Цветными разводами

Раз. Два. Три. Четыре. В ширину. В длину — шесть. Уже неплохо, учитывая размеры той коробки, которую, как бы иронично это не звучало, у неё было принято считать домом. Октавия подёргала металлическую лавочку, пнула умывальник. Ни один предмет не сдвинулся с места. Привинчен, приклеен, прибит — чёрт их разберет. В этом она убедилась ещё в первый день, теперь же просто перепроверяет. Заняться все равно больше нечем. За дверью послышались тяжелые шаги. Смена караула. Ну, поехали… — Выпустите меня! Выпустите меня, мать вашу! Откройте эту хренову дверь, пока я её не снесла! Эй! Выпустите меня, ублюдки! Допустим, дверь металлическая, и её даже поцарапать невозможно. Угрозы от этого звучали только лучше. Октавия колотила в дверь, пока кулаки не покраснели, а голос не сорвался до хрипа. Вот и всё, утренний концерт окончен, занавес. Пусть думают, что она сумасшедшая. Ей же это на руку. Только почему-то в этот раз дверь распахнулась. Октавия отпрыгнула к дальней стенке и зашипела, словно кошка. Такого поворота она никак не ожидала. Тем временем в камеру вошли два охранника, таща за собой упирающуюся девчонку. Она визжала, пыталась укусить свой конвой и вообще выглядела так, словно действительно сможет сбежать. Ха-ха-ха четыре раза. Давай, детка, вперёд, прямо в открытый космос. — Это тебе подарочек, Блэйк! Прошу любить и жаловать! Дверь захлопнулась, замок щелкнул. Девчонка ещё несколько минут в ярости бросалась на небольшое окошко, через которое приносят еду, и вопила. Октавия, остановившись в углу, молча наблюдала за происходящим. Вскоре её новая соседка затихла. Сползла на пол, уткнулась лицом в колени. Октавия не шевелилась. Просто сложно контактировать с людьми, когда всю жизнь видишь только мать и Беллами. Октавия — дикий зверёк. Октавия привыкла смотреть на мир исподлобья. А у новенькой девчонки, наверное, чуйка на таких людей. Иначе, зачем ей было заговаривать первой? — Хейли. А ты? — Октавия. — За что тебя сюда? Еда, лекарство, посягательство на власть? — За то, что родилась. Девчонка подняла голову, глядя с интересом. Под её левым глазом расплывался фиолетовый синяк, на губе кровоточила свежая царапина. Волосы длинные, спутанные. Похожа на бродяжку, которых Октавия видела на страницах приносимых Беллами книжек. — Так ты та самая Блэйк, — сказала Хейли без капли презрения, как делали все. — Я знаю твоего брата. — Беллами? — Октавия тут же подскочила к Хейли, забыв о всякой предосторожности. — Ты видела его? Как он? Пусть она сидит в этой камере именно из-за Беллами. Пусть она ненавидит его в какой-то степени. Любит всё равно больше. Всегда любит больше. — Я бы тоже хотела такого брата, — просто ответила Хейли. Этого оказалось достаточно. Октавия чуть отодвинулась, но больше уже не чувствовала к новенькой былого недоверия. Не смотря на всю суровость и резкость её лица, глаза были тёплые. Карие, со светлым кольцом по краю радужки. — А тебя за что? — Украла лекарства для подруги, — хмыкнула Хейли и опустила взгляд. — Только она всё равно теперь умрёт. — Я ненавижу Канцлера! — вдруг вспыхнула Октавия. — Этому ублюдку плевать на нас! Он просто корчит из себя святошу, а на самом деле… — Тихо ты! Влажная ладонь закрыла Октавии рот. Она дернулась пару раз, но замолчала, перегорела так же резко, как вспылила. Хейли показала куда-то в потолок и тихо сказала: — Они нас слышат. Каждое слово. Поэтому будь пай-девочкой, если не хочешь сегодня же вылететь за борт. — Мне плевать, — буркнула Октавия. — А твоему брату — нет. До вечера (формально, ведь за стеклом иллюминатора царила вечная темнота) ни одна из них не проронила ни слова. Шаги за дверью сливались в единый марш. Как казалось — похоронный. Около девяти в окошко пихнули поднос с ужином. Одна порция на двоих. Замечательно. — Ешь, — приказала Хейли, когда Октавия решила было объявить голодовку. — А ты? — Я утром. — Ладно. Последний разговор случился после отбоя. За стенами глухо прозвучала сирена и послышался бодрый голос Канцлера. Хейли перекривилась. Октавии это пришлось по душе. — Знаешь, нам стоит держаться вместе. — Почему это? — А разве тебе никогда не хотелось иметь друга? Друга? Другом для Октавии всегда был Беллами. Другом, братом, отцом, учителем. Всем. Хейли не пугала её, как остальные. А под остальными подразумевалось всё население Ковчега с Канцлером во главе. Иметь друга? Возможно и хотелось. — Да. Да, — повторила Октавия, уже для себя. — Тогда давай уже спать. В ту ночь Октавия впервые заметила, что через единственное окошко под потолком видно звёзды. Яркие, такие близкие и далёкие одновременно. И она среди них. Все тот же зверёк, но больше не одна. Не одна. Ещё никто из сотни заключённых, включая Октавию и Хейли, не знал, что уже через два дня они будут смотреть на небо с зараженной радиацией Земли.