Изменить мир

Четыре часа дня. Четыре часа дня. Полчаса до этого Аристов только и делал, что смотрел на часы, на то, как медленно идут вперед часовая и минутная стрелки, как плавно течет по циферблату секундная. Все как-то медленно, тихо, размеренно и спокойно, как не бывало никогда. Именно так ему казалось. Каждый день в борьбе с преступностью, в борьбе с этим странным миром пролетает довольно быстро, каждый день наполнен яркими и мощными событиями. Да, пусть далеко не всегда положительными, но наполнен. При такой работе хороших ситуаций почти и не бывает, за исключением того, когда находятся любящие люди для детей или все, кто потерялся, находятся и радостные возвращаются домой. Поэтому, в этой бесконечной погоне порой не успеваешь даже понять, какой сейчас день, и часто — даже какое время суток. Возвращается домой, ложится спать — бац, будильник снова надоедает и требует идти дальше бороться, или же звонит Рогозина и кажущимся каменным голосом говорит ехать на место преступления. Хотя давно уже успел понять майор, что и голос на самом деле не каменный — военная выдержка, которая позволяет начальнице держать всех в строю, но, прежде всего — не дает сдаваться самой себе. Он это не так давно понял. Знал долгое время, но понять смог совсем недавно. Когда вместе пили дорогое вино из простых кружек. А на войне-то, а на войне… Время там неподвластно никаким законам, никакой системе. Никогда не понять, когда и где каким образом оно считает минуты и секунды. Идет страшный бой, летают снаряды, а в воздухе чувствуется четкий запах крови, и время мчится с рекордной скоростью, летит так же, как мчат непонятно куда снаряды. А потом вдруг разрывается что-то, страшный гром поражает сознание — и становится непонятно, где ты и что ты есть сам. Земля от взрыва попадает в уши, и то ли от этого, то ли от грома перестаешь что-либо слышать. И в это мгновение оказываешься словно персонажем странного кинофильма: ты видишь, что бегут твои солдаты, те, с кем буквально несколько часов назад ты разговаривал о жизни и мире, бегут сквозь снаряды и падают вниз, бегут неизвестно куда. Кто-то остался в окопах, и они — персонажи появившейся кинокартины, что-то кричат, ужас отображается на их лицах. А кто ты в этой системе? Ты чувствуешь себя зрителем этой страшной сцены, не слышишь и не понимаешь ничего. Ты не веришь, что все это — реально, что все это — твои солдаты. А потом вдруг в один момент осознаешь, что ты на самом деле — и есть самый главный герой страшного фильма, его режиссеры и продюсеры — не пойми где, и тебя все просят спасти этот мир, а ты и не представляешь, как его спасти, а ты не понимаешь, как его изменить, потому что время вдруг от этого взрыва, кажется, остановилось. И вдруг — звонок. Звонок в дверь. Такой прерывистый. И такой громкий. И снова Роман вспомнил ту самую военную картину боев в Чечне, когда время останавливалось. Впервые спустя столько лет после войны он снова оказался главным действующим героем фильма, когда время, так долго тянувшееся, снова остановилось. — На этот раз ты не один, — вдруг откуда-то сбоку майор услышал голос и повернулся. На кровати сидел Степан и улыбался. — Да… Да, — отрешенно сказал Аристов и пошел открывать. — Давай, иди менять мир, — снова улыбнулся Данилов и, подойдя к окну, махнул рукой. Майор подошел к двери и глубоко вздохнул. Так, не забыть бы уроки Антоновой и Данилова, не забыть бы… Открыл. А возле двери стоят Галина Николаевна и державшая ее за руку маленькая девчушка. Темно-русые густые волосы длиной до маленьких плечиков, темно-карие глаза, белая вязаная кофточка, ярко-розовое платьице, белые колготки с сине-красными яркими бабочками и розовые ботиночки с вышитым рисунком белой птички по бокам. — Здр-р-равствуй! — неожиданно громко и четко сказала девочка и улыбнулась, глядя на Аристова. — Ну, здравствуй, красавица, — Роман присел перед ней и улыбнулся. — Я — друг твоей мамы. Пойдем сейчас с тобой поиграем? Мама же разрешила? — и тут же осудил сам себя за эту фразу. Зачем надо было так говорить сейчас, зачем? — Да, р-разрешила! — четко проговаривая букву «р», бойко сказала малышка. — Пойдем играть, папа!.. Девчушка отпустила руку полковника и, зайдя в квартиру и разувшись так быстро, что Аристов даже не успел отреагировать, побежала в комнату: — Пойдем играть! — Пойдем… Пойдем… — только и смог сказать ошарашенный майор. А в голове у него крутились слова: «Пойдем играть, папа!». Получается… Дочка все знает? Знает, кто он? Как же тогда? — Игру никто не отменял. Иди, иди, учи дочку играть по-своему, — усмехнулся Данилов, глядя на шокированного Романа. — Ух ты, сколько тут всего! Это все для меня? — послышался громкий веселый голос из комнаты. Майор недоуменно посмотрел на Степана и зашедшую Галину Николаевну. — А это все Валя, — хитро сказала Рогозина. — Мы тут ни при чем. — Давай, иди уже, играй с дочкой, ее мама разрешила вам несколько часов побыть вместе, — подтолкнул Романа к комнате капитан. — А после вашей игры дочка и сама скажет, сколько вам потом можно будет так играть. Аристов глубоко вздохнул, готовясь зайти в комнату и, повернувшись, взволнованно сказал коллегам: — Вы — лучшее, что у меня есть! — Лучшее, что у тебя есть, сейчас находится вот в той комнате, — проговорила появившаяся из кухни Валентина. — Иди к лучшему, иди к дочке. Аристов улыбнулся и зашел в комнату. — А мы еще не все закончили, — повернулась к Антоновой и Данилову начальница. — А мы уже готовы, — улыбнулась Валентина. — Но пока что они пусть поиграют.