А если попробовать?

Когда Северус проснулся, солнечные лучи уже пробивались сквозь неплотно задернутые шторы. Они скользили по комнате, отражались от валяющегося на полу возле кровати стеклянного флакона, путались в черных взъерошенных волосах мирно сопящего в соседнюю подушку Поттера... Гарри. Тот недовольно морщился, когда лучи пробегали по его лицу, но не просыпался, спал крепким сном, на который способен только молодой, здоровый мужчина после бурно проведенной ночи. Северус усмехнулся — ночь и правда была бурной. Во всех смыслах. А сейчас наступило утро, Гарри спал, Северус смотрел на него, и на душе было муторно и паскудно, как после внеочередного визита к Темному Лорду. Он осторожно снял с себя теплую руку, задернул взмахом палочки шторы, чтобы лучи не разбудили Гарри раньше времени, стащил со стула одежду и вышел из спальни, неслышно притворив за собой дверь. Кажется, он совершил самую большую ошибку в своей жизни. Опять. На кухне все было, как вчера — до того, как они оба сошли с ума. Только пятна крови на столе, недопитая чашка с чаем да круглые очки... Северус долго крутил очки в руках, следя за солнечными бликами на стенах. Что же ты натворил, а? Профессор, мать твою! Пошел на поводу у грозы, у что-то такое придумавшего себе мальчишки, у внезапно нахлынувшего желания. Столько лет держать себя в руках, чтобы вот так сорваться, потерять голову, позволить себе то, что не должен был... Гарри... Гарри, мальчик, стонавший вчера в его руках, принимавший его, горячий, отзывчивый, юный и чистый. Северус аккуратно положил очки на стол, чтобы не разбить — пальцы начали дрожать мелкой противной дрожью. Он не должен был! Воспользовался страхами Гарри, его одиночеством, его близостью. Затащил мальчишку в постель и оттрахал. Сволочь ты, Снейп, вот что! Проведенная с Гарри ночь была ошибкой. Очередной ошибкой в его нелепой жизни. Он пожал плечами — одной больше, одной меньше... Там, за гранью, ему придется держать ответ за многое, и за это тоже. Но он сделает все возможное, чтобы мальчику, так доверчиво прижимавшемуся к нему ночью, платить не пришлось. Гарри заслуживает большего, чем потрепанный жизнью зельевар с темным прошлым и неуживчивым характером. Он заслуживает лучшего. Северус достал из ящика блокнот и маггловскую шариковую ручку — он часто записывал в него новые рецепты зелий, на этой маленькой кухне так хорошо всегда думалось. Сможет ли он вернуться в прабабкин дом после того, что сделал ночью и собирается сделать сейчас? Ручка быстро заскрипела по листу бумаги, оставляя неровные строки. Перечитывать написанное Северус не стал, вернулся, стараясь ступать беззвучно, в спальню, посмотрел на Гарри — черные волосы на белой подушке, такое юное во сне спокойное лицо, тень от ресниц на щеках, полуулыбка на зацелованных губах. Положил на прикроватный столик очки и записку и вышел. В машине он долго сидел, положив руки на руль и закрыв глаза. Потом резко повернул ключ зажигания, нажал на газ и медленно выехал со двора. Сорок минут от старухиного дома до Инвернесса показались ему вечностью. Северус знал, что Нед всегда встает рано. Дверь в магазинчик была приоткрыта, Нед расставлял на полках какие-то банки и коробки. — О! Ты чего здесь в такую рань, забыли что вчера? А парнишка твой где? Или спит еще? Ненавидя себя за то, что собирался сделать, Северус протянул Неду ключи от машины. — Я... Мне уехать надо, срочно. Гарри... То есть Поттер в доме остался, я его будить не стал. Съезди за ним, пожалуйста. Отсюда он уже сам доберется. Я ему записку написал, все объяснил. Съездишь, Нед? Спасибо, мне пора, не знаю, когда в следующий раз выберусь... — А ну стой! — негромкий окрик Неда застал его у самой двери. — Ты что творишь, Северус, сто чертей тебе в глотку? — Что? — А то! Записку он написал! Сбежать решил? Срочное дело у него, понимаете ли! Пожар, наводнение, нашествие марсиан? Ты куда собрался, профессор хренов? — Нед, — сил спорить и уворачиваться у него не было. Сейчас он, не выдержав, все расскажет Неду, и навсегда потеряет не только Поттера, но и единственного друга. — Поверь, ты не хочешь об этом знать. Просто забери мальчика, ладно? — Я надеюсь, Северус, то, что между вами было, было по обоюдному согласию? Или ты напоил парнишку, привязал к кровати и изнасиловал? Ну, чего ты так на меня смотришь? И слепому ясно было, что ты ему — не просто профессор, а он тебе — совсем не бывший ученик. И что едет он с тобой не просто так. А? То есть это было ясно всем, но не тебе, что ли? Да, быть слишком умным опасно для мозгов, точно... Давай-ка ты бери ключи и дуй обратно, пока Гарри твой не проснулся там. Северус молча смотрел на разошедшегося Неда. Некстати (а может быть, и кстати) вспомнилось, что у Неда МакКоннора тоже была бурная молодость — не хуже, чем у него самого. Он подошел ближе — хотелось объяснить, что он никак не может поступить иначе. — Я... Да черт тебя возьми, как ты не понимаешь! Я его старше на двадцать лет! Двадцать лет, Нед! Целая жизнь. Ты говоришь — слепому видно? А он меня ненавидел в школе, знаешь? За дело, кстати. Столько лет ненавидел, при имени моем плевался, а теперь... Не буду я тебе рассказывать, Нед, что ночью было. Гарри... Он чистый, понимаешь? Он через такое прошел, и чистым остался. А я его испачкал. Помнишь, ты про татуировку на руке спрашивал? Это грязь и кровь, это дерьмо, в которое я в молодости впутался и всю жизнь за собой тяну! Зачем ему это? Сбежал, говоришь? Да. Так ему проще будет меня ненавидеть. Снова. Потому что Гарри... Он постыдно срывался, переходя на крик, уже понимая, что пожалеет о сказанном. Звук удара о стену заставил его замолчать. Нед ухмыльнулся, потирая кулак. — Следующий по лбу тебе будет. А теперь слушай меня, профессор. Я, конечно, книжек умных не читал и университетов не заканчивал. Но когда я вижу настоящее — я его чую! А мальчишка твой — это настоящее, понимаешь. Знаешь, как он на тебя смотрит? Не знаешь? Так, словно, придется ему выбирать между тобой, старым дураком, и всем миром — ни минуты не задумается. Всех для тебя оставит — друзей, семью. Все. Босиком по камням за тобой пойдет. Прогонишь — вернется, под дверью стоять будет. Да плевать ему на то, кем ты был, ты пойми! Ты ему сейчас нужен. Ты кому-нибудь в жизни своей непутевой был нужен, а? Вот так, совсем, до конца? Ты можешь сейчас струсить и уехать, я мальчишку заберу. И на поезд посажу. А вот ты-то с этим как жить будешь? Как, Северус? — Нед... Ключи! Дай сюда ключи, дьявол! Сорок минут? Северус гнал, как сумасшедший, благодаря Мерлина за то, что дорога была практически пуста. Несколько раз чуть не вылетев на повороте, каким-то чудом выравнивал машину и снова вдавливал педаль газа. Машина, которую он нагло подрезал, недовольно загудела вслед, ему было не до того — он ехал к своему Гарри. — Гарри! — крикнул он, распахивая дверь. — Гарри! Дом ответил тишиной, и сердце ухнуло тяжелым комом куда-то вниз. Где? Ушел? Куда? Гарри, где ты? Гарри нашелся на кухне. Стоял у стола, бледный, в футболке и джинсах, очень спокойный. Губы чуть подрагивали, но кончик палочки твердо смотрел прямо в лицо Северуса. — Гарри... — Не подходи! Не подходи, слышишь! Ты... — Гарри, — он старался говорить как можно спокойнее, хотя сердце рванулось навстречу: обнять, прижать к себе, на коленях молить, чтобы простил! — Гарри... Прости. — Простить? Я... Не подходи, говорю! Ты только представь — я проснулся, а тебя нет! И писулька на подушке: извини, Гарри, так будет лучше. Для кого лучше? Для тебя? А я? А обо мне ты подумал? — Я о тебе и думал... Я испугался. Тебя, себя, за тебя испугался... Прости меня, Гарри. — Испугался... — палочка чуть опустилась. — Ты думаешь, я не боялся, да? Когда понял, что думаю о тебе, во сне тебя вижу. Когда с Джинни не мог быть, потому что с тобой хотел. Когда шел к тебе, с этими пирожными несчастными — специально узнал у Фортескью, какие ты любишь! Шел, как идиот, а у самого каждый раз коленки тряслись: а вдруг догадаешься? И прогонишь... А ты... — А я, — он медленно сделал шаг вперед, потом еще один, — был уверен, что ты приходишь на свидание к моей ассистентке. Правильно меня Нед старым дураком назвал! — еще шаг, теперь Гарри уже рядом, хорошо, что кухня такая маленькая. Палочка опустилась еще чуть ниже. — Со старым — это Нед погорячился, — Гарри усмехнулся, напряженные плечи чуть расслабились. Потом он ударил Северуса в грудь, кулаком с зажатой палочкой, больно, резко. — Никогда, слышишь? Никогда не решай за меня, как мне лучше! Никогда не бросай меня так! Никогда! — Никогда! — Северус наконец смог сделать то, что так хотелось на протяжении всего разговора — обнял, прижал к себе, глупо и эгоистично радуясь, что все-таки выше, пусть всего на полголовы. Гарри прерывисто вздохнул, прижался к нему, прощая и принимая — снова прощая и принимая. Никогда... Волосы щекотали щеку, сердце сумасшедше стучало в груди, в горле першило от нежности. Гарри. — У тебя сердце так бьется, — прошептал Гарри, поднимая голову. — Ты еще боишься? — Боюсь. А ты? — И я боюсь. Вдруг ты опять исчезнешь? Что нам теперь делать, Северус? — Ну... Мы можем попробовать бояться вместе. Вдруг получится? Он отстранил от себя Гарри, отошел на шаг, почти упершись в стол. Потянулся к пуговицам на рубашке. Гарри не сводил с него глаз. Рубашка полетела на пол, Северус слегка поежился, повел плечами и принялся за ремень. — Что ты делаешь? — А на что это похоже? Иди сюда! Он стоял перед Гарри, обнаженный, беззащитный, открытый, от скользящего по телу ласкающего взгляда кожа покрывалась мурашками, а член начал медленно подниматься. Гарри смотрел на него так, словно перед ним стоял не худой бледнокожий мужчина не первой молодости с безобразными шрамами на шее, а... Как там звали маггловского бога красоты? Златокудрый Аполлон! — Гарри... — Подожди. Я ночью тебя рассмотреть не успел толком. Ты красивый, оказывается. Знаешь, — пальцы погладили шрамы, обвели плечи, пробежались по груди, — я еще в школе думал — что скрывается под твоей мантией, под той-самой-мантией того-самого-Снейпа. — И что же? — хрипло спросил он, наблюдая, как пальцы пробираются к низу живота, путаются в волосах, замирают в дюйме от вставшего члена. — Теперь я знаю, там — ты. Северус. Просто — Северус. Северус закрыл глаза. Оказалось, бояться вместе — это совсем не страшно. Бояться вместе — значит доверять. Принимать прикосновения горячих рук, сначала робкие, неумелые, любопытные, исследующие его тело, принимать скользящие по животу ладони, раздвигающие стенки ануса пальцы. И подставляться под поцелуи — везде, где Гарри захочет, а Гарри хочет везде, и удержаться невозможно, можно только откинуться на спину и тихо стонать, когда язык медленно кружит вокруг пупка, а потом так же медленно спускается ниже. И разводить ноги, подчиняясь настойчивым рукам — да, можно, тебе можно все, Гарри! Гарри ничего пока не умеет, и проникновение причиняет боль, но это совсем неважно, потому что вместе, потому что Гарри движется в нем, закусив губу и не отрывая глаз от его лица, и гладит ноги, и целует закинутые на плечи щиколотки. И понимать, что это совсем не страшно, оказывается — быть с кем-то вот так, отдавая себя до конца! И смотреть, как Гарри сдерживается из последних сил, но сил этих остается у него все меньше, движения все ускоряются, он закрывает глаза, что-то бормочет, потом с силой толкается вглубь и замирает. Чтобы, едва переведя дыхание, потянуться потной ладонью к его члену и несколькими быстрыми, уверенными движениями, довести его до оргазма. И тогда можно выкрикнуть, выгибаясь на столе: — Гарри! Гарри рухнул на него сверху, придавил к столу тяжелым телом, уткнулся лицом в шею, дыша через раз. Было жарко, неудобно, ноги затекли, но Северусу никогда не было так хорошо. Двигаться не хотелось, вставать не хотелось. Хотелось лежать на кухонном столе и слышать, как постепенно успокаивается дыхание Гарри. — Ты завтракал? — спросил он наконец. — Нет. Тебя ждал... Слушай, я есть хочу, оказывается! — Насколько я успел тебя изучить, ты всегда есть хочешь. Вставай. Приведем стол в порядок и будем завтракать. — А потом? — Гарри приподнял голову, настороженно посмотрел на него. Все еще боится, что Северус оттолкнет, уйдет? Глупый мальчишка... Глупый, самый дорогой на свете мальчишка! — А потом... Я тебе кое-что обещал вчера, помнишь? Будем учиться водить, мистер Поттер!