А если попробовать?

Северуса разбудила гроза. Накануне он долго не мог заснуть, ворочался под одеялом, перекладывал подушку. Очень отчетливо ощущалось — он в доме не один. За стеной спит Поттер. Ему казалось — глупости, конечно, чего только не придет в голову, когда не спится! — что старухин домик настороженно наблюдает за новым гостем. Кого это хозяин притащил? И зачем? И что теперь с этим кем-то делать? Вечером, после приготовленного на скорую руку ужина, во время которого оба молчали, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами, Поттер извинился, сославшись на усталость. Долго плескался в душе — Северус невольно прислушивался к доносящемуся из конца коридора шуму воды, — а потом скрылся в выбранной комнате. И сидел там тихо, как мышка. Так что, почему его присутствие в соседней комнате мешало Северусу спать — совершенно непонятно. Гроза проносилась над ведьминой хижиной, спать было невозможно, и Северус, накинув халат, решил спуститься на кухню. Заварить чего-нибудь с травами... Можно было, конечно, выпить усыпляющего зелья, но почему-то не хотелось. На кухне за неплотно закрытой дверью горел свет, слышался звон стекла, журчание воды. Тоже не спится, видимо. Северус и сам не знал — радоваться тому, что Поттер шебуршится на кухне, или не стоит. — Не спите, Поттер? — он аккуратно прикрыл за собой дверь, сел у стола, поймал промелькнувшую на губах Поттера улыбку и чуть сам не улыбнулся в ответ. — Бессонница? А зелье вы, конечно, забыли. — Почему забыл? — Поттер помешивал ложечкой дымящийся чай. Северусу тоже захотелось чаю, даже в горле пересохло. — Взял. Просто спать не хочется. Этот дом... Он странный, да? Как будто живой, наблюдает за мной, не злобно, а так, присматривается. Да еще гроза, а я ее не люблю. — Боитесь? — Северус, не вставая, потянулся за стоявшей на столе чистой чашкой, заметил странный взгляд, украдкой брошенный на него из-под отросшей челки. — Налейте мне тоже чаю, раз уж оба не спим. Вы боитесь грозы, Поттер? — Ну... Никому не расскажете? Боюсь. С детства не люблю грозу. Меня как-то одного дома оставили, а тут гроза началась... Я ее всю в шкафу просидел. Потом тетя ругалась, что я ее платья испортил — у меня от страха выброс случился. Северус внимательно посмотрел на Поттера — нет, тот не рисовался и не давил на жалость, он говорил, как о чем-то совершенно незначительном. Нормальном. Просто рассказывал о том, что случилось однажды, улыбался и пил горячий чай маленькими глотками. — А можно я сэндвичи сделаю, а? А то я когда нервничаю, мне все время есть хочется. И все равно не спим же! Вам с чем? — Я не голоден. А вы ешьте, если хотите! Не зря мы с вами едой закупились, обратно не повезем. Поттер усмехнулся, отошел к холодильнику. Только теперь Северус заметил, что на нем была лишь длинная, мешковато висящая зеленая футболка с непонятным рисунком на груди, из-под которой выглядывал край боксеров. Пялиться на голые ноги бывшего студента было как-то неприлично, хотя и очень хотелось, и он перевел взгляд на поливаемое струями дождя оконное стекло. — Скажите, сэр... — нож застучал о разделочную доску, заглушая вдруг появившиеся в голове невнятные мысли, — вы сказали, аппарировать здесь нельзя. А патронус послать можно отсюда? — Патронус? — Северус ответил резче, чем собирался, рассерженный на себя за глупые мысли и на Поттера, ошивающегося на кухне в таком виде. — Зачем вам патронус, Поттер? Соскучились по друзьям? Или по бывшей невесте? Посылайте сколько хотите! — Чжоу должны из больницы завтра выписать, хотел узнать, как она. Но если вы против... — Почему я должен быть против? — Чжоу Чанг, да. О ней-то Северус и забыл. — Вас отвезти завтра обратно? — Зачем? — нож замер над столом, Поттер поднял на него удивленные глаза. — Ее Падма встретит. Помните — Падма Патил, с Рэйвенкло? Они живут вместе, вам разве Чжоу не говорила? Я думал, вы знаете! Ничего он не знал! Откуда? Разве ему могло прийти в голову поинтересоваться личной жизнью своей ассистентки? Тем более, что Северус был абсолютно уверен — между ней и Поттером что-то есть, не зря же тот таскался в гости с дурацкими пирожными. А зачем тогда он таскался? Если не к Чанг, если Чанг, как он спокойно сказал, живет с Падмой Патил, которая училась на Рэйвенкло... То зачем приходил, сидел на кухне, пил кофе? Северус вдруг почувствовал, как закипает в нем знакомая, давно не навещавшая его злость, помогавшая когда-то не сойти с ума. — Поттер, — начал он обманчиво мягким голосом профессора Снейпа и с мрачным удовольствием увидел, как напряглись под слишком просторной футболкой худые плечи. — Скажите мне, мистер Поттер... Какого драккла вы тогда так настойчиво являлись в мой дом со своими проклятыми пирожными и отвлекали меня от работы? Какого дьявола... Удар грома, казалось, раздался прямо на кухне, задрожали стекла, звякнула чашка на столе. Нож в руке Поттера дрогнул. Внезапно побледнев, он широко раскрытыми глазами смотрел, как растекается по поверхности стола капля крови. Вторая. Третья сорваться с порезанного пальца не успела — Северус, мгновенно оказавшись рядом, сдернул с крюка кухонное полотенце, приложил, закрывая рану, останавливая кровь. Поттер почему-то крепко зажмурился, лицо стало совсем белым, на виске застыла капелька пота. — Поттер... Поттер, черт возьми! Откройте глаза, ну! Ничего страшного. Просто порез. Кто вас вообще учил с ножом обращаться? — Вы, профессор, — бескровные губы слабо дрогнули в улыбке, зеленые глаза раскрылись, оказавшись вдруг близко-близко. — То есть, сначала тетя Петунья, а потом вы. Чтобы отвлечься от осознания близости чужого тела, от сумасшедшего биения пульса под своими пальцами, от прерывистого дыхания Поттера, смотревшего на него почти в упор, Северус сунул руку в карман. Палочки там не оказалось — оставил наверху, он вообще старался не пользоваться магией в ведьминой хижине, почему-то казалось, что старой Скиллар это не понравилось бы. Вспомнив, что где-то в шкафу есть кровоостанавливающее зелье и навязанная Недом маггловская аптечка, он прижал к полотенцу пальцы второй руки Поттера. — Держите так. Держите, я сказал! Где же.. А, вот! Сейчас щипать будет. Вот и все... Поттер, неужели вы боитесь крови? Никогда бы не подумал... Какой же вы после этого герой? Поттер опустил руку, но не отошел, остался стоять почти вплотную, по-прежнему очень бледный, неровно дышащий. — Герой... Вот такой вот герой. Я раньше не боялся, что вы! Это теперь, после битвы и всего. Я сразу Большой зал вспоминаю. Как там стены в крови были. А еще вас. В хижине... Когда кровь вижу — сразу перед глазами тот кошмар встает. Простите, сэр... — Поттер, — сказал он тихо, почти шепотом, не в силах отвести глаз от белого лица, на котором, казалось, жили одни глаза за стеклами дурацких очков. — Зачем ты приходил? К кому? Повинуясь непонятному порыву, Северус протянул руку, снял очки и положил на стол. Без них Поттер казался почему-то старше, он несколько раз моргнул, привыкая — ресницы у него оказались черные, короткие и очень густые, — а потом губы шевельнулись, выдавая то, что уже сказали глаза: — К тебе. Я приходил к тебе... Северус Снейп не целовался уже лет... Он и сам не помнил толком, сколько. А вот так — пьянея, теряя голову от запаха и прикосновений, забывая о том, где он и зачем, изо всех сил прижимая к себе поддающееся тело, пробуя на вкус так охотно раскрывающиеся губы, всасывая в рот чужой язык, присваивая себе то, что вдруг стало его и только его... Так он, наверное, не целовался никогда. Ни с кем. Поттер обвил его руками, притягивая к себе, отвечая ему с таким же пьяным — почему, почему пьяным? они чай пили! — безумием, льнул к нему, терся о бедро красноречивой выпуклостью, тихонько стонал что-то неразборчивое, настойчиво пытаясь распутать туго завязанный пояс его халата. Самому Северусу было проще — он пролез ладонями под широкую футболку, и в его распоряжении оказалось сколько угодно гладкого, дышащего, горячего, волнующего тела. Северус целовал Поттера до тех пор, пока в легких не закончился воздух, потом нехотя оторвался от него, посмотрел, тяжело дыша, на раскрасневшегося, встрепанного, облизывающего припухшие губы. — Шоколад, — сказал он вдруг. — Почему ты всегда пахнешь шоколадом, Поттер? — Гарри, — все так же сражаясь с его поясом, поправил его Поттер... Гарри. Потому что тот, кого он привез с собой в старухин домик, с кем только что целовался, кто стоял сейчас так близко, что стук сердца под тонкой тканью отзывался эхом в его груди, кто так отчаянно и откровенно хотел его — никак не мог быть Поттером, сыном Джеймса и Лили, крестником Блэка, до огнемух в глазах раздражавшим когда-то студентом. Он мог быть только Гарри. Просто Гарри. — Гарри, — надо же, почему он никогда не замечал, какое это красивое и вкусное имя. Гарри. Открытое "а", раскатистое, дрожащее на языке "эр", тягучее "и". — Гарри... Ты пахнешь шоколадом. — Да? — Гарри наконец-то справился с поясом, распахнул халат, расстегнул пижамную куртку, и от неумелых, но очень храбрых ладоней на животе у Северуса перехватило дыхание. — А Джинни всегда говорила... — К черту. К дьяволу, к дракклам лысым и лохматым твою рыжую Уизли! Ты... остановись, слышишь? — А то что? — ладони спускались все ниже, явно намереваясь проникнуть за пояс его штанов, где кое-кто был бы очень рад встрече... Но тогда все случится прямо на кухонном столе и без особых прелюдий. А мальчишка... Да если у него не первый раз, Северус готов был никогда не варить ничего, кроме слабительного для миссис Уиткинс! Так что надо его остановить — остановить, Северус, а не подаваться навстречу наконец добравшимся до цели пальцам, едва сдерживаясь, чтобы не застонать в голос! — и перенести действие в более приемлемую для этого обстановку. Да хоть в спальню, там, кстати, и что-то подходящее в качестве смазки может найтись... Мало ли что обнаружится среди банок и флаконов, без которых ни один уважающий себя зельевар не уедет из дому. — А то... — Северус снова притянул его к себе, поцеловал коротким, жадным поцелуем. — Идем! Когда они оказались в его спальне, Гарри вдруг растерял большую часть своей храбрости. Он послушно поднял руки, позволяя Северусу стащить с него футболку, вздрогнул от прикосновений. — Что? — У тебя руки холодные. Северус обнял его, прижал к себе, слушая всем телом суматошный стук сердца — или это его сердце так билось? Погладил самыми кончиками пальцев спину, выступающие лопатки, впадинки на пояснице. Остановился, не доходя до обтянутых боксерами ягодиц. — Ты можешь уйти к себе, Гарри. Мы сделаем вид, что ничего не было, забудем. Еще не поздно... Поттер щекотно фыркнул ему в шею: — Ты мне еще Обливиэйт предложи. Я не хочу к себе. Я хочу с тобой... Пижама полетела в угол, за ней последовали боксеры Поттера. Северуса еще хватило на то, чтобы разыскать в сумке какую-то склянку с маслянистой жидкостью, принюхаться к мускусному запаху — сойдет! А потом все слилось. В свете маленькой лампы, горевшей у кровати, кожа Гарри под его ладонями и губами казалась золотистой. Гарри с неопытной горячностью отвечал на его поцелуи, подставлялся под прикосновения, пытался перехватить инициативу, но Северус не давал. Ему хотелось понять — как, почему этот мальчик вдруг оказался рядом, позволяя ему... все. Целовать и прикусывать соски, вылизывать впалый подрагивающий живот, гладить раскинутые ноги. Слизывать с пунцовой головки смазку, слыша приглушенные вздохи и стоны. Сосать поджавшиеся яички. Переворачивать себя на живот, трогать и сжимать гладкие округлые ягодицы, разводить их в стороны, проникать сначала языком, а потом смазанными мускусным чем-то пальцами, осторожно, медленно, боясь навредить, испугать. Но Гарри, боявшийся грозы и крови, его не боялся совсем, приподнимал ягодицы, извивался под ним, стонал все громче. Наконец Северус понял, что больше не выдержит, просто стыдно кончит, перепачкав простыню. Когда он, сдерживая дыхание, почти до крови закусив губу и крепко стиснув пальцы на бедрах Гарри, мучительно медленно вошел в него, тот охнул, всхлипнул, зарывшись лицом в подушку, но не отстранился, принимая в себя до конца. От узости, теплоты, тесного кольца сжимающих член мышц в глазах потемнело. Гарри под ним замер, тяжело дыша, потом несмело, неуверенно качнулся навстречу. Потом еще раз. И еще. Они быстро поймали общий, один на двоих ритм — сначала медленный, тягучий, сводящий с ума, он все убыстрялся, затягивая в бурлящий поток, тоже один на двоих. Гроза все бушевала над старухиным домиком, стучала крупными каплями дождя по крыше, сверкала молниями в окнах. Гарри вздрагивал под ним — то ли от ударов грома, то ли от нарастающего возбуждения... Хотелось думать, что от последнего. Оргазм накатывал тяжелой волной, начинаясь где-то в подребье, от предвкушения сжимались мышцы живота и мелко дрожали колени, но Северус сдерживался — нужно, обязательно нужно было, чтобы Гарри кончил первым. И только поймав прошедшую по всему телу Гарри дрожь, услышав его крик, в котором он смутно различил свое имя, почуствовав теплую липкость на ладони, он отпустил себя, запрокинул голову, закрыл глаза. Гарри. Гарри. Гаррииииии! Гроза, раскатно ударив последний раз, ушла, выбросив их, опустошенных и оглушенных, на измятые простыни. Северус, не глядя, нащупал на прикроватной тумбочке палочку, мысленно возблагодарил неведомого изобретателя очищающих чар. Сил вставать и идти в душ просто не было. Рядом тихо дышал тот, кто никогда больше не будет для него Поттером, навсегда останется просто Гарри. Гарри повернулся к нему, словно намереваясь что-то сказать, но сил говорить тоже не было. — Завтра, Гарри. Мы поговорим завтра... То есть уже сегодня. Утром. А сейчас — спи.