Грозовой перевал. Лип Галлагер/Эффи Стонем
16 октября 2016 г. в 13:59
Примечания:
небольшое количество мата и ООС-а
У Липа — весеннее небо за радужкой. Выцветшее, потертое как его джинсовые колени и поддернутое той извечной усталостью, что присуща всем обитателям этой грязной улочки, этого поганого мира.
Глаз Эффи почти не видно за опухшими веками и плотной завесой сигаретных затяжек. Ресницы прогибаются под тяжестью старой комковатой туши и касаются щёк. Эффи стандартно заебана, стандартно кашляет едким дымом и прячет желтоватые пальцы в карманы.
Они стоят, привалившись к стене, а солнце на горизонте вопит от боли. У Эффи коченеют пальцы в холодных сапогах. Она бросает 'блять' сквозь зубы, жмётся к стене сильнее: то ли хочет согреться, то ли закрыть кроваво-красное 'шлюха', горящее поверх облупленной штукатурки. Своей тенью Лип заслоняет не менее красное 'Стонем', правда, не понимает, почему надпись вообще должна кого-то волновать.
— Тебе бы пошло имя Кэтрин.
— С чего бы это?
Красноватые веки поднимаются, обнажая её взгляд. И по-ангельски голубые глаза Липа теряются на фоне этого грозового неба. Пасмурно-черное, с всколохами туч и завязями дождя. А глубоко внутри живёт сизый сигаретный дым — как стоп-сигнал, напоминание о том, с кем имеешь дело. Эффи ни гроша не стоит, но эта живая палитра серого — весомая причина вершить дворцовые перевороты.
Лип выжигает манжеты свитера, пепел трухой обжигает пальцы. Время собирается по капле, поднимая бурю во взгляде напротив. Вот-вот грянет гром.
— На улице минус пятнадцать. Кончай играться в шарады, Галлагер.
— Как Кэтрин Эрншо. Такая же неугомонная. И неприкаянная тоже.
— Я читала 'Грозовой перевал', Лип. И Кэтрин, помнится, плохо кончила.
— А я о чём?
Эффи улыбается, кидая ему в лицо кислотную улыбку. У неё потрескавшиеся губы, и кожа отходит кусками. Холодно, иней выводит тонкий рисунок на радужке, а птичье тело дрожит под ни хера не греющей курткой. И Галлагер, чтоб его, не додумается дать свою.
— Херовое у тебя чувство юмора.
Она говорит тихо. Шепот колючий и плотно туманится. Лип тянет уголки губ в резиновую ухмылку. На секунду берет её посиневшие пальцы в свои. Как деревяшки. Эффи — изъеденная жизнью, с гнилыми стенками и гулко бьющимся за грудиной сердцем. Эффи — самая настоящая блядь, если отбросить все цензурные рамки и соскрести оболочку пустых приличий.
А в пару к девочкам-пустышкам всегда идут хорошие мальчики. С лучшими оценками, большими (несбывшимися) мечтами и желанием съебать куда-нибудь, неважно куда, лишь бы выбраться из грязной дыры. В действительности, в комплекте с Липом — судимость, наркота под матрасом, дешевая порнуха в истории браузера и разговоры о литературе.
Эффи покалеченная, эфемерная, Эффи теряется в собственных иллюзиях, прячется под действием сомнительных таблеток, купленных в подворотне.
Эффи каждое утро подпирает грязно-белую стену и мерзнет в дешёвых шмотках. Просто потому что нравится (а не из-за мудака Галлагера, отирающегося тут же совсем не ради Стонем). Солнце впивается иглами, отражается в серебре, в прозрачной лазури двух пар глаз. Мороз оседает на бледнеющих щеках.
И хрена с два он когда-нибудь даст ей свою куртку. И хрена с два она когда-нибудь пожмет его руку в ответ.