Человек с ледяным сердцем

      Стрелки часов показывали второй час ночи. Из открытого окна в квартиру просачивались звуки редких проезжающих мимо машин, трели насекомых и отдаленные шаги ночных прохожих. Ильяна не без труда смогла разобрать свой новый диван, мысленно аплодируя себе, что вовремя решилась на такую покупку. Она даже боялась подумать, куда бы пришлось класть Барнса на ночь, если бы не этот диван.       – Так, ну, вроде бы готово, – произнесла Ильяна, оборачиваясь к мужчине, который все это время тихо сидел на кровати.       Повернувшись, девушка так и замерла, в ужасе глядя на него. На коленях Барнса лежала открытая небольшая коробка, а в руках он держал фотографию.       – Какого черта, Барнс? – вскрикнула Ильяна, подбегая к Джеймсу. Она хотела выхватить у него фотографию, но мужчина оказался быстрее нее и во время отдернул руку.       – А ну отдай фотографию! Где ты это взял?       – Под кроватью, – без малейшего стеснения произнес он, продолжая разглядывать содержимое коробки. – Это все твое?       – Ну конечно мое! И как ты посмел рыться в моих вещах? – Ильяну всю трясло от гнева, а на глаза уже начали наворачиваться слезы обиды. – Отдай немедленно, Джеймс! Я не шучу.       Он изучающе поглядел на нее, затем перевел взгляд на фотографию, на которой была изображена улыбающаяся женщина, стеснительно прикрывающая лицо рукой. Барнс протянул девушке фотографию, и та резко выхватила ее, а затем забрала и коробку, в которой была небольшая стопка других фото, маленькая тряпичная кукла, платок и серебряный перстень.       – Это твои родные? На фотографиях? – после длительной паузы спросил Джеймс у Ильяны, которая теперь сидела за столом к нему спиной, отставив коробку в сторону и запустив пальцы в свои растрепанные волосы.       Она не ответила ему, даже не пошевелилась. Джеймс понимал, что она злится, но считал, что не сделал ничего плохого.       – У тебя что-то случилось, да? Поэтому ты живешь одна, как затворник?       – Тебе-то какое дело? – наконец произнесла она.       – Ты знаешь, что поступаешь нечестно? – Барнс сказал это, рассчитывая тем самым заставить Ильяну повернуться к нему лицом.       И он не прогадал. Девушка резко развернулась к нему, в глазах ее горела злоба.       – Я пустила тебя в свой дом, позволила остаться тут, а ты так мне отплатил? Начал лазить по моим личным вещам.       – Теперь мы квиты.       – Что, прости?       – Ты тоже бесцеремонно влезла в мою голову и начала там рыскать как ищейка, – Джеймс заметил, как задрожала ее нижняя губа, и решил чуть сбавить обороты. – Я понял, что ты это сделала не специально, но мне от этого не легче. Ты знаешь обо мне все, больше, чем я сам. И как ты хочешь, чтобы я доверился тебе, если не знаю, что ты за человек?       Ильяна смотрела на него, беспомощно хлопая глазами, стараясь переварить его слова и понять, что же он от нее хочет.       – Ты знаешь, кто я…       – Нет, – перебил ее Джеймс, – все, что я знаю, это то, что у тебя есть способность, и что ты – одиночка. Это не вызывает доверия к человеку, прости.       На улице проехал очередной автомобиль, потом кто-то из соседей сверху начал судорожно кашлять, а затем дом снова погрузился в ночную тишину.       – Что ты хочешь знать обо мне? – наконец произнесла Ильяна.       – Хочу понять, что ты за человек. Расскажи мне свою историю.       – Тут нет ничего интересного, и…       – А это уже мне решать, – перебил ее Барнс, усаживаясь за стол рядом с ней. – Когда у тебя появились эти способности?       Ильяна долго молчала, крутя в руках серебряный перстень. На этот раз Джеймс не торопил ее, позволил собраться с мыслями, сосредоточиться, пробудить своих демонов, которых она так долго и старательно пыталась похоронить глубоко внутри себя. Возможно, ей это и удалось, пока не появился он.       – Все это в первый раз случилось со мной где-то лет в семь, – заговорила девушка, остановив взгляд на перстне в руках. – Я долго не могла понять, что происходит. Мне было очень страшно, я боялась рассказать маме или кому-то еще. Бабушка первой заметила, что со мной что-то не так. Я сторонилась людей, боялась прикосновений, стала замкнутой. Но я ей тоже ничего не рассказала.       Она замолчала, переводя дыхание, чтобы продолжить рассказ. Барнс заметил, как дрогнули ее губы, но так и не понял, к чему это.       – Мой отец был инженером, его часто переводили на новые объекты, поэтому мы редко задерживались в одном месте надолго. Когда мне было шесть, маме это все надоело, и она вернулась в Констанцу, к бабушке, – тут Ильяна тепло улыбнулась, переведя взгляд на коробку, а затем проведя кончиками пальцев по красному платку. – Бабушка у меня была замечательная. На вид строгая, но на самом деле она нас с мамой очень любила и оберегала.       Потом девушка взяла в руки куклу, но тут же положила ее обратно, и улыбка медленно исчезла с ее лица.       – Когда у отца выпадали свободные дни, он старался навещать нас. После нашего с мамой отъезда в Румынию я увидела его, когда у меня уже появились способности, но я еще не понимала всего того, что происходит.       Она снова замолчала, на этот раз надолго, а Барнс боялся сделать даже вдох, понимая, что сейчас она подошла к чему-то слишком сокровенному, к тому, чем еще ни разу не делились ни с одной живой душой.       – Я называю это способностью, но на самом деле это самое настоящие проклятие. Видеть то, о чем думают другие. Особенно твои близкие. Это страшно. И больно. Потому что как бы тебя не любили, внутри всегда есть что-то темное, что-то злое. Это, наверно, человеческая природа. Мы по сути своей склонны к злобе и ненависти, так? – Ильяна наконец подняла на Джеймса взгляд, и мужчина невольно вздрогнул. Взгляд девушки был холодным, пустым.       – Мой отец, конечно, просто человек, – продолжила она, опуская глаза, – но то, что я увидела… Тогда я все осознала. Он хорват, вырос в строгости, и я даже не знала, что женился он на маме тайком от родных, а когда те узнали, чуть ли не угрожали им расправой. Брак хорвата и румынки - это сейчас звучит более-менее уместно, но тогда…       – Ты из-за отца сбежала? – наконец подал голос Баки, и его голос показался ему хриплым, сдавленным и неуверенным.       Она пожала плечами, откидываясь на спинку стула, все еще покручивая в пальцах серебряный перстень.       – Я тогда впервые почувствовала, что такое любить и ненавидеть человека одновременно. Отец безумно любил маму, но так же сильно он ее и ненавидел. Ненавидел за то, что полюбил, что эта его любовь развалила его семью, что он для своих матери и отца стал пустым местом, мертвецом. Представляешь, что восьмилетняя девочка должна была подумать, увидев все это? Почувствовав отцовскую ненависть ко всему на свете? Даже к родной дочери, только потому, что она плод его проклятой любви, как он сам это все называл у себя в голове?       Барнс промолчал, тоже уставившись на перстень в руках девушки.       – Я никогда не умела контролировать это, что сейчас, что, тем более, тогда. Я думала, что схожу с ума, так сложно мне было справляться с этим неиссякаемым потоком информации и чувств других людей, – она кинула перстень в коробку, затем, причмокнув, снова поглядела на Барнса, а тот не мог собраться с духом и посмотреть ей в глаза. – Я сбежала из дома в четырнадцать, готовилась к этому с девяти. Чудо, что меня так и не нашли. Я просто не могла больше быть среди этих людей…       – Они так и не узнали о способностях?       Ильяна отрицательно покачала головой, поджав губы.       – Никто об этом не знает. Ну, не знал. Теперь ты единственный, кто в курсе всех моих секретов. Ладно, достаточно откровений на сегодня. Сейчас-то мы с тобой квиты, Джеймс Барнс?       Он медленно кивнул, наконец-то заглядывая в ее глаза. Конечно он догадывался, что история будет примерно той, что рассказала Ильяна, но он не думал, что девушка была абсолютно одна все эти годы. Да и сейчас она одинока, разумеется.       – Ладно, уже поздно. Надо ложиться спать, – она забрала коробку с собой, но Барнс не стал смотреть, куда она спрячет ее от него. Ему это уже было не нужно.       Позже, лежа на, к его удивлению, очень мягком диване, Джеймс прислушивался к дыханию Ильяны, которая лежала в своей постели, даже не шевелясь. Она тоже не спала, тоже прислушивалась, боялась закрыть глаза, находясь в одном помещении с Барнсом. Мысленно она корила себя сперва за то, что надо было бы снимать двухкомнатную квартиру, а потом, что вообще пустила Джеймса на порог своего дома, да еще и уложила его спать в паре метров от себя.       Хоть она и знала, кто такой Джеймс Барнс, ей все равно было не по себе. Слишком давно она не была так близка с людьми, и тем более, никому еще она так не открывала душу, не выворачивала наизнанку, показывая себя настоящую. Теперь, после этого, Ильяна чувствовала себя ужасно уязвимой перед Барнсом, в то время как он, кажется, чувствовал себя рядом с ней все увереннее.       Она даже не заметила, как заснула. Ночью ей снился дом бабушки в Констанции, на пороге которого стояла мама и, протянув руку вперед, что-то кричала Ильяне, но вместо слов были слышны только автоматные очереди и мужской крик, полный боли и отчаяния.       Когда под утро Ильяна, наконец, смогла вырваться из оков кошмара и проснуться, она заметила, что диван пуст, а в квартире, кроме нее самой, нет ни души.