Такой я была

      Баки был готов выпрыгнуть из любого окна, лишь бы больше не слушать нравоучения Стива о том, какой же Аннабет все-таки хороший человек.       — Я не знал, что она не наш враг, ясно, Роджерс?! — Барнс обхватывал голову руками, чувствовал невыносимого размера вину перед другом, но ничего уже нельзя было исправить. — Ты думаешь, это так легко. Все это! Сохранять спокойствие, когда каждую ночь я просыпаюсь от ночных кошмаров, думать, придет ли за тобой кто-то… Я, черт возьми, не знаю, кто мой друг, а кто враг! И ты еще говоришь, что та девушка не марионетка Старка? Старк взъелся на меня еще со времен гибели его родителей! Я же гребанный монстр, Стив!       — Ты не монстр, Бак, — вздохнув, ответил Роджерс.       — Серьезно?! Ну, спасибо, братец. Я без тебя бы не справился! — рассмеявшись, Барнс вскинул руки и хлопнул себя по груди. — Давай закончим на этом. Если она заявится сюда, я извинюсь, но не более того. Откровенно говоря, жутко устал и хочу спать.       Баки поспешно удалился из комнаты, где обреченно сидел на диване Стив, который не успел бросить факт о том, что Аннабет когда-то была девушкой Барнса, и, возможно, остается ею сейчас.       Шагая по сырому темному коридору, Баки пытался скрыть истерические смешки. Не успел он вылупиться, чтобы осознать мысль о новой жизни, как заявляется одна из его бывших, и каждый вокруг Джеймса жует сопли из-за несчастной любви. Конечно, это так же смешно, как истории о лже-Анастасиях или о лже-Гитлере, однако какая-то доля Баки верила, что все же Аннабет он может вспомнить, и избивать ее за неуверенное любовное признание нельзя. Просто рефлекс срабатывает быстрее, чем положено. Просто Миддлтон была последней каплей, и ГИДРА иссушила даже ее. Мужчина вынул из кармана кулон, принадлежавшей Аннабет и принялся рассматривать надпись «Моей малышке Бетани от любимого Джеймса». Когда-то давно этот кулон принадлежал женщине по имени Бетани, которая в молодости рассталась со своим возлюбленным, но спустя годы им удалось встретиться и провести совместную старость до самой смерти.       Казалось бы, есть все ниточки, чтобы связать свою судьбу с девушкой: общие друзья, фотографии, кулон и сам ее приход, но всего этого недостаточно, чтобы вспомнить. В голове Барнса полнейшая пустота, иногда он проклинал ГИДРУ за то, что она отняла такую ценную часть его жизни. Говорить об этом можно бесконечно, но Барнс не надеялся на прощение.       Его мрачные думы прервала вошедшая в комнату Ванда. Глаза Максимофф слегка блестели.       — Как думаешь, сложнее осознать утрату близкого человека и жить с этим или забыть все? — присев на край металлической койки около Барнса, она взяла кулон Аннабет и принялась осматривать его со всех сторон.       — Ты не должна сравнивать мою бывшую… — начал было Баки, но Ванда оборвала.       — … твою девушку. С моим братом, да. Но ведь они единственные, кого мы любили. Может быть, любим и сейчас. Надо бы проверить. Брата я не верну, а вот ты сможешь вернуть Аннабет, — девушка пожала плечами, возвращая кулон обратно в руки Баки. Она шмыгнула носом, отчего Барнс нахмурился.       — Нет, — качнув головой, ответил он и спрятал кулон в кармане джинсов. — Мне жить легче. Я не помню ее, не чувствую боли. Счастливчик.       — Счастливчики не пытаются рыть норы в своем прошлом. Прекрати врать себе. Ты должен быть выше своего страха. Она не монстр, а просто девушка. Человек, которому ты дорог до сих пор. И она тебе дорога. Проведи с ней время, и ты все вспомнишь. Я верю в это, — еле сдерживая слезы, Ванда похлопала Баки по плечу и направилась к порогу комнаты.       — Это так смешно. Заваруха из-за Старка, а отдувается она, да? — ухмыльнувшись, произнес мужчина и лег на койку.       — Все разрешится. Рано или поздно. Неизвестно, какие беды ждут нас впереди. Но имей ввиду, лишней капельки заботы и любви тебе не помешает. Не будь сухарем.       Не быть сухарем. После литров пролитой крови, зверских издевательств, забвения во все дни недели стараться не быть сухарем. У сержанта новое задание.