Муки любви

«Нет, Сейя твой отец, Малышка!». Вранье. Жалкое вранье. «Да, Мамо-чан был лишь проходимцем, Малышка!». Абсурд. Очевидный абсурд. – Я здесь. Тихий шепот коснулся чутких ушей. Ласково. – Я рядом. Теплые руки коснулись холодных рук. Нежно. – Я… Дальше слушать нет совершенно никаких сил. Именно сейчас. Силы пропали. Боязно. Стыдно. Тошно. Она ведь ждала его. Она ведь перестала ждать его. Она ведь сделала свой окончательный выбор!.. Сон. Пустой. Ничего незначащий сон. Их с Сейей совместная спальня отделана светлыми, хладными, тонами, от них на сердце пусто - все чувства, будто заперты на замок. Каждое утро Усаги распахивала глаза цвета потухшего неба в ледяном царстве и на целую минуту замерзала, с громадным усердием пытаясь осознать, где она. Часы с кукушкой. Она не в доме своих родителей - это первое. Смех дедушки Рей. Она точно не храме Хикава - второе. Аромат роз. Она абсолютно точно не в квартире Мамо-чана - третье. Она и не в комнате Ами… Макото… Минако - четвертое… пятое… шестое. Она даже не в том жилище, которое снимали Харука с Мичиру, когда заявилась сообщить им, что выходить замуж за Сейю. Уран тогда мягко изрекла: «Подумай-ка еще разочек хорошенько, Принцесса, сие пойдет Вам на пользу». В этом явственно слышалось жесткое, непоколебимое: «Попрощайся, наконец, Принцесса!» [1]. Не уловила призыва. Попала в рутину серости. Они в браке уже почти семнадцать лет. У них есть взрослая жизнь, там проходила значительная часть дня. Они до сих пор не ведали о привычках друг друга. У них нету общего любимого места, любимой мелодии, общего любимого блюда. «Ах-х, ну да, все верно!». Усаги моргнула и вспомнила, - и тут главное снова не забыться: как порой, давным-давно, она невесомо водила пальчиком по щетине на щеке Мамору, потом вставала, а он томно бормотал в подушки и умиленно просил остаться с ним. «Тебе от меня никуда не деться! Я тесно прилипла к тебе, Мамо-чан!». «Навсегда?». «Навсегда!» «Правда?». «Правда!». «Прекрасное будущее, Усако!». Не вышло. Они завтракали. Мама. Папа. Лапочка дочка. Этакая идиллия. У Цукино всегда вкусная гора блинчиков, подобно солнышкам. Ее родители - Кенджи и Икуко - союз из крепко-накрепко сцепленных деталек конструктора "Lego": озеро, "Ai wa Maboroshi" песня Оонуки Таэко, лимонный пирог. У Коу же вечный запах подгорелой яичницы, чем-то сродни пепелищу. Ее семья фикция. Они собирались. Милое дитя вовсю спешило в лучшую школу страны. Усаги весьма старательно помогала супругу. Поправляла манжеты рубашки. Лацканы пиджака. Узел галстука. Ей совсем несложно - так она привыкла ухаживать за Мамо-чаном, - этим компенсировала неизменные промахи с готовкой еды. Затем укладывала растрепавшую прядь волос. А после стирала зубную пасту с подбородка. И, под занавес, молвила обыденную фразу: «Хорошего дня!». Все. Неправильно. В придачу. Правильно. Они целовались. Уединенная романтика. Медленно и с чувством. Поцелуй… …Усаги вставала на цыпочки и тянулась к его губам. …Сейя клал ладони на плечики супруги и наклонялся к ее губам. Это нескрываемо похоже на то, что было с Мамору. Это одновременно очаровательно и больно. И если воспоминание особо мощно, она убегала на набережную. «Я - Усаги Цукино. Мне шестнадцать лет. Я учусь в первом классе старшей школы. Я немного резкая. А еще я плакса. Но на самом деле я, борец за добро и справедливость, Сейлор Мун» [2]. Здесь кричала до хрипоты. Пока голос не пропадал вовсе. Ибо ей уже не шестнадцать лет. Она закончила школу. Тихая. Слезы… Ну какие слезы в счастливом браке. И на самом деле она не прекрасная воительница Луны. Каждый вечер Усаги возвращалась обратно. В дом, где Сейя. В кухню, где тихо. Так тихо, что она отлично различала приятную ругань соседей - у молодой парочки вовсю бушевало неугасимое пламя страсти. Пение птиц. Свои мысли, которые стремительно покидали голову, безудержно срывались с языка и звонко простукивали по идеально чистому кафелю. – Нам нужно расстаться. Нам нужно развестись. – Почему? – раздалось тихое. – Потому что я никогда не отведу тебя в магазин "OSA-P "! – доведенная до полного отчаяния Усаги отвечала честнее, чем здравомыслящая. – Потому что я никогда не поставлю тебе "Moonlight Densetsu"! Потому что я никогда не приготовлю тебе печенья [3]! Она не пренебрегала страхом. Она напрямую констатировала факты. Ведь это все Мамору. И Усаги ушла. Просто ушла. Качели вверх. Качали вниз. Близилась ночь. Городской парк. Студено. В воздухе опять-таки царила морось. – А далее, то, что, Принцесса? – с любопытством вопросила Харука. Слежка оправдала себя. – Ничего. Ради Чибиусы. Ничего. Я переволновалась. Я вернусь домой. К Сейи, – чеканили категорично. Уран в изумлении изогнула тонкую бровь. Пусть Марс и поверяла [4]. Усаги, Сейлор Мун, Лунная принцесса, Мессия, Свет надежды, - но даже она не в силах превозмочь хрупкость и деликатность человеческой сущности. Всех этих внутренних демонов: тягостным сомнениям, терзающим душу; дикому ужасу, от коего перехватывало дыхание. – Чего Вы боитесь, Принцесса? Глаза цвета свинцового неба закрылись под пытливым и слишком уж твердым взором. – Я всего боюсь. Вдох. Выдох. – Я боюсь, что этого будет недостаточно. Глубокий вдох - горячие струйки влаги на мгновение согрели ее. «А я не хочу сражаться. Я не хочу больше сражаться…» [4]. – Я боюсь, что его жертва будет напрасной. Я боюсь, что все делаю неверно. Я боюсь, что каждая наша с ним встреча станет последней. Я боюсь, что для нас нет больше будущего, следующего раза. Я боюсь подвести его, что буду плоха в своих действиях, некомпетентна, безрассудна, упряма, что приму губительные в дальнейшем решения. «…из-за этой слабохарактерной девчонки погиб Мамору…» [4]. Видение будоражило. Напоминало. Она трусиха. Она отступала. Глубокий выдох - громко и горько зарыдала, вновь сковывая сердце толстым слоем льда. Ветер, завидев знакомый силуэт, усмехнулась. И стремглав помчалась прочь. – Я здесь. Тихий шепот коснулся чутких ушей. Ласково. – Я рядом. Теплые руки коснулись холодных рук. Нежно. – Я… Дальше слушать нет совершенно никаких сил. Именно сейчас. Силы пропали. Боязно. Стыдно. Тошно. Она ведь ждала его. Она ведь перестала ждать его. Она ведь сделала свой окончательный выбор?.. – Пожалуйста. Прошу. Нет. – Усако. Внизу живота у нее сжалось, но скорее, сладостно. Она вспомнила ощущение горячих ладоней на своем теле. Его ладоней. Веки сжались плотнее. Нельзя. Ей нельзя. Им нельзя. До дна. До боли. До стона. – Тропинка, по которой я иду, я должна пройти одна, Маленькими детскими шажками, пока не выросту, Окончательно не выросту. Сказки не всегда бывают со счастливым концом, разве не так? Я вижу темное будущее впереди, если я остановлюсь. Сглотнула. Продолжила: – Пора становиться взрослой девочкой, А большие девочки не плачут, Не плачут, не плачут, не плачут [5]. А в действительности, пожалуйста-будь-здесь-со-мной-навсегда. Он, хмыкнув (все-таки Усако жена музыканта), аккуратно высвободил одну ее руку. Затем то же самое проделал со второй рукой. И не желая уступать (не теперь, когда боль не страшна, когда от трех слов или десяти букв ему не страшно), запел: – Я был одинок, пока не полюбил тебя. Я жил жизнью потерянного мальчика, И это все, что мне было знакомо. Каждое утро солнце встало и тьма расступалась. Я жил жизнью потерянного мальчика, И это все, что мне нужно было сказать [6]. – Мамо-чан… Усаги испуганно открыла чистые голубые глаза - это же был Мамору. Единственная константа в ее жизни, не считая, разве что, Малышки. А дочка?.. А дочка б поддержала, обязательно поддержала! – Чтобы ты после не говорила, что не оттолкнула меня только потому, что я удерживал тебя. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, УСАКО! Он обхватил ладонями ее заплаканное личико и поцеловал. Она тоже всегда будет любить его, и ничто не способно этого изменить. Его красивого и удивительного, нахального парня, которого повстречала когда-то у магазинчика Нару, который не позволит ничему уничтожить себя. Никакой тьме. Никакому врагу. Потому что Мамо-чан сильнее всего этого, как и она, и вместе они смогут пройти через любые перипетии уготованные судьбой. Несмотря ни на что. Вместе. Усаги не может без Мамору. – Я всегда думала о нем, – голос сорвался, из ясных очей потекли крупные капли слез. Ее колючие слова ранили, и это было чудовищно. – Вместе - мы сможем все.* Она не произнесла - ей жаль. Потому что не была уверена, кого именно ей жаль. Сейю или себя. И Усаги уходила. Уходила от него к нему. Сейя не может без Усаги. – Мама, что, ушла? Отец убрал ладони от лица. Обернулся. – Что? Нет. По графику у нее сегодня ночная смена. Она ушла на работу. Все хорошо. – Вы с мамочкой, наверное, полагаете, что я глупая, папа. Розовые очи дочки смотрели угрюмо и настороженно. Отец дернулся. Отчего-то в памяти всплыли строчки - учитель литературы в университете крайне любил цитировать "Натюрморт" Бродского: Это абсурд, вранье: череп, скелет, коса. «Смерть придет, у нее будут твои глаза». «Нет! Моя дочка не способна убить!» – безумные мысли яростно гнали вон. «НО ОНА НЕ ТВОЯ!», – прозвучало глумливым тоном в голове Сейи. – Все хорошо, – повторил отец дочери. – Все хорошо, – сдержанно для вида. Жалкое вранье. Очевидный абсурд. Но как до безумия хотелось в это верить. А Мамору?.. Неужели готов пойти на риск?.. Неужели готов накликать беду?.. Неужели?.. [1] - 195 серия или 29 серия 5 сезона; [2] - 200 серия или 34 серия 5 сезона; [3] - вариация медальона + Sailor Moon SuperS: The Movie; [4] - 35 серия или 35 серия 1 сезона; [5] - использован перевод песни Fergie - "Big Girl Don’t Cry"; [6] - вариация песни Computer Games - "Lost Boys Life".