Цветными разводами

У Рейвен укус на предплечье, сломаный мизинец правой руки и два идеальных разреза вдоль запястий. Россыпь мелких ссадин не в счёт. Рваная отметина — от собственных зубов, суицидные порезы — не помнит. Не разрешают вспомнить. Кровь проступает сквозь бинты багряными маками. Эбби терпеливо разматывает новые. Ненужная трата сил и времени. Боли все равно нет. От неё остаётся только тянущее чувство в затылке, будто кто-то пытается вытащить мозг за ниточку. Рейвен хмурится и резко прикусывает язык. Ничего. Только во рту становится странно мерзко, да ещё Эбби вздрагивает от неожиданности. — Не тревожься об этом, Рейвен. Здесь нет больше боли. Али улыбается красными губами. Такая идеально-фарфоровая, с песочным из-за помех голосом и зелеными столбцами матрицы за стеклянными зрачками. На секунду Рейвен накрывает волной паники, но отпускает почти сразу. Только послевкусие остаётся. Али недовольно качает головой — ни один волосок не выпадает из её безукоризненной причёски. У сидящего на краю постели Беллами — нож. Вон, выглядывает прямо из-под замасленного рукава. Как неосмотрительно. Красные губы снова замерзают в улыбке. — Мы теряем время. Поторопись. В голове что-то щелкает. Именно в такие моменты её вскрывает. В моменты, когда Али отдаёт свои идиотские просьбы-приказы, Рейвен вспоминает. Всё вспоминает: улыбающегося Финна, серебряных лебедей, алые ножи. Звон собственных криков и эхо чужих. А после сигнал доходит до мозга. Вспышка. И Рейвен больше нет. На задворках памяти ещё догорает образ соседского мальчишки, когда Рейвен ударом ноги отпихивает Эбби. Только Блэйка она явно недооценила — тот реагирует быстрее. Заламывает руки, подносит тот самый нож к бьющейся на шее жилке. Рейвен просто улыбается и подаётся вперёд. — Рейвен! Потом снова бинты, ремни, успокоительное. Взгляды Беллами, будто говорящие, что она окончательно свихнулась. Может... Так оно и есть? Осторожно. Красное платье покрывается мелкой рябью. Али по-птичьи склоняет голову. Недовольна, когда кто-то из её маленькой зомбированой армии сомневается. Чувствует, верно, что одна единственная ошибка в коде снесёт к чертям всю её систему. Чувствует, что эта ломаная-переломаная девчонка ещё здесь. Держится. — Рейвен, — говорит осторожно, словно вкалывает ей дозу морфия. — Достань мне чип. И мы закончим нашу миссию. Город мечты, где нет боли и смерти. Полный света. Островок надежды на плачущей кровью и радиационными выбросами Земле. Только имя продолжает долбиться по опущенным векам в протесте. Финн. Финн. Финн. С каждым разом всё яснее впечатывается в память. Рейвен помнит. И Рейвен чёрт возьми не хочет его забывать. — Пошла вон из моей головы, — шипит Рейвен, а чип плавиться в её затылке. И больно. Больно, мать вашу, и хочется завопить от облегчения. — Вытащите её! Рейвен бьётся головой о железную спинку кровати, потому что она так хочет. Потому что она хочет остаться. Потому что она знает Рейвен как облупленную, чтобы сдаться так просто. Потому что Диана не должна стоять возле её кровати сейчас. Диана, не Али. Больше нет красного платья — только рабочий комбинезон и ботинки до щиколоток. И Рейвен вскрикивает, не зная до конца, хочет ли, чтобы новый персонаж сегодняшнего вечера оказался очередной иллюзией. — Ну привет. Не хочет. Диана такая живая, настоящая, с теми же темными прядями за ушами и затертыми пятнами краски на щеках. Перебор, Али, перебор. Рейвен стискивает зубы. Ведь Диана умерла ещё на Ковчеге. Диана растворилась в бескрайней черноте космоса прямо на глазах тогда ещё пятнадцатилетней Рейес. — Это не ты. — Не я, — соглашается Диана. — Но ведь ты хочешь меня видеть. Рейвен кивает, а слёзы вместе с частицами полурастворившегося чипа пропитывают постель под её щекой. Даже не замечает, как почти до хруста сжимает руку притихшей Эбби. Диану видит только Рейвен, остальные машинально прокручивают в голове первые признаки шизофрении. — Ты умерла. Ещё один глупый и всем известный факт. Похоже, разговор налаживается. Эта Диана похожа на ту самую. Диану, которая говорила, что всё получится, которая верила ей. Единственная верила. Рейвен помнит и отчаянно хочет забыть, потому что больно, и слёзы душат, и сопротивляться жрущему её нервные клетки вирусу не получается. — Как там папа? Ещё один нож под ребра. Рейвен машинально поворачивает голову, чтобы уткнуться взглядом в поседевшую макушку. Синклер корпит над электромагнитом. Для неё, чтобы спасти её. У него внутри всё ещё живёт едкое чувство вины — не уберёг родную дочь, теперь вторая убивает себя собственными же руками. Перебор для одного человека, не кажется? — Он любит тебя, — рука Дианы мягко ложится ей на лоб, сухая и тёплая. — Позволь ему прожить лучшую жизнь, Рей, он ведь заслужил. — О чём ты? — хрипит Рейвен, приподнимаясь и натягивая ремни. — Здесь ещё хуже, чем на Ковчеге. Столько боли... Но Али может дать ему и тебе возможность жить и не бояться. Мы будем снова вместе, Рей, как тогда. Ты, папа и я. Рейвен хватается за спинку кровати, сжимает, так что пальцы немеют. Она почти чувствует, как где-то внутри неё Али соединяет порваные проводки, чтобы снова залезть к ней в голову. Чтобы снова неотступно следовать за ней красной тенью. Диана убирает волосы с её лица. И улыбается. Будто говорит — доверься мне, ведь я доверяла. — Только это не ты, — еле слышно выдыхает Рейвен. Слышит, как все кругом пришли в движение. Что-то говорят. У них, чёрт возьми, почти получилось. Рейвен не хочет больше делить свой мозг со спятившими квартирантами. Прости. Металл зажимов холодит виски. Беллами крепко держит её за руки. А Али всё же упустила одну из своих ручных ящерок. Прости. В глазах Дианы дрожат слёзы. Рейвен смотрит мимо неё — в стену, возможно. Порой нужно уметь вовремя отпустить. С Финном не удалось. И последствия оказались слишком ужасны. А её Диана умерла на Ковчеге. — Может, — Рейвен с трудом сглатывает и жмурится до рези в глазах. — Может, мы ещё встретимся. Вопль Дианы ещё слышен, когда распластаное по кровати тело содрогается от мощного разряда тока.