Человек с ледяным сердцем

      Роджерс сидел за кухонным столом, периодически отпивая из большой чашки фруктовый чай и пролистывая всевозможные сайты с новостями. Краем уха он прислушивался к голосам, приглушенно доносившимся из соседней комнаты. Вернее, к одному голосу. Почти все время, пока Стив сидел на кухне, говорил в основном Баки, Ильяна же молчала, периодически произнося короткие фразы.       Стив не хотел подслушивать, хотя знал, о чем они говорят. Поэтому его немного удивили спокойный голос друга и молчание девушки. Пару раз Ильяна и Баки обменялись фразами на румынском, и только так Роджерс понял, что они спорят.       Баки вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, а затем тяжело опустился на стул рядом с Роджерсом.       – Ну, как все прошло? – осторожно спросил Стив, поглядывая на кислое выражение лица своего друга.       – Она не поедет.       Стив тяжело вздохнул и отодвинул ноутбук в сторону.       – А ты рассказал ей про Ирину? Про то, что Гидра знает о ней?       – Да, рассказал. Но она не хочет уезжать, Стив. Я не могу ее заставить, против воли запихнуть в самолет и привязать к сидению, а потом держать взаперти. Только если так.       – Но почему?       – Это Ильяна, – устало произнес Барнс с легким раздражением в голосе. – Я порой не понимаю, что происходит у нее в голове. И, наверно, никогда не смогу этого понять.       Баки поднялся с места и направился к плите, на которой стояла небольшая кастрюля. Стив наблюдал за тем, как его друг наливает в пиалу бульон, не в силах сдержать легкую улыбку, которую Барнс успел заметить, когда снова развернулся к нему.       – Что? – недоверчиво спросил он, поглядывая на улыбающегося Роджерса.       – Ничего, Бак, – он только пожал плечами. – Может, мне с ней поговорить? Попробовать убедить ее, как думаешь?       Ильяна лежала в постели, укрытая толстым цветастым одеялом. Она была бледной, под глазами чернели синяки, словно девушка не спала несколько суток, на лбу проступали мелкие капли пота, а воспаленные и мутные глаза с трудом могли фокусироваться на чем-то дольше минуты.       – Как ты себя чувствуешь? – спросил у нее Роджерс, входя в комнату и держа в руке пиалу с горячим бульоном.       – Хорошо, – улыбнулась она, покосившись на пиалу и тихо вздыхая.       Ей было явно не хорошо, обычная простуда переросла в грипп, и теперь Ильяна сутками валялась в постели, мучаясь от температуры, боли в горле и ужасающей слабости во всем теле.       Стив присел на кровать рядом с девушкой и поставил пиалу на тумбочку. Периодически он все же забывал, что Ильяна не любит прикосновения других людей, но за ту неделю, что она обитала в их тайной квартире в Бухаресте, он уже привык к этому.       Ильяне было страшно возвращаться обратно в Румынию, но Барнс убедил ее, что там их никто не найдет. А еще он просил довериться ему, и Ильяна доверилась.       – Моя нянька прислала тебя переубедить меня? – спросила Ильяна, осторожно взяв в слабо дрожащие руки пиалу, и, подув на бульон, слегка отхлебнула его.       – Он просто переживает за тебя, – ответил он.       – Это всего лишь болезнь. Мне всегда так плохо, когда я заболеваю. Месяц пройдет, и я снова буду как огурчик, – фыркнула Ильяна, возвращая пиалу обратно на тумбочку.       – Дело не только в болезни. Баки винит себя в том, что с тобой случилось. Поэтому и ведет себя так. Он просто чувствует себя виноватым и пытается хоть как-то исправить все то, что ты пережила.       Ильяна тяжело вздохнула и откинулась на подушку.       – Но я не виню его, – сказала она, закрывая глаза. Она немного помолчала, а потом спросила. – Чья идея отвезти меня в США и спрятать там от Гидры и других ребят?       – Его, – честно ответил Стив. – Он просил меня найти для тебя подходящую возможность скрыться, что-то вроде защиты свидетелей.       – А в этом как-то участвует ваш Щит, Капитан? – серые глаза Ильяны сверкнули недоверием. И по выражению лица Роджерса Ильяна поняла, что угадала. – Тогда я точно никуда не поеду.       – Почему, Ильяна? Все это ради твоей же безопасности. И Щит не Гидра!       Ильяна так на него посмотрела, будто на маленького ребенка, неумело пытающегося обмануть взрослого, который уже давно знает всю правду.       – Твоя подруга Романофф прекрасно дала мне понять, что Щит не против заполучить меня в качестве машины для считки информации. И мне кажется, что такая «добрая» услуга с их стороны будет подразумевать под собой работу на них. Хочешь выжить – работай на нас, так?       – Ильяна…, – изумленно произнес Роджерс, таращась на разгневанную девушку, которая, казалось, стала еще бледнее.       – Не могу поверить, что Джеймс согласился на это, – прошептала она, снова закрывая глаза.       Словно услышав ее слова, а может он и правда все это время стоял под дверью и слушал разговор, Барнс открыл дверь и молча окинул ее и Роджерса взглядом.       Стив только тяжело вздохнул, а затем, чуть похлопав по ноге девушки, накрытой толстым одеялом, сказал:       – Ты все же подумай еще, ладно?       Она кивнула. Роджерс поднялся со своего места, а проходя мимо Баки, похлопал по плечу и его. Барнс поглядел на почти не тронутый бульон, недобро покосился на Ильяну, но та только пожала плечами, отворачиваясь в сторону.       Когда он подошел, чтобы забрать несчастную пиалу с тумбочки, Ильяна резко схватила его за руку и тихо произнесла.       – Я тебя не виню, Джеймс, ты должен это понимать.       Он молча смотрел ей в глаза, в которых плясали блики, придавая ее взгляду слегка безумное выражение.       – Я просто хочу сказать спасибо. Спасибо за все, что ты сделал для меня. И делаешь сейчас.       Барнс продолжал молчать, замерев на месте, чувствуя, как Ильяна слабо сжимает его здоровую руку, ощущая даже через слой ткани его кофты, как она горит.       – У тебя жар, – произнес он, поднося живую руку ко лбу девушки, но та только отстранилась от него, отрицательно мотнув головой. – Я просто проверю температуру, – чуть раздраженно произнес он, но она снова покачала головой.       – Не хочу ничего видеть. Не сейчас.       – Мне казалось, что ты уже все там видела, разве нет?       Она укоризненно поглядела на него, поджимая сухие губы.       – Я же не только вижу, но и чувствую. Это для вас всех все нормально, вы ничего не ощущаете от моего прикосновения, в то время как я… просто захлебываюсь…       Баки устало вздохнул, закатив глаза. Сердце Ильяны кольнула обида, а к и так сдавленному горлу подступил спазм раздражения.       – Тебе не понять, что я испытываю. Что это такое, бояться любого контакта с человеком, только потому, что страшно увидеть то, что изменит твое отношение к нему, почувствовать, пережить все то, что происходило с ним. Я не могу никого обнять, никого поцеловать, ничего не…, – она запнулась, а затем залилась кашлем. – Уходи, – тихо произнесла она, прижимая руки к груди, – прошу тебя, уйди, оставь меня одну.       Джеймс только сейчас начал понимать, как они с Ильяной похожи. Два сломленных, выпотрошенных жизнью человека, бегущих от самих себя и своего прошлого, которое неумолимо следовало за ними по пятам, хватаясь за горло, сдавливая в своих ледяных и мертвых пальцах. Они выбрали спасением одиночество, считая, что так обезопасят окружающих. И они оба ненавидели это одиночество, которое давило еще сильнее, в котором сложно было прятаться от призраков и от самих же себя.       Ильяна сказала, что он ее не понимает, но он прекрасно знал, о чем она говорила. Разница между ними была лишь в том, что Ильяна причиняла больше боли себе, в то время как Барнс причинял физическую и душевную боль всем вокруг.       Была глубокая ночь, но Джеймс не мог сомкнуть глаз. Хоть Стив и был суперсолдатом с путанным и тяжелым прошлом, как и Барнс, но спал тот крепче, чем Баки. За Роджерсом тоже бегали призраки прошлого, однако вокруг Стивена были люди, которые понимали его, которые поддерживали его. У Баки же не было никого.       Он стоял у двери в ее комнату, отчетливо слыша тихие женские всхлипы, но все не решался зайти. Барнс и так принес в ее жизнь разруху. Единственный человек, который видит в нем не сгинувшего где-то в прошлом Баки из Бруклина сороковых и не бездушного Зимнего Солдата, а простого человека Джеймса Барнса, страдает из-за него.       На тумбочке все горела маленькая лампа, Ильяна лежала в постели, спиной к двери, рыдая в подушку. Она не услышала, как он вошел, только почувствовала, как кровать проминается под его весом, спиной ощущая тепло его тела. Как холодные металлические пальцы обхватывают ее подбородок и вынуждают повернуться лицом к нему.       – Скажи, что случилось, – звучит как приказ, глаза мертвой хваткой впились в нее, а ледяные неживые пальцы не позволяли отвернуться, заставляя ее смотреть прямо на него.       Ильяна молчала, до крови прикусив сухие и обветренные губы, не давая им произнести ни слова. Барнс сильнее сжал ее подбородок, подаваясь вперед, наплевав на личное пространство их обоих.       Она издала тихий писк, как мышь, прижатая стальной хваткой мышеловки. А затем она рассказала все. Сквозь слезы, кашель и всхлипы она говорила, как бежала прочь от полиции, от Гидры, от всех. Как ютилась в маленькой и грязной квартирке, предпочитая экономить на отоплении и газе, вечерами кутаясь в тонкое, рваное одеяло. Как чуть не поверила словам Ирины, хотя уже однажды сильно обожглась, доверившись и поверив в человеческую доброту. И о соседе, и о том, что было на пляже.       Ильяна видела ужас и ненависть, закипающую внутри Барнса. Вот поэтому она и не хотела ничего рассказывать. Это была еще одна причина, чтобы Джеймс ненавидел себя, ненавидел за то, что не был рядом, что не помог, не защитил.       Он молчал, не в силах произнести ни слова. А она и не ждала, она и не хотела, чтобы он что-то говорил. Ей было бы мерзко от слов утешения и поддержки. Это все были пустые слова, которые не помогут.       Ильяне казалось, что она начала терять связь с реальностью. Почему-то она была уверена, что они с Джеймсом сейчас находятся в Констанции, в доме бабушки, в ее комнате, ведь у Ильяны было похожее одеяло в детстве. Она слышала тихий грохот посуды, доносившийся с кухни, и легкий, цепляющий запах баранины и риса. Это мама готовила ужин.       – Скоро будет готов ужин, – тихо произнесла Ильяна с улыбкой на лице. – А бабушка скорее всего на улице. Какой сейчас месяц? Наверно, яблоки уже созрели.       Тонкие черные пряди волос липли к мокрому от слез и пота лицу, а широко распахнутые глаза, казалось, затуманились.       – Бабушка делала такой вкусный пирог из наших яблок, – шептала она. – У нас самые вкусные яблоки в деревне, ты знал?       Баки понимал, что она бредит. Жар никак не отступал, хоть Ильяна и говорила, что все это нормально для нее, на деле это выглядело пугающе.       Она прикрыла глаза, расслабилась, с трудом сохраняя бодрость, продолжая бубнить под нос, что бабушка будет злиться на них за то, что они весь день валяются в кровати, что мама сейчас зайдет в комнату и позовет их есть и что отец обещал сводить их на рыбалку, как только приедет.       Барнс осторожно положил свою железную ладонь на лоб девушки, и та издала тихий блаженный вздох. Даже своей холодной, неживой рукой он чувствовал, как вся ее кожа полыхает.       – Попрощайся с бабушкой, когда будешь уезжать, – совсем тихо произнесла Ильяна.       – С чего ты решила, что я уеду? – сам не зная почему, спросил Баки, наблюдая, как подрагивают тонкие черные ресницы Ильяны, как маленькая капля пота стекает по ее шее, исчезая за воротом футболки.       – Вы со Стивом нашли друг друга, – пробубнила Ильяна, и на лбу ее проступили еле заметные морщинки, – я тебе больше не нужна.       Стив и Джеймс много разговаривали, особенно теперь, когда Ильяна нашлась и была рядом с ними. Вечером, сидя на кухне, выпивая пиво, они вполголоса вспоминали прошлое, больше, конечно, говорил Стив, но иногда Барнс вспоминал что-то, какие-то отдельные моменты, имена, события или просто детали, начиная от имени матери Стива и заканчивая цветом платья Дженни в тот солнечный июльский день, когда Баки все-таки решился позвать девицу на танцы.       Многое, конечно, когда-то Баки рассказала Ильяна, и Роджерс был благодарен девушке за это. Она помогла провести мост между прошлым и настоящим Баки. Шаткий, неустойчивый, скрипящий и местами рушащийся, но все-таки спасительный мост. Спасительный скорее для Стива, чем для Барнса.       Ильяне становилось заметно лучше, однако, она все еще была слаба. О выходе на улицу и речи идти не могло, но сидеть все время в четырех стенах тоже было вредно, поэтому у Ильяны была новая, приятная процедура, которую они вместе с Барнсом проводили каждый день.       Сидя на небольшом балкончике со стальными, кое-где ржавыми прутьями, укутавшись в огромное одеяло как в кокон, Ильяна вдыхала свежий, прохладный воздух, заменяя тем самым прогулки в парках.       Баки всегда сидел напротив нее, с трудом вытягивая длинные ноги, так как для двоих балкончик был весьма маловат. Они сидели прямо на холодном кафеле, но Ильяну спасало одеяло, а Барнсу было просто плевать.       Ильяна перекидывала в руках сочное зеленое яблоко, которое Баки каким-то чудом нашел на рынке, что для конца октября было большой редкостью.       – Как это происходит? Твоя способность. Ты видишь все как фильм? Или глазами того человека, до которого дотронулась?       Ильяна тяжело вздохнула и нахмурилась, чуть встряхнув свои темные, успевшие уже отрасти почти до плеч, волосы рукой.       – Нет. Это… всегда по-разному. И не всегда это конкретно воспоминание. Это может быть образ, мысль, чувство… какая-то деталь, предмет или слово.       – И что было у меня?       Она чуть помедлила с ответом, прикусывая и без того потрескавшиеся губы.       – Я хорошо помню только запах пороха, вперемешку со звоном бокалов, женский смех, девичий, такой яркий и звонкий. Старый велосипед, на котором ты катался мальчишкой по улицам Бруклина. Колыбельную, которая поет какая-то женщина, у нее приятный голос, и мне кажется, что это твоя мама. И Стива. Почти всегда я видела Стива.       Он неотрывно смотрел на нее, пока девушка перебирала все, что осталось в голове, после их последнего «контакта». На лице ее была теплая улыбка, словно она вспоминала что-то связанное лично с ней, будто это были ее воспоминания, а не какого-то чужака.       – Интересно, ты видишь то, что не помню я, и наоборот, – хмыкнул Баки.       – Я тоже иногда думаю об этом. Наверно, все дело в том, что Зимний был… запрограммирован, грубо говоря. Ему столько раз делали обнуление, что в голове все…, – она замолчала, не найдя подходящего слова, чтобы выразить то, что творилось в голове у Баки. А Джеймс уже неоднократно замечал, что Ильяна говорит о наемнике как о постороннем, отдельном человеке. – Твои воспоминания вообще очень сложные. Я в них путалась, бродила как в густом тумане и еле различала что-то вокруг.       – Как в густом тумане, – повторил Барнс, иронично усмехнувшись. – Тебе в писатели дорога.       Девушка только насупилась, и легонько пихнула его ногой. А он, широко улыбаясь, ответил ей тем же, правда совсем слабо, чуть отталкивая ее ногу от себя.       – Аккуратнее, а то свалюсь с балкона, – Ильяна поглядела через железные прутья вниз, где словно игрушечные, ехали машины, а маленькие точки, коими являлись прохожие, спешили каждый по своим делам.       – Я тебя поймаю.       Ильяна перевела взгляд на Барнса, который довольно улыбался, чуть склонив голову на бок.       – Неужели? Такая хорошая реакция?       Ильяна бросила в Джеймса яблоко, которое все это время держала в руках. Но Баки без труда поймал его, немного покрутил в руке, а потом откусил большой кусок, продолжая глядеть на девушку с довольной ухмылкой.       – Пойдем, а то замерзнешь, – сказал он, ловко поднимаясь на ноги.       – Ну еще хотя бы пять минут, – капризно протянула Ильяна, кутаясь в одеяло. – Пожалуйста.       – Нет, с тебя хватит. Давай, вставай, а то я тебя подниму.       Девушка обиженно что-то пробубнила себе под нос, поднимаясь с места и укутавшись в толстое одеяло, зашагала обратно в комнату.       Теперь они ужинали втроем. Баки не подпускал Ильяну к плите, не давал ей делать ничего по дому, стреляя в девушку молниями из глаз, когда она предлагала Стиву помощь с готовкой.       К Ильяне стремительно возвращался аппетит, и Роджерс с легким удивлением наблюдал, как активно девушка поедает спагетти, которые сегодня пытался приготовить Стив и которые явно у него не вышли.       Роджерс рассказывал об одной из вылазок его и Баки во времена Второй мировой. Барнс слушал, казалось, вполуха, хотя на деле жадно впитывал каждое слово, слетающее с губ Капитана. Ильяна всегда молчала, предоставляя возможность мужчинам вести беседу, чувствуя, как наконец-то между ними начал таять лед.       – Кстати, я нашел тебе хорошую квартиру в Бруклине, – неожиданно произнес Стив, обращаясь к Ильяне, которая так и замерла с вилкой, с намотанными на нее макаронами. – Район хороший, и рядом с моим домом, так что ты в любой момент сможешь связаться со мной, если что-то будет нужно.       Ильяна перевела встревоженный взгляд на Барнса, который внимательно изучал содержимое своей тарелки.       – Там тебе будет лучше, Ильяна, – сказал он, все так же неотрывно глядя на спагетти. – И безопаснее. Гидра уже один раз подобралась к тебе достаточно близко. Во второй раз я боюсь, что они будут действовать более жестко и прямолинейно.       Она смотрела на Барнса как на предателя, словно он бросил ее на съедение стае волков посреди темного и густого леса.       – Ильяна, я не понимаю, почему ты не хочешь ехать? – спросил у нее Роджерс.       – Потому что это моя родина, Стивен! – выпалила Ильяна, с жаром стукнув кулаком по столу, отчего все тарелки и столовые приборы со звоном подпрыгнули вверх. Барнс еле сдержал улыбку. Если бы он также ударил по столу, то тот бы с треском развалился пополам. Ильяна между тем продолжала. – Это все, что у меня осталось. Я столько лет жила одна в Румынии, хотя была возможность остаться в Хорватии или перебраться в более благоустроенную страну. Но я не хочу нигде жить, кроме как здесь, в Бухаресте. Это единственное, что еще соединяет меня с прошлым, что делает меня собой.       Роджерс и Барнс переглянулись, а затем Баки чуть кивнул, откидываясь на спинку стула, который слегка скрипнул под ним. Стивен поднялся со своего места и направился к себе в комнату, а меньше чем через минуту вернулся и вручил в руки девушке черный потрепанный рюкзак.       Она сразу узнала его. Удивленными глазами она смотрела то на свой рюкзак, то на Роджерса, который, поджав свои губы, стоял и наблюдал за реакцией девушки.       – Наташа мне передала, – сказал Стив, запуская руки в карманы джинсов. Выглядел он как мальчишка, который извинялся за свою шалость. – Сказала, что нашла это в доме того… человека, у которого ты была…       Ильяна молчала. Потом медленно поднялась со своего места и ушла в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Стив выжидающе покосился на Баки, но тот хмуро глядел куда-то в сторону, словно мыслями пребывая совсем не в этой квартире.       Все было на месте. Тряпичная кукла, которую сама сделала ей мама, когда Ильяне исполнилось пять. Красный платок бабушки, который до сих пор, казалось, хранил ее запах. Стопка фотографий, обмотанные резинкой. Ильяна бережно пересчитала их. Все на месте. Она покосилась на свою руку, на которой до сих пор носила отцовский перстень - единственное оставшееся воспоминание о нем, не считая фотографий. Те же зубная щетка, одежда, кошелек с деньгами, Ильяна уже и не помнила, сколько в нем их было точно. Шпильки для волос, маленькая записная книжка, в которой Ильяна писала в основном списки продуктов и записки-напоминалки. Вот и все, что соединяло Ильяну с прошлой жизнью. С семьей, с жизнью после побега, и с жизнью до встречи с Барнсом.       Через пятнадцать минут Ильяна вышла из своей комнаты. Стив и Баки все еще сидели за столом, ожидая окончательного решения девушки.       – Ладно, я поеду, – тихо произносит она с каким-то безразличием в голосе, – если я когда-нибудь все-таки смогу вернуться сюда.       – Конечно, – тяжело вздыхает Стив, на лице его читается явное облегчение. – Вылетаем завтра вечером, идет?       Ильяна кивнула, но на лице ее не было ни капли радости. Одно лишь смирение.       Ночью ее разбудил какой-то хлопок. Только спустя минуту Ильяна поняла, что это грохнула входная дверь. Осторожно выглядывая из своей комнаты, она прислушалась к тишине в квартире. Затем, пройдя на кухню, она вздрогнула, так как за столом в полутьме сидел Барнс.       Уличные фонари били прямо к ним в окна, поэтому вся комната была залита желтым блеклым светом. Черная тень лежала на лице Баки, а его металлическая рука поблескивала от лучей фонаря.       – Я слышала, как хлопнула дверь.       – Это Стив. Ему надо закончить кое-какие дела перед тем, как вы уедете, – спокойно ответил Барнс, делая глоток из бутылки с пивом, которую все это время держал в живой руке.       Ильяна не сразу поняла, о чем говорит Баки. А когда до нее, наконец, дошел смысл его слов, то она невольно охнула.       – То есть как поедем? Разве ты не с нами?       – Нет, – все также спокойно сказал он. – Я останусь здесь. В Штатах мне появляться нежелательно, да и тут у меня есть работа.       – Какая работа? – прошипела Ильяна, прижимаясь спиной к холодному бетону ближайшей стены.       – Попытаюсь запутать следы Гидре. Увести их подальше, чтобы они потеряли к тебе интерес.       Он видел, как злость стремительно разгорается в глазах Ильяны. Ее было всегда так легко вывести из себя. Или только Баки это так хорошо удавалось?       Барнс медленно поднялся со стула, постоял на месте, а затем двинулся к Ильяне.       – Ты же обещал, что не бросишь меня.       – Я тебе ничего не обещал.       – Тогда зачем вернулся? Зачем вообще дал о себе знать? Почему не оставил одну?       – Черт, я не знаю, не знаю! – взревел Барнс, ударяя кулаками о стену по бокам Ильяны. Она почувствовала пыль на своем лице с той стороны, где была бионическая рука мужчины. Почувствовала, как кусочки стены падают к ее босым ногам. Джеймс нависал над ней, тяжело дыша, сжимая до скрежета зубы, впившись в нее безумным и отчаянным взглядом. – Я нихрена не знаю.       Ну почему она так смотрит на него? Его это бесило. Он и без того путался в самом себе, проваливаясь порой в забытье, в прошлое времен Зимнего, и с трудом вырываясь оттуда, еле вспоминая свое собственное имя.       А тут еще и Ильяна, которая сводила его с ума еще больше. Его разрывало на части. Ему хотелось бежать, скрыться, затаиться и никогда больше не видеть этих больших серых глаз, которые, оказывается, были чуть синеватыми ближе к зрачку, создавая тем самым причудливый узор. А с другой стороны, он как безумный желал видеть только эти глаза, которые смотрели на него с теплом, с пониманием, с нежностью.       И тут Ильяна внезапно подается вперед, чуть вставая на носочки, и целует Барнса. Совсем легко касаясь его губ своими, Ильяна осторожно обхватила его шею, а Джеймс почувствовал, как внутри у него молниеносно пробуждается вулкан.       Он так давно не ощущал девичьих прикосновений, казалось, вечность не целовал мягких женских губ. Он с силой вжал Ильяну в стену, чувствуя, как в висках стучит кровь, как легкие сжимаются от нехватки кислорода, и что вот-вот он просто потеряет над собой всяческий контроль.       Его губы были на удивление мягкими, солоноватыми, чувствовался привкус пива, а трехдневная щетина щекотно кололась. Ильяна никогда в жизни никого не целовала. Она еще ни разу не сближалась с человеком настолько, чтобы позволить себе это. Но рядом с Барнсом она словно теряла голову, забывала о страхах, гложущих ее двадцать четыре часа в сутки. Она не раз задумывалась, что будет, если контакт с человеком будет длительным? От одного касания ее уже сбивал с ног поток информации и чувств, а что с ней сделает поцелуй или, например, секс? Наконец, Ильяне представилась возможность это проверить.       Она слегка толкнула его в грудь, но Баки не сразу отстраняется, чувствуя, что звериное желание грызет его ребра изнутри, а внизу живота все набухает. Ильяна смотрит на него затуманенными глазами, губы ее уже покраснели, ведь Джеймс с такой силой впивался в них. Она слегка улыбнулась, с трудом делая вдох, так как дыхание ее окончательно сбилось к черту.       А потом она просто тихо уходит в свою комнату, не до конца прикрыв за собой дверь. Баки стоит в полутемной кухне, глядя на дыру в стене, которую сам проделал, не представляя, о чем подумает Роджерс, когда вернется домой. Он с трудом переводит дыхание, стараясь успокоиться, борясь с воющим внутренним первобытным желанием рвануть к ней в комнату и просто-напросто взять ее.       Дыхание ее было ровным, спокойным. Его бионическая рука покоилась на животе Ильяны. Он всем своим нутром ненавидел эту руку, созданную бездушными учеными, наделенную только одной способностью – причинять боль. Но теперь именно эта рука, состоящая из пластин, холодная и пугающая, была связью между ним и Ильяной.       Она могла касаться ее, держать, прижимать к себе, перебирать железные пальцы не боясь увидеть или почувствовать то, чего не стоит. Они просто лежали рядом, в одной постели, молчали, пока Ильяна не задремала, а потом окончательно не провалилась в глубокий сон.       Ему безумно хотелось обнимать ее до хруста в костях, целовать все ее лицо, шею и плечи, чувствовать ее губы, но он понимал, что Ильяне нужно время. Черт знает, что она успела увидеть, пока целовала его. Но она, видимо, держалась, пыталась отстраниться от этого, на какое-то время у нее это возможно вышло, либо она просто хорошо это скрыла от Баки.       Стив вернулся в квартиру, когда на улице только появлялись первые признаки рассвета. Баки уже сидел на стуле, одетый и готовый покинуть это место.       Роджерс заметил кусочки стены и бетон на полу, а затем поднял взгляд на дыру в стене, непонимающе хлопая глазами.       – Ты ей сказал? – спросил он у Баки, когда тот поднялся со своего места.       Джеймс утвердительно кивнул, закидывая на плечи лямки своего рюкзака. А затем, чуть помедлив, он подошел ближе к Роджерсу и произнес:       – Приглядывай за ней. И обещай, что ее не будет использовать ни Щит, ни кто-либо другой.       – Конечно, обещаю, Бак, – кивает Стив. – С ней все будет в порядке.       Ему хотелось обнять своего старого друга, ведь Баки снова собирался исчезнуть из его жизни на неизвестный срок. Роджерс понимал, что им катастрофически не хватает времени, чтобы наверстать те упущенные десятилетия, а еще он чувствовал, что его Баки все еще сторонится, холодит, недоговаривает. Но Капитан успокаивал себя тем, что Барнсу просто нужно дать привыкнуть, довериться, вспомнить.       Они жмут руки, крепко, на несколько секунд замирая, глядя друг другу в глаза. Баки чуть улыбается, а затем кивает и уходит прочь, тихо прикрывая за собой входную дверь, чтобы не разбудить Ильяну.