в охапку и подмял под себя, нависая и рассматривая, будто впервые видел. А Руслик бы и рад полежать перед его взглядом, раскинуться и как-нибудь поэротичнее выгнуться, но его уже так колотило, что ни о каком расслабленном позировании речи не могло быть. И без того голова кругом шла, мучительно и сладко. По всему телу обжигающей волной накатывали ощущения, заставляя чувствовать всё чрезмерно, как-то гротескно ярко. Он раздвинул ноги. И ощущения куда-то под дых разрядом, так, что задохнулся и всхлипнул, судорожно вдыхая, а это всего лишь Лев ткнулся в его лобок своим членом. И новые, такие непривычные, но захватывающие ощущения Левиной плоти над собой, кожа к коже. Руки змеями по телу. Где, чьи – уже неважно. Кожа золотистым шелком под ладонями, теплая, нежная, гладкая. И шепот: - Ты еще не передумал, храбрый суслик? Тогда развернись. Руслику не хотелось разворачиваться, ему хотелось видеть своего Левушку и всё происходящее, но Лев настойчиво его повернул и поставил в коленно-локтевую. - Да, малыш, да. Так, - рука прошлась по спине вниз вдоль позвоночника и, замерев на секунду над копчиком, все же спустилась ниже. Почувствовать Лёвины руки на собственной заднице оказалось даже круче, чем самому его мацать. Чтобы позорно не кончить, так и не успев начать, Руслик перебирал в уме медицинскую терминологию, безо всякой логики и смысла: «Апноэ, диспноэ, брадикардия, вентрикулография...» - Расслабься, ну же, давай расслабься. Сквозь восторженную дурь любовного тумана пришло осознание того, что именно сейчас произойдет. И что Лёва совершенно не озаботился ни смазкой, ни прочей надлежащей подготовкой. Руслик оказался перед выбором: терпеть, или прервать всё удовольствие и попробовать исправить ситуацию. Мучительно краснея, он все же вывернулся из Левиных рук и плюхнулся перед ним на кровать полубоком. - Ты чего, малыш? - Лёв... Лёв... Смазку какую-нибудь надо. Ну, крем, что ли. Возьми, а? - Ладно, - Лёва пожал плечами и отправился в ванную. Рус спешно сунул пальцы под себя в надежде хоть немного подготовиться, панически прислушиваясь к грохоту посыпавшихся флаконов из ванной. Ворвавшийся в комнату Лев так его и застал, с пальцами в жопе. Остолбенел, хохотнул и, хищно улыбаясь, помахал принесенным тюбиком. - Руки прочь, малявка. Я сам. Это "сам" оказалось очень смущающе и очень возбуждающе. "Аберрация, спленэктомия, ректороманоскопия, какой же у него… Ммм…»       А дальше было горячо, больно, сладко и очень хорошо. Они лежали на кровати, переплетаясь пальцами рук, Рус чувствовал, как из саднящего зада неприятно подтекает сперма, и понимал, что может сейчас просто лопнуть от переполнившего его счастья. Скромный опыт перепиха с Нечто-Валькой и рядом не стоял с тем, что испытал Руслик, лежа в объятиях Лёвы. - Я тебя люблю! – вырвалось, чтобы через заминку услышать в ответ томное, усталое: - Спи давай, сумасшествие ты моё. И вздохнуть про себя: «Ну и пусть, пусть так, зато рядом, вместе». Хотя бы так, вместо желанного: «Да, малыш, и я тебя».