Человек с ледяным сердцем

      Морозный воздух обжигал легкие, изо рта клубился густой белый пар, на десятки метров вокруг все было погружено в умиротворенную, блаженную лесную утреннюю дрему, нарушаемую лишь глубоким дыханием Барнса, который бежал по этой, протоптанной им же самим еще месяц назад, лесной тропе. Снег задорно скрипел под его ногами, молчаливые и гордые сосны приветливо глядели на мужчину сверху вниз, чуть покачивая своими огромными, укрытыми шапками снега, ветвями.       Где-то над его головой постучал о толстый ствол дерева дятел, тем самым приветствуя мужчину и желая ему удачного дня. Солнце уже протискивало свои бледные, мягкие лучи сквозь ветви деревьев, норовя добраться до его глаз, ослепить, напомнить, что пора домой.       В доме было сухо, тепло и тихо. За десять метров до дома Баки перешел на шаг, чтобы восстановить дыхание, поэтому в комнату он вошел уже бесшумно и спокойно. Ильяна все еще спала. Ее темные волосы были раскиданы по всей подушке, пряча лицо девушки от Барнса, который остановился посреди комнаты, вслушиваясь в ее ровное дыхание. Он мог долго смотреть на нее, наблюдать, как Ильяна поворачивается на другой бок, не открывая глаз и не чувствуя на себе его пристального взгляда.       Они заснули поздно, Джеймс все рассказывал про сороковые, мирную жизнь до войны. Воспоминания все возвращались и возвращались, большую часть он записывал в блокнот, который всегда носил с собой. А Ильяна внимательно слушала его, хотя, скорее всего, она уже все видела в его голове. Но девушка понимала, как важно было Баки именно рассказывать. Это позволяло ему чувствовать себя нормальным, обычным. Он никак не мог остановиться, все говорил и говорил, даже не заметил, как Ильяна задремала у него на плече. Бедная, боролась со сном до самого последнего, но в итоге болтовня Барнса ее утомила. А он еще долго не мог заснуть, боялся закрыть глаза, потому что ему казалось, если он откроет их, то ее рядом не будет, и окажется, что никакой Ильяны в помине не существовало, а все это лишь его больное воображение.       Глядя на свое отражение в запотевшем зеркале, Баки невольно удивился, как сильно он зарос. Почему Ильяна не попросит его хотя бы побриться? Выглядит как какой-то бомж.       Барнс привык бриться быстро, если уж совсем зарастал до неприличия, используя при этом нож или опасную бритву. Новомодных станков, которых было слишком много на прилавках в магазинах, он не признавал. Баки был хмурым консерватором, который предпочитал варить кофе в турке, вместо использования слишком сложной и закрученной кофемашины. И не понимал принцип работы новых смартфонов, недоумевая, как телефон, который служит для того, чтобы звонить, может еще снимать фото или видео. Ильяна как-то попыталась ему объяснить что-то о техническом буме, фейсбуке и Стиве Джобсе, но только раздраженно всплеснула руками и заявила, что это бесполезно.       Барнс ловкими и быстрыми движениями избавлялся от растительности на лице, а щетина возмущенно шуршала под лезвием опасной бритвы. Он услышал, как в соседней комнате скрипнула кровать, но сделал вид, что ничего не заметил, продолжая бриться. Тонкие женские руки обвили его торс, а на спине Барнс почувствовал теплую щеку Ильяны, которая прижималась к нему, сонно и довольно вздыхая.       – Решил побриться наконец-то? – спросила она, тычась носом в его горячую обнаженную спину.       Баки хмыкнул, продолжая свое мужское занятие, а сам внутри весь напрягся, отсчитывая секунды с того момента, когда Ильяна прикоснулась к нему. Сколько она выдержит на этот раз?       – Что на завтрак сделать? – более бодрым тоном спросила Ильяна, продолжая обнимать его. – Может, оладьи?       – Мука закончилась. Остались яйца и молоко.       – Окей, значит, омлет. Опять, – Ильяна осторожно чмокнула его в плечо, а Барнс с огромным трудом подавил спазм внизу живота, сильнее сжимая в руках лезвие. – Убила бы за землянику или персик.       – Завтра съезжу в город, поищу для тебя фруктов.       Ильяна рассмеялась, обжигая своим дыханием его спину. Он сам заулыбался, глядя на ее руки в зеркальном отражении. Барнс любил, когда она смеялась, очень любил.       – Если в той дыре, что ты называешь городом, сможешь найти хотя бы яблоки, то я лично возведу во дворе снежную статую в твою честь.       – Договорились, – ответил он, ополаскивая в теплой воде бритву, бережно складывая и убирая ее на полку.       Девушка снова рассмеялась и уже собралась убрать руки с его торса, но Баки перехватил ее запястья и, повернувшись к ней лицом, притянул ближе к себе. На ее щеке был след от подушки, волосы неаккуратно падали на плечи, казалось, она все еще пребывала в дреме, глядя на Барнса сонными, но веселыми глазами. Он притянул ее еще ближе, она не вырывалась. Подался вперед, Ильяна двинулась ему навстречу.       Поцелуй был долгим, жадным, глубоким. Баки мучительно ненавидел те дни, когда Ильяна не позволяла ему прикасаться к себе, кутаясь в одеяло, сворачиваясь клубочком на краю кровати или уходя на улицу. Бродя по округе с хмурым, суровым и раздраженным выражением лица, что-то бубня себе под нос, порой плача или, в приступе какой-то резкой ярости, взбивая ногами снег вокруг себя.       Поэтому он так ценил те дни, когда Ильяна была не обременена гнетом своих способностей, когда, каким-то образом, у нее получалось контролировать их. Она сама давала зеленый свет, показывая Барнсу, что он может прикоснуться, обнять, поцеловать. Черт, как он был благодарен, что сегодня именно такой день.       – Так, мне надо в душ, – с трудом оторвавшись от него, произнесла Ильяна, – а потом еще завтрак готовить.       – Завтрак подождет, – прохрипел Баки, с легкостью закидывая взвизгнувшую Ильяну на плечо, чуть не ударив ее при этом об стену, и двинулся в сторону спальни.       Он любил наблюдать, как она готовит, порхая у плиты, напевая под нос какую-нибудь румынскую песню. Баки либо стоял в дверном проеме, оперевшись на него плечом, пока она не заметит его и, смущенно вспыхнув, пролепечет о том, что завтрак готов. Либо он сидел за столом, покручивая в руке нож, пока Ильяна стоит к нему спиной и не видит этого, а когда девушка поворачивалась, ловко прятал его или незаметно клал на стол, косясь на Ильяну, которая ставила перед ним тарелку с едой. Ему нравилась ее стряпня. Так она это называла, недовольно пережевывая собственное блюдо, причитая, что передержала или недоварила, недосолила или переперчила.       Кофе варил только он, относясь к этому как к важному и серьезному утреннему ритуалу. Ильяна стояла рядом с ним, растрепанная, розовощекая, смущенно прикусывая распухшие губы, мелко разрывая над сковородой с омлетом петрушку, которую каким-то чудом Барнс сумел достать в прошлый свой выезд в город. Она не спрашивала, как он нашел этот дом, откуда у него машина, на какие деньги он покупает продукты и одежду. Баки бы и не ответил, сказав, что это неважно и она не должна об этом думать и беспокоится, у него все под контролем.       Барнс пытался держать все под контролем. Впервые за долгие десятки лет он был сам себе хозяин. Он мог делать что захочет и когда захочет, и никто не отдаст ему приказ, никто не посадит в кресло, чтобы в сотый раз стереть память, никто не посмеет запереть его в криокамеру до тех пор, пока его услуги не будут снова востребованы.       Тот жуткий чужак, убийца без чести и сострадания был забыт, похоронен под завалами прошлой жизни. Сейчас Джеймс Бьюкенен Барнс наконец-то мог признать, что живет, а не существует, со скрипом и болью переваливаясь через очередной день. Рядом с ним была та, которая видела в нем свет, даже в самое темное время и не отвернулась от него, приняла таким, какой есть. Он должен был заботиться о ней, это был его долг, прямая обязанность, приказ, который Баки отдал сам себе в ту ночь, когда Ильяна рассказала ему о своей семье, когда открыла ему свое сердце и душу. После того, как он бесцеремонно вломился к ней в квартиру, залив пол собственной кровью, подвергнув ее прямой опасности. Именно тогда Барнс понял, что не отпустит эту девушку, не позволит отобрать ее, лишить его этого луча надежды, проводника в ту новую, спокойную жизнь, о которой прежний Баки даже мечтать не посмел бы.       – Тебя подстричь бы, – Ильяна вырвала его из собственных раздумий, проведя пальцами по его волосам.       – Потом, – ответил он, перехватывая ее руку и прижимая ее к губам. Она снова не отстранилась. Какой чертовски хороший день. – Что ты вчера вечером напевала? Что это за песня?       Ильяна застонала, закатывая глаза. Барнс только легко улыбнулся, зная, как она не любит петь, но он не мог удержаться. Он любил ее голос.

Zagăiom mă co roma Co roma co barvală Io roma, io barvală Ciaşcu ciaiu na ciută. *

      Ильяна хоть и сопротивлялась, но в итоге всегда сдавалась и пела ему. Только теперь в глазах ее заблестела какая-то печаль. Песня напомнила ей о Румынии. Как давно она не слышала румынскую речь? Как долго не вдыхала родной воздух? Увидит ли она когда-нибудь еще Дымбовицу? Прогуляется по Старому Городу, заглянув при этом на городской рынок?       – Почему все твои любимые песни такие печальные? – голос Барнса прозвучал эхом, и Ильяна с трудом мыслями вернулась обратно в заснеженную Миннесоту.       – А других я и не знаю, – она пожала плечами, осторожно отнимая руку от его лица.       Барнс шел впереди, закинув на плечо винтовку, полной грудью вдыхая зимний воздух. Ильяна следовала за ним по пятам, то и дело проваливаясь в глубокий снег, мысленно проклиная Баки, который без труда преодолевал снежные препятствия.       Она с недоверием косилась на винтовку, словно она в любой момент сама по себе сможет выстрелить. Когда Ильяна нашла под подушкой Барнса пистолет, то закатила скандал. Баки недоумевающе глядел на разгоряченную девушку, которая, казалось, пребывала в ужасе оттого, что оружие находилось в их постели.       Кто бы знал, что эта девушка такая пацифистка. Но Джеймс смирился, пистолет перекочевал под кровать, другого варианта Баки не предлагал и стоял на своем, пока Ильяна не сдалась. Хорошо, что она не догадывалась о подвале, в котором мужчина хранил остальной свой арсенал.       Он как-то подумывал снова попробовать научить ее пользоваться оружием, но после этого случая понял, что это абсолютно невозможно. В какой-то момент Баки даже осознал, что не хочет видеть в ее руках пистолет. Ильяна не из его мира, жесткого, страшного, в котором нужно всегда держать палец на спуске. И он бы не хотел втягивать ее в это.       Они прогуливались до замерзшего озера Берч, просто огромного, как казалось Ильяне.       – Летом здесь, должно быть, также красиво, – произнесла Ильяна, оглядывая озеро.       – Хочешь тут до лета пробыть? – хмыкнул в ответ Барнс, подходя к ней ближе.       – А есть предложения?       Он пожал плечами, оглядываясь назад, словно проверяя, не следуют ли невидимые враги за ними.       – Мне неважно, где быть, – наконец ответил он, поворачиваясь к ней лицом, – главное, чтобы жизнь была спокойной и безмятежной.       Девушка так резко и громко рассмеялась, что с ближайшего куста сорвались в небо несколько маленьких, серых птичек, недовольно хлопая крыльями. Баки удивленно смотрел на нее, не понимая, чем вызвал такое веселье. Отдышавшись, Ильяна сквозь слезы сказала:       – Прости, просто это странно. Слышать такие слова от тебя.       – Что тут странного? – недовольно насупился мужчина.       – Я не могу представить тебя таким… безмятежным. Как ты по выходным стрижешь газон возле своего двухэтажного типичного американского домика. Носишь свитера ручной вязки, играешь с друзьями в гольф по четвергам, читаешь газеты и обсуждаешь с соседом через забор о повышении цен на бензин, – она улыбалась, подойдя к нему ближе. – Ты солдат, им был, им и останешься. Не надо заставлять себя искать умиротворения. Его не будет, это слишком скучно, это не твое. Ты пережил ад, Джеймс, я понимаю, ты хочешь теперь сбежать от этого как можно дальше. Просто… будь собой, и делай то, что хочешь.       Она перестала улыбаться, став серьезнее. А Баки неотрывно глядел в ее серые глаза, в которых еще ни разу не видел столько решимости.       – Если я ненавижу оружие, это не значит, что я буду ненавидеть тебя, если вдруг не, дай бог, тебе придется им воспользоваться. Посмотри на Стива. Вы похожи с ним, два солдафона.., – тут Джеймс ущипнул ее, наигранно возмутившись, а Ильяна снова рассмеялась. – Он тоже не может жить без этого всего. Стив нашел применение своим способностям, может, и ты когда-нибудь найдешь свое место?       – Предлагаешь мне влезть в яркую форму и попроситься к Мстителям? – он спросил это с улыбкой на губах, но глаза его были печальные, словно в этих словах был заключен какой-то тайный смысл, недоступный для Ильяны.       – Нет, – фыркнула она, а потом устало добавила. – Как хочешь, Барнс. Ладно, хочешь безмятежности, я за. Все будет, как ты скажешь. Я тебе полностью доверяю.       На берегу они заметили небольшое стадо оленей, которые повернули к ним свои головы, принюхались и побрели дальше. Видимо, Баки и Ильяна были для них как свои. Они успели смешаться с этим местом, стать тут хозяевами и добрыми соседями спокойной и гармоничной природе, которая покровительственно прятала этих двоих от внешнего мира.       В деревянном домике, окруженным километрами заснеженных пустошей, освещаемых одинокой желтой луной на ночном небе, раздавался ее крик, блаженный и отчаянный одновременно. Вокруг них не было ни души, поэтому они могли позволить себе быть оглушительно шумными. До звона в ушах, до дрожи стекла в оконных рамах.       Он все еще с трудом мог контролировать себя, мысленно обещая, что впредь будет нежнее, но каждый раз срывался, как обезумевший дикий зверь, проваливаясь в свои неутоленные желания, которые он стремился насытить.       Барнс терпеть не мог все эти меры предосторожности, эти способы защиты в маленьких картонных коробочках, вызывающих у продавщицы, у которой он их покупал, красный румянец на щеках. Ему казалось, что он уже забыл, как это делается, но тело все помнило прекрасно, инстинкты двигали им, задвигая куда-то на задворки осторожного Барнса, пробуждая жадное, рычащее и неугомонное животное. А Ильяна с восторгом и легким страхом поражалась, откуда в этом человеке может быть столько сил, столько страсти и желания.       Порой он был даже слишком груб, выматывал ее чуть ли не до потери сознания, но Ильяна не винила его. Ее саму накрывали те же чувства, которые девушка впитывала через разгоряченную влажную от пота кожу, не в состоянии бороться с таким вулканом эмоций, как Баки Барнс.       От тлеющего камина все еще шло тепло. В помещении, успевшем прогреться за день, и без того было жарко. Ильяна наблюдала как медленно поднимается и опускается его широкая грудь, как от металлических пластин на его плече отражается свет луны, пробивающийся сквозь неплотно прикрытую занавеску. На лице его застыло хмурое выражение, будто он был недоволен тем, что происходило в его сне. Барнс еле слышно вздохнул, и Ильяна невольно улыбнулась.       – Так и будешь таращиться на меня всю ночь? – внезапно спросил он, не открывая глаз.       – Ты вообще когда-нибудь спишь?       Он пробубнил что-то несвязное, приоткрыл глаза и недовольно поглядел на Ильяну.       – Что-то непохоже, – сказала она.       – Я просто всегда начеку.       – А кто же мне заливал о спокойной и безмятежной жизни?       – Так я спокойно и безмятежно начеку, – Барнс прижал ее к себе, сладко вздыхая.       Ильяна чуть приподняла голову и уткнулась носом в его, уже успевший стать колючим, подбородок.       – Джеймс?       – Ну что?       – Мне кажется, что я тебя люблю.       Он резко распахнул глаза, затаив дыхание, и повернулся к Ильяне, внимательно всматриваясь в ее лицо. Не шутит ли, не юлит, не обманывает?       – Мне тоже так кажется, – наконец ответил он, а сам почувствовал, как сердце некогда безжалостного солдата тает от одной лишь мысли, что кто-то все-таки сумел полюбить такого монстра, как он.       Ильяна была права, когда говорила о том, что Баки преувеличивает, называя Баббит городом. Однако, с трудом найдя в нем черешню, Барнс с довольным лицом вел машину обратно к их дому, представляя, как девушка завизжит от радости, увидев ягоды, а он, с наглой ухмылкой, напомнит об их споре и понаблюдает, как обиженная и растерянная Ильяна побредет на улицу пытаться слепить что-то из снега.       Он любил дразнить ее, наблюдая, как стремительно разгорается пожар негодования в глазах Ильяны, а потом сам же шел на попятную, прижимая девушку к себе, обещая, что больше так не будет делать. Она могла злиться на него то за резкую холодность и отстраненность, то за такую же резкую, веселость и нахальность, если бы сама не была такой же. Разница лишь в том, что Барнса преследовали порой призраки из прошлого, напоминая, кем он был совсем еще недавно, а Ильяна боролась с его же демонами, с которыми сталкивалась каждый раз, когда мужчина прикасался к ней.       Ночью ей снились кошмары. Вот расплата за его эгоистичное желание обладать ей, наплевав на способности Ильяны. Он проснулся оттого, что не почувствовал рядом с собой тепла ее тела, без которого, казалось, он уже и не мог заснуть.       Ильяна сидела в углу комнаты, обхватив прижатые к груди колени руками, качаясь из стороны в сторону, что-то совсем тихо и неразборчиво шепча себе под нос. Когда он подошел к ней и попытался взять за руку, девушка с легким вскриком дернулась от него, глядя на мужчину округленными и непонимающими глазами, словно она даже не узнавала его.       – Не трогай… умоляю, не трогай меня.., – прошептала она, сильнее вжимаясь в угол.       Улыбка медленно сползла с его лица, он угрюмо глядел на снежную дорогу перед собой, слушая легкий скрип снега под колесами его автомобиля. Баки не знал, как ей помочь, и его это бесило. Она больше не хотела говорить о способностях, становясь резко раздраженной, если он пытался поднять эту тему.       – Ты мне ничем не можешь помочь, – однажды ответила она, а потом быстро оделась и вышла из дома. Вернулась Ильяна через несколько часов, бледная, напуганная, заплаканная. Как бы он ни настаивал, она не сказала ему ни слова, просто легла на кровать и не вставала до следующего утра.       В такие моменты Баки чувствовал, как вокруг рушатся стены его идеального мира, который он собирал по кирпичикам и выстраивал вокруг себя. Он считал, что опасность может прийти извне, но как-то не подумал, что внутри их мирка все не так идеально, как Барнс полагал.       Подъезжая к домику, который с главной дороги невозможно было увидеть из-за густого леса, окружившего их убежище со всех сторон, если только ты не знал, где именно надо сворачивать, стоял темный внедорожник. Из трубы дома шел дым, вокруг никого не было.       Баки затормозил, как только заметил чужой автомобиль. Внутри у него сразу все заледенело. Он заглушил мотор, достал из бардачка пистолет, проверил обойму и, тихо выйдя из машины, стал оглядываться и прислушиваться.       Первым желанием было броситься в дом, найти Ильяну, убедиться, что с ней все хорошо, но инстинкты идеального солдата и стратега плотно въелись в его мозг. Сперва надо проверить местность, убедиться, что нет засады. Баки осторожно подошел к незнакомому внедорожнику. Номера Миннесоты, явно взята напрокат, в салоне на пассажирском сидении лежал железный термос, ключей в зажигании не было.       Почти стопроцентная вероятность, что незнакомец сейчас в доме. Барнс двинулся дальше, держа наготове пистолет. Он пригнулся, подобравшись к окну, выходившему на кухню. В помещении говорил один человек, голос женский, ее голос. Баки прислушался.       – Он сам сказал, что это.., – до него доходили обрывки фраз, не передающие совершенно никакого смысла или интонации. – … нет, я не хочу ему рассказывать… и так плохо… я сказала, что это мое дело…       Джеймс двинулся ко входу, ему совсем не нравилось то, что происходило. Он замер у двери, снова прислушиваясь к голосу Ильяны. Теперь он звучал четче и громче.       – Мне хуже, это все, что я знаю. Мистер Старк обещал, что найдет решение, найдет источник. А это… это просто бред… нет, я не хочу, чтобы все знали…       Баки резко толкнул дверь, и та послушно, но истошно скрипнув, поддалась ему. В протопленное помещение ворвался морозный воздух. Ильяна, которая стояла возле стола лицом ко входу, вздрогнула и, увидев на пороге Джеймса, резко замолчала, пряча за спину какую-то серую папку.       Незнакомец сидел на стуле спиной ко входу. Услышав скрип двери, он повернулся на шум, и в его голубых глазах не смогла скрыться радость. Стив Роджерс, в синем свитере и намотанном на шею шарфом, приветливо улыбнулся Баки.       Ильяна продолжала испуганно смотреть на вошедшего Барнса, который, медленно закрыв за собой дверь, прошел вперед, убирая пистолет в карман своей куртки. Однако, Стив сразу почувствовал, что Баки не до него в данную секунду. Джеймс сверлил Ильяну недоверчивым и каким-то странным взглядом. И только тут Капитан понял, что Баки вполне мог услышать его разговор с Ильяной.       Он повернулся к девушке, которая отчаянно сжимала в руках за спиной тонкую папку, продолжая глядеть на Баки. Черт возьми, ей все равно пришлось бы все рассказать рано или поздно, так чего же она медлит?       – Немедленно скажи, что ты скрываешь от меня, Ильяна, – прорычал Баки, и в голосе его явно звучали яростные нотки, заставившие поежится даже Роджерса.