Выйти из тьмы

Тилль проснулся ночью. Вскинулся, ошалело покрутил головой, соображая, где он вообще. И только почувствовав мягкое покачивание полки под ногами, поймав краем глаза мелькнувший за окном свет фонарей какого-то полустанка, услышав мерное дыхание спящего мужчины на соседней койке, вспомнил события прошлого дня. Прислушался к своим ощущениям – проколы, особенно в пупке, болели, язык распух, казалось, он занял все место во рту. Нестерпимо хотелось посетить туалетную комнату, омега буквально сполз с кровати и потихоньку, стараясь не шуметь, пошел в нужном направлении. Дверь чуть слышно прикрылась и альфа, который услышал и шорох, и шаги, опустил голову на подушку. Тин Динайр пока не понял, как относиться к своему омеге. Когда старый друг и торговый партнер позвонил и сообщил, что на «рынке» вот-вот появится совсем молоденький, едва миновавший возраст совершеннолетия омега из благородной, но очень ортодоксальной семьи, альфа решил, что это его шанс. Пусть даже омега будет порченным, увезет его вглубь песков и все пороки поведения останутся в Городе. А там особенно не разгуляешься. К тому же неизвестно ещё, почему альфа-отец отдает сына почти даром – что такое триста или даже пятьсот монет, когда за хорошего омегу просят до десяти тысяч. На первый и даже на второй взгляд омега не показался распущенным. Заморенным, запуганным – это да. А то, как равнодушно и слегка брезгливо смотрел отец на сына, с каким торжеством, когда того корежило от боли, Тин Динайру не понравилось совершенно. Он тогда у того жуткого стола дал себе слово, что будет если не любить, так хотя бы уважать своего супруга. И начал с того, что при первой же возможности снял с него кошмарное приспособление - пояс верности. По мнению пустынников, супруги должны доверять друг другу без всяких дополнительных ограничений. И сознательно пошел на то, чтобы и ему пробили мочку уха в знак того, что он взял себе супруга. Теперь нужно только добиться, чтобы младший, по крайней мере, перестал бояться своего альфу. А то не дело – вечером, пока обрабатывались раны омеги, тот только что сознание от ужаса не терял. И как ему теперь метку ставить, если он оцепенел под руками мужа? А хотелось гладить супруга, ласкать, нежить перед тем, как вонзить зубы в плечо, сделать своим, навсегда, пока смерть не постучится в двери. Тихо шуршал в кровати вернувшийся младший, укладываясь поудобнее, мурлыкал довольный кот, почти заглушая стук колес. За окном нагло смеялась над опасениями альфы желтая луна. А поезд несся среди скал на юг, с каждым поворотом колес приближая новую пару к дому. На этот раз Тилль проснулся от того, что кто-то тронул его за плечо. Открыв глаза, первое, что он увидел, была наглая усатая кошачья морда. В щеку тыкался сухой холодный нос, щекотались длинные усы, по груди мерно переступали лапки. Тилль вздрогнул и зашипел, когда Черныш нечаянно задел свежепроколотый сосок. Кота тут же подняли и переложили на другую кровать, одеяло было откинуто в сторону, и альфа принялся снова проверять, как там заживают ранки. Мужчина внимательно осмотрел и обработал каждую, потом велел открыть рот и вложил туда кусочек льда, который быстро охладил пылающий, распухший язык. Перед глазами Тилля появилось аккуратное ухо мужа, такое же распухшее, как и у него. И серьга была похожая, только чуть больше. Руки сами потянулись приласкать супруга, облегчить ему боль и только когда встретил ответный серьезный взгляд, омега смутился и, покраснев, попытался отвернуться. - Мне не так больно, Тилли. Я воин и привык к такому. - Я тоже… Анри… - и зажмурился, ожидая удара. А вместо этого почувствовал только легкое касание губ. - Вот как… придется отвыкать. У нас не принято бить омег. - Всё равно, вся жизнь омеги это боль – мне же ещё детей рожать. - Не беспокойся, пока ты не войдешь в пору, никаких детей не будет. Я не враг ни тебе, ни себе. У нас омеги раньше двадцати лет не рожают: нужно, чтобы силу набрали, а то дети слабые будут — донашивателя-то у нас нет. - А метка? - А что метка? Поставить её я могу хоть сейчас, для этого вовсе не нужно брать твое тело. Ты согласен? - На что? - Чтобы я поставил тебе метку. Тилль кивнул – говорить было больно, а сейчас его повяжут или завтра, значения не имело. - Тогда потерпи немного, - шепнул Тин Динайр и вонзил зубы в левое плечо мужа. Прикусил, так, чтобы брызнула кровь и, рванув зубами свое запястье, капнул на свежую рану своей кровью. Омега только глаза распахнул – такое действие, когда во время вязки смешивается кровь супругов, означало, что брак у них равный. Жжение в ранке медленно проходило, зато навалилось сонное оцепенение. Последнее, что услышал Тилль, было: - Спи, звездочка моя… спи… И он спал... На место они прибыли поздней ночью. Омега проспал весь день, потом Тин Динайр поставил перед мужем мягкую кашку, где только взял, в дороге-то. И коту досталось немного корма. Тилль подносил ко рту маленькую ложечку и осторожно снимал маленькую порцию. Рядом вылизывался кот, уже явно согласный считать своим вторым хозяином его мужа. Тилль попытался не смотреть на супруга, делая вид, что увлечен видом за окном, хотя смотреть на бесконечную пустыню быстро надоело. Перед выходом альфа проследил, чтобы младший тепло оделся и на все возражения, что всё хорошо и не стоит надевать меховой плащ, только отвечал, что это пустыня и по ночам здесь очень холодно. На улице действительно было нежарко и это еще мягко сказано – даже пар изо рта шел. Встречали их несколько альф, закутанные по самые глаза. Они кружили на невысоких лохматых лошадках, рассматривая Тилля. Для Тин Динайра привели свою лошадь, впереди него усадили омегу и вскоре и поезд, и перрон, и жалкая, в одно покосившееся строение, станция остались далеко позади. Ночная скачка вымотала непривычного к такому путешествию омегу, и он даже не заметил, когда это мучение кончилось. И где. Мелькнули в сознании небольшие строения, странные деревья с метелками наверху, какие-то люди и очень много собак. Огромные и лохматые, они были везде. Лезли под ноги, толкались и обнюхивали, фыркали и норовили дотянуться до лица Тилля, чтобы облизать как следует. Тин Динайр даже прикрикнул на особо ретивых псов. Быстрый и легкий ужин завершился большим, устланным шкурами ложем, куда омега просто рухнул с гудящей от усталости головой. Радовало только то, что завтра никуда ехать не нужно. Теперь, чтобы ни случилось – это его дом, навсегда. Здесь вырастут его дети, здесь он умрет и будет погребен. Но в юном возрасте думать о смерти не хотелось, тем более что пока муж не делал ничего страшного, только спал рядом, положив руку на плечо, чтобы ненароком не коснуться свежих проколов. А утро началось с птичьего гомона, лая собак, криков людей, таких громких, что Тилль даже испугался, что случилось. - Не бойся, так у нас всегда, ты привыкнешь. Ну, сегодня только немного громче обычного, там просто ждут тебя. Омега оглянулся - у кровати стоял его супруг, полностью обнаженный и взгляд невольно прикипел к сильному телу, к смуглой коже под которой перекатывались сильные мышцы, к темной дорожке волос, сбегающей от пупка вниз, туда, где висел, мягко покачиваясь, расслабленный член мужа. - Ой… Альфа, проследив за его взглядом, только рассмеялся, потрепал по голове своего младшего и велел одеваться: на улице собралось все племя, чтобы приветствовать нового омегу. Это вновь разбудило все страхи, и одевался Тилль медленно, чтобы отсрочить выход. А на улице его действительно ждали: казалось, небольшой оазис был полностью забит народом – как потом сказал Тин Динайр, люди приезжали даже из дальних стойбищ, пустившись в путь в то время, когда на контракте ещё не высохли чернила. Стоило только выйти на крыльцо, как в нос ударил сильный запах множества альф, Тилль отшатнулся, чуть не сбитый такой мощной волной. А те вдруг все, как один опустились на одно колено и выкрикнули: - Слава князю и его супругу, многих лет вам, многих детей, много счастья. Искренность пожеланий окутывала теплой и ласковой волной, и он поклонился в ответ этим людям. И жмурился, краснел от смущения, когда крики стали громче, не замечая с каким одобрением смотрел на него супруг. А потом альфы, беты и омеги подходили к Тиллю и с уважением касались губами его руки. И это было ещё более странно - мир, куда он ехал со страхом, ожидая бесконечного насилия и унижений, вдруг повернулся к нему с ласковой и заботливой улыбкой. А на плечах лежали сильные руки мужа, оберегая от бед и потрясений. Тилль медленно выпрямился и гордо посмотрел вперед. Да - жизнь в пустыне нелегкая, да - его муж настоящий воин и легко с ним не будет, да – детей ему нужно родить много, у настоящего мужчины должны быть и альфы, и беты, и омеги. Но это теперь его жизнь и он, благородный омега сделает всё, чтобы супруг ни разу не пожалел, что взял его в свой дом. На небо медленно поднималось солнце, и вместе с ним поднимались ростки новой надежды.