Цветными разводами

Это был четверг. На горизонте громоздились тяжелые тучи, пожирая одна другую, а заодно и хороня небо в своей грязноватой черноте. В окно билась костлявая еловая ветка. Кора вздрогнула. Это был четверг. Дверь скрипнула, осторожные шаги отмерили расстояние от лестницы до гостиной, замерли за её спиной. Воздух наполнился запахом дешёвых сигарет, прогорклым, с кисловатым привкусом. Холодная рука коснулась её голого плеча. Кора сердито засопела и потянула плед с кресла. — Пошёл вон. — Ну же, не будь такой букой, дорогая. Серьёзно решила заночевать здесь одна? Её молчание буквально взрывало ему мозг, и хотелось впиться пальцами ей в шею и держать, держать до последнего хрипа, до синих пятен по коже. Может, тогда бы она поняла, что с ним нельзя расслабляться, нельзя выкидывать всякие тупые штучки, вроде побега из дома и ночёвки в особняке Сальваторе, насквозь пропитаном кровью и алкоголем, как бисквитный пирог. Не то, чтобы он волновался, нет. Её здесь никакая собака не тронет. Нет. Просто… Просто это был четверг. И в минуты умирания дня, когда солнце стыдливо пряталось за нескончаемой грядой туч, она должна быть рядом. Сидеть в своём воняющем шерстью пледе, таращиться в стену, тихо ненавидить его, но быть. Иначе он окончательно свихнется. — Я знаю, о чем ты думаешь, — вздохнула Кора, упираясь взглядом в свои сцепленные руки. — Тогда, может, поднимешь свою прелестную задницу, и мы пойдём домой? Мне не нравится здесь. Плохие воспоминания, знаешь ли. — Ну и кто из Сальваторе вогнал кол тебе в сердце? — С чего ты вообще взяла, что меня закололи? — Предположение. Ведь куда-то же твоё сердце должно было деться. — Твои шутки всё ещё несмешные, Хейл. Практикуйся. Кора пожала плечами и отвернулась. Ясно дала понять, что Паркер может хоть сдохнуть в своих мольбах — ей глубоко всё равно. Ведь у неё — целый список причин ненавидеть Кая. Это был четверг — первая и главная причина. Это был четверг — шестьдесят третий четверг, проведенный в компании психа с маниакальной улыбкой. Это был четверг. Тот же самый, что был вчера, два дня назад, месяц. Тот же, что наступит завтра, когда стрелки часов намертво застрянут на двенадцатом делении. Два месяца. И каждый раз Кора надеялась, что кто-то там смилостивится над ней и разрешит переступить временную черту. Это ведь даже не её тюрьма, не её наказание, что самое обидное. Посадили, заперли, как домашнюю зверюшку, чтобы бедному психу, прикончившему всю свою семью, не было скучно. Лучше бы сразу пристрелили, ей богу. — Я не хочу, чтобы ты был последним человеком, которого я увижу перед смертью, Паркер. — Взаимно. Только мы не можем умереть здесь, забыла? — протянул Кай почти довольно и закинул в рот горсть кукурузных чипсов. — Надеюсь, подавишься, — прошипела Кора, отворачиваясь. — Надежда умирает последней. Но не волнуйся — мы то её переживём. Кора спрятала лицо в пыльных подушках, с головой укрывшись пледом. Холодно, не смотря на волчью кровь, бегущую по венам. Всё в этом гребанном мире наизнанку. Через пару минут послышался уже ставший знакомым плеск — её стакан наполнился светло-янтарной жидкостью. Кай улыбнулся, показывая зубы. Конченный. — Оборотни не пьянеют. — А мы и не напиваемся. Мы отмечаем. Кай заткнулся на полуслове, уставился на часы. Как по команде воздух дрогнул от глухого боя. Кора застонала — за окном занимался рассвет. От туч не осталось даже воспоминания. — С четвергом тебя, милая. Хейл пила с горла. К черту всё. Даже четверг.